Исследования - комментарии - ссылки

Грета Ионкис

Очки, отшлифованные Барухом Спинозой

"При чтении Спинозы нас охватывает то же чувство, что и при созерцании великой природы в её пронизанном жизнью покое. Лес возносящихся к небу мыслей, цветущие вершины которых волнуются в движении, меж тем как непоколебимые стволы уходят корнями в вечную землю. Некое дуновение проносится в творениях Cпинозы, поистине неизъяснимое. Это как бы веяние грядущего. Дух еврейских пророков ещё покоится, быть может, на их позднем потомке. При том в нём чувствуется сосредоточенность, какая-то самоуверенная гордость, какая-то величавость мыслей: она также кажется унаследованной, ибо Спиноза принадлежал к тем семьям-мученикам, которые в те годы изгонялись ультракатолическими королями из Испании. С этим сочетается ещё терпение голландца, также никогда не изменявшее этому человеку ни в жизни, ни в его произведениях". Таким предстаёт Спиноза и его учение в очерке Генриха Гейне "К истории религии и философии в Германии".
Барух Спиноза (правильнее д'Эспиноза, 1632-1677), один из величайших философов мира, родившийся и умерший в Голландии, по крови и воспитанию был евреем. Он не перестал им быть и после херема (проклятия, отлучения от общины), который был наложен на него в 1656 году. Отлученный Спиноза не перешел в христианство. Многое в его жизни, полной перипетий, загадочно. Сама его личность окружена легендами, которые при ближайшем рассмотрении являют свою несостоятельность. Репутация безбожника и опасного "матерьялиста", тянущаяся за ним, как шлейф, из века в век, обеспечила терпимость ревнителей советской идеологии, его не "клевали", как философов-идеалистов, начиная с Платона и кончая Лосевым, но его и не читали.
Стоит вчитаться в работы Спинозы - и эта ложная репутация рушится. Теорема 15 его знаменитой "Этики" звучит так: "Все, что только существует, существует в Боге, и без Бога ничто не может ни существовать, ни быть представляемо". Согласитесь, назвать атеистом человека, написавшего эти слова, можно лишь по злому умыслу. А Спиноза не просто выдвигает тезис, но доказывает свою теорему, используя при этом привычную терминологию своих противников-схоластов: все эти субстанции, модусы, акциденции, бесконечные величины. К этим терминам прибегал и его ближайший предшественник, восставший против догматической схоластики Декарт, которому Спиноза многим обязан.
Почти все задаются вопросами: в чём причина отлучения и каковы его последствия? Юный Спиноза блестяще закончил в Амстердаме общинную школу, которая славилась в еврейском мире. Он прекрасно знал Библию, Талмуд, религиозную философию, древне-еврейскую поэзию. Не забудем, что среди его сочинений имеется "Очерк грамматики еврейского языка". Вне школы он изучал, помимо родного испанского, португальский ( в ту пору - язык общины), голландский и латинский языки. Посещая школу латинского языка известного вольнодумца ван ден Энде, он основательно изучил математику и естествознание, приобщился к основам древнегреческого языка. Латинский язык вывел Спинозу за пределы иудаизма, на латинском написано его раннее сочинение "Краткий трактат о Боге, человеке и его счастье" (1658 - 60). Он станет зачинателем библейской критики, опередив тюбингенскую школу на два столетия. Забегая вперёд, можно сказать, что, подвергнув Священное Писание историческому исследованию, Спиноза пришел к заключению, что Библию нельзя рассматривать как слово Божье, продиктованное Богом. Это, по его мнению, человеческий документ, составленный разными авторами, в разное время и при различных обстоятельствах. Но она остаётся словом Божьим в истинном значении этого слова, т.е. в том смысле, что в ней проповедуется истинная религия. А сущность религии заключается, по его мнению, не в следовании догмам, не в строгом соблюдении обрядов, но в любви к Богу. Лучшее выражение этой любви - благочестие и послушание, ведущие к добродетельной жизни. Эти мысли он изложит в своем "Богословско-политическом трактате" (1670) и разовьёт в "Этике" (издана после его смерти в 1677 году).
Крамольные идеи бродили в его голове с юности, и он делился ими с друзьями. Смелость и независимость мысли и суждений молодого философа, видимо, навлекли на него гнев всемогущих общинных старейшин. В обосновании херема говорится, что Спиноза распространял чудовищно ложные учения и не поддавался никаким увещеваниям. Действительно, не в его характере было отступаться от того, что он считал правильным. В ту пору херем в испано-португальских общинах был частым явлением, херем был средством поддержания дисциплины, им наказывали и за меньший грех нежели инакомыслие (а таковым в глазах равинов-ортодоксов являлось отступление от буквы Талмуда). Любое неповиновение грозило отлучением от общины. И далеко не каждое отлучение заканчивалось столь трагически как в случае с Уриэлем Акостой.
Спиноза в отличие от несчастного Акосты, не был в Голландии чужаком, и то, что соплеменники от него отвернулись, не сделало его изгоем. В Амстердаме он был душой кружка образованных людей, куда входили врач и писатель, лютеранин Мейер и доктор медицины Боуместер, доктор Шуллер, родом немец, и купец Иеллес, владелец типографии и книжной лавки Ян Риувертс и Симон де Фрис. Последний предложил сделать Спинозу своим наследником. Философ отклонил предложение, однако согласился принимать от друга 300 гульденов ежегодно . Кружок "спинозистов" продолжал изучать и пропагандировать идеи учителя (а учитель был подчас моложе своих последователей!) и после его отъезда из Амстердама. Изгнанный из города по требованию руководства общины, Спиноза поселился неподалеку в деревушке Оверкерк, где его поддерживали друзья. Здесь он провёл несколько месяцев, после чего вернулся в город. Чем жил Спиноза в дальнейшем? Не желая всецело зависеть от друзей (отец его умер за два года до отлучения, и связи его с семьей оборвались), он научился шлифовать стёкла и достиг такого мастерства, что оптики охотно покупали его товар. Остальное время было заполнено научными и философскими занятиями.
Спиноза унаследовал от рано умершей матери хрупкое здоровье (туберкулёз), он знал о своей болезни, потому отказался от мысли жениться, вёл жизнь скромную и размеренную. Бедность не угнетала его, он научился довольствоваться малым, более всего ценил возможность познания и независимого труда. Ценя уединение, он не был анахоретом, он был любезным, благовоспитанным, полным достоинства человеком, общения с ним искали. В Амстердаме он провёл четыре года, покинул его добровольно в 1660 году, три года прожил близ Лейдена, а затем переселился в предместье Гааги.
В Амстердаме в 1663 году были опубликованы "Основы философии Декарта", единственное произведение, которое вышло при жизни автора под его именем. Финансировал издание Иеллес, а предисловие написал Людовик Мейер, разъяснив особенности "геометрического метода " Спинозы. Книга выросла из лекций, которые он читал единственному ученику (бывают же такие счастливчики!), студенту теологического факультета Лейденского университета, сыну зажиточного амстердамского купца, который ради постоянного общения поселился в одном доме с философом.
Почему именно о Декарте вёл Спиноза беседы со своим учеником? Великий философ, математик, физик и физиолог Рене Декарт (1596-1650), всемирно известный своим постулатом: "Cogito, ergo sum" ("Мыслю, следовательно, существую"), был старшим современником Спинозы и в известной степени соотечественником. Француз по рождению, Декарт всю сознательную жизнь провел в Голландии, по образованию и благосостоянию превосходившей в ту пору европейские государства. Тихая, молчаливая страна была подходящей почвой для занятия философией. Её республиканское устройство способствовало свободомыслию. Учение Декарта, его "новая философия" (в её основе - дуализм души и тела, "мыслящей" и "протяженной" субстанций) завоевали умы голландской профессуры. Не только в голландских, но и в бельгийских и ближайших университетах Германии философия была преобразована в духе учения Декарта. Не занимая кафедры, он первым заявил о самостоятельности философии как науки. До этого философию изучали как придаток теологии, курсы богословия и философии читали одни и те же профессора.
Философия Декарта способствовала рождению Спинозы-философа. Он развил идеи Декарта; пытаясь решить вопросы, поставленные гением Декарта, он создал собственную систему философии. У Декарта он заимствовал математический метод изложения, который придал его сочинениям жёсткую форму. О Боге, о душе, о человеческих влечениях он пишет так, как если бы речь шла о линиях, поверхностях, телах. Гейне считал геометрическую аргументацию недостатком Декарта и Спинозы. Но математика из всех наук была в ту пору наиболее чтимой.
При параллельном чтении сочинений двух философов выявляются и различия позиций: в то время как Декарт придерживался дуализма, исходил из предпосылки существования двух субстанций - материи и духа, или бытия и сознания, Спиноза был монистом, т.е. отстаивал принцип абсолютного их единства. Согласно его учению, бытие и мышление - атрибуты одной субстанции, имя которой - Бог. Мир, по Спинозе, тождествен Богу. Бог деистов правит миром сверху, как системой , отдельной от него. Бог пантеиста Спинозы пребывает в самом мире, ибо он и есть мир.
Идея монизма не нова. Спиноза мог почерпнуть её из еврейской философии. Хотя его пантеистическая система противоречит традиционным еврейским верованиям (как еврей, разошедшийся с ортодоксальным иудаизмом, он попал в монографию Льва Полякова "История антисемитизма"), он стоит в ряду еврейских философов нового времени, открывая ряд либеральных интерпретаторов иудаизма. Его идеи сложились под влиянием средневековых еврейских мылителей. Иоэль в своей книге "К генезису учения Спинозы" (1871) указал на зависимость Спинозы от религиозного еврейского философа Хасдая Крескаса, жившего в Барселоне в ХIV веке и поколебавшего непогрешимость аристотелевского учения. Бог, согласно Крескасу, есть абсолютное добро, и природа его состоит в вечном излучении благости. Здесь учение Спинозы и Крескаса пересекаются. Еврейских источников, откуда мог черпать Спиноза, немало. Крескас полемизировал с Маймонидом, выдающимся философом ХII века, а Спиноза его не раз сочувственно цитирует. Маймонид утверждал единство Бога, полагал, что Бог есть субстанция, а материя и дух - его творение. Греческая философия признавала первичную материю субстанцией наряду с Богом. Маймонид, возражая Аристотелю, поставил материю в подчиненное положение по отношению к Богу.
Ещё дальше пошёл еврейский мыслитель ХII века Гебироль, которого называют "еврейским Платоном", идеи которого были знакомы Спинозе через каббалистику. Гебироль утверждал, что материя есть эманация Бога, а потому ей присуща и духовность, но она менее духовна, чем мир интеллекта.
Спинозе были известны и теории сторонника Аристотеля Герсонида, еврейского философа, астронома, математика и врача ХIV века, под высказыванием которого: "Тора не может запретить нам считать верным то, признания чего требует наш разум" - он готов был подписаться. Герсонид в свое время также был объявлен еретиком, что делало его особенно близким "маленькому еврею из Амстердама" (Гейне). Долг Спинозы еврейской философской мысли сильнее всего скажется в главном сочинении - в "Этике". В книге о Декарте он показал себя его продолжателем. При меньшей научной эрудиции он обладал большей последовательностью, чем Декарт, у него сильнее было развито интуитивно-мистическое начало.
Везде Спинозу окружали друзья и почитатели, среди них встречались и знатные люди, и настоящие ученые, один из них - естествоиспытатель Христиан Гюйгенс, с которым Спинозу сближал интерес к Декарту и к механике (к тому же Гюйгенс умел отлично шлифовать оптические стёкла). По приглашению французского правительства (почитай самого Людовика ХIV) Гюйгенс переехал в Париж, где стал членом только открывшейся Академии наук, но связь со Спинозой продолжалась.
Близким другом Спинозы был Генрих Ольденбург, княжеского рода, представлявший Нижнюю Саксонию в Англии и ставший ученым секретарем лондонского Королевского общества (иначе Академии наук). Он посетил Спинозу в его скромном сельском жилище, их переписка длилась семнадцать лет. "Люби меня, как я тебя люблю", - заканчивает Спиноза одно из писем к Ольденбургу. Ольденбург всего на три месяца пережил своего задушевного друга.
Значительную роль в жизни Спинозы сыграл Ян де Витт, лидер республиканской партии, вставший во главе Голландии в очень неспокойное время, в 1653 году. Страна только вышла из войны с кромвелевской Англией, ущерб был велик. Неожиданная смерть Вильгельма II, лидера партии принцев Оранских, позволила прийти к власти республиканцам. Ян де Витт и его старший брат Корнелиус сумели добиться экономического подъёма Голландии и победы в новой войне с Англией, где в это время королевская власть была уже восстановлена. Это возбудило зависть и алчность французского короля Людовика ХIV. Вначале его войска заняли Фландрию (по сей день жители старинного Брюгге не могут говорить спокойно об этих событиях), затем Король-солнце вторгся в Голландию и захватил её треть, обосновавшись в Утрехте. Растерявшегося Яна де Витта отстранили от власти, власть перешла к молодому принцу Оранскому, который и впрямь стал спасителем отечества. Оранжисты распространяли клеветнические слухи об измене Яна и Корнелиуса де Витт, и они были растерзаны науськанной озверевшей толпой. Случилось это 29 июня 1672 года чуть ли не на глазах Спинозы. Это был едва ли не единственный случай, когда он плакал в отчаянии.
Общение с мудрым правителем, каким, несомненно, был де Витт, его покровительство помогли Спинозе закончить и анонимно (!) опубликовать "Богословско-политический трактат". Ради этого он переехал в Гаагу в 1670 году. Его сосредоточенность на Ветхом Завете и истории еврейского народа, библейская критика дали основание думать, что трактат написан в ответ на наложенный на него херем, однако последующие исследования доказали безосновательность предположений. Спекулятивный склад ума, созерцательность Спинозы не отменяли его интереса к современности. Между тем, злобой дня являлось вторжение кальвинистского духовенства в государственную жизнь и его претензии на исключительную и руководящую роль в области умственной жизни. При этом свои непомерные притязания церковники основывали на авторитете Ветхого завета, к которому они апеллировали, себя же они уподобляли библейским пророкам. Спиноза, живший в стране, которой управляли свободомыслящие и веротерпимые люди, понимал опасность партии оранжистов, которую поддерживали клерикалы, потому он выступил против иерархов церкви в интересах свободной общественности. Направляя свою критику на библейских пророков, Спиноза метил в кальвинистов. Целью трактата было раз и навсегда установить отношения между религией и разумом, государством и церковью. Спиноза доказал, что философия не имеет ничего общего с теологией и никак не может быть её прислужницей. Он отстаивал свободу мысли, свободу совести. Религия, которой он не отрицал, есть в его философско-этической системе религия разума.
Макс Даймонт в своей книге "Евреи, Бог и история" пишет: "Еврейский психиатр Зигмунд Фрейд приподнял завесу над тайнами человеческого разума. Открытие психоанализа революционизировало все представления человека о самом себе и об отношении духа к материи. За три столетия до Фрейда еврейский философ Барух Спиноза провозгласил освобождение философии от мистики, открыв тем самым путь к рационализму и современной науке".
Книга Спинозы вызвала в Европе настоящую бурю. Ярости богословов не было границ, они первыми обвинили анонимного автора в атеизме: "Автор построил здание своего атеизма с искусством сатаны". Картезианцы поспешили отмежеваться от сочинения, чтобы снять с себя ответственность. Переведенная на голландский язык, книга была запрещена и конфискована сразу же после издания в 1671 году. Спустя три года она была осуждена специальным указом нового правителя. Продолжая работать над "Этикой", Спиноза не раcсчитывал увидеть её опубликованной. Она была известна в рукописи его ученикам и друзьям.
Тем не менее известность Спинозы росла. Неожиданно он становится объектом внимания двух монархов Европы. Спустя три недели после гибели братьев де Витт принц Конде, главнокомандующий французскими оккупационными войсками, приглашает Спинозу в Утрехт, где ему обещают высокое покровительство при условии, что он посвятит одно из своих сочинений французскому монарху. Ответив, что он посвящает свои сочинения только истине, Спиноза возвращается в Гаагу. Полгода спустя он получает предложение курфюрста Пфальцкого занять место ординарного профессора философии в Гейдельбергском университете. Профессор богословия Фабрициус в письме, написанном по поручению Карла Людовика, обещает: "Вы будете пользоваться совершенной свободой философствования; он (курфюрст - Г. И.) только надеется, что вы не злоупотребите этой свободой для подрыва и нанесения вреда господствующей религии". Но и это лестное предложение Спиноза отклоняет.
"Этика, доказанная в геометрическом порядке" состоит из пяти частей, в которых трактуется I. О Боге II. О природе и происхождении души III. О происхождении и природе аффектов IV. О человеческом рабстве или о силах аффектов У. О могуществе разума или о человеческой свободе.
Пантеистическое мировоззрение Спинозы рационалистично, т.е. это воззрение, видящее в разуме сущность человека. Определяя смысл человеческой жизни, а ради этого пишется книга, Спиноза исходит из понятия Бога. Завершая первую часть своего труда, "окаянный безбожник" Спиноза пишет: "Я раскрыл, таким образом, природу Бога и его свойства, а именно - что он необходимо существует; что он един; что он существует и действует по одной только необходимости своей природы; что он составляет свободную причину всех вещей и каким образом; что всё существует в Боге и таким образом зависит от него; что без него не может ни существовать, ни быть представляемо; и, наконец, что всё предопределено Богом и именно не из свободы воли или абсолютного благоизволения, а из абсолютной природы Бога, иными словами, бесконечного его могущества".
Бывшие граждане страны Советов, "мы диалектику учили не по Гегелю", а потому многие положения спинозовой "Этики" повергнут нас в изумление. Читателя подстерегает там много неожиданных открытий.
Человеческая душа, по Спинозе, есть часть мировой души. Человек не способен действовать по свободной воле, ибо все его поступки (как, впрочем, и бездействие) определяются единым, всеобъемлющим бытием, иначе говоря - Богом. По формальной логике, Спиноза вроде бы приходит к полному отрицанию нравственности, поскольку отсутствует ответственность за действия. Но плодотворность теории Спинозы для этики как раз и заключалась в том, что он различал разумные действия и действия под влиянием аффектов. Человек, подчиненный аффектам, или страстям души, несвободен в своих действиях. Причиной аффектов - вражды, зависти, страха, скорби и др. - являются заблуждения, невежество. Чтобы достичь свободы, нужно совершенствовать свой разум. Свобода заключается в познании, в укрощении аффектов, наконец, в успокоении души, которое рождается от созерцания Бога. Истинное познание природы страстей освобождает и исцеляет от них, так достигается свобода.

Вот некоторые из "теорем" Спинозы:

Любовь и желание могут быть чрезмерны.
Весёлость не может быть чрезмерной, но всегда хороша, и наоборот - меланхолия всегда вредна.
Ненависть никогда не может быть хороша.
Аффекты превозношения и презрения всегда дурны.
Величайшее самомнение или самоуничижение есть величайшее незнание самого себя.
Объятый самомнением любит присутствие прихлебателей или льстецов, присутствие же людей прямых ненавидит.
Кто руководствуется страхом и делает добро для того, чтобы избежать зла, тот не руководствуется разумом.
Сострадание в человеке, живущем по руководству разума, само по себе дурно и бесполезно.
Раскаяние не составляет добродетели, иными словами, оно не возникает из разума; но тот, кто раскаивается в каком-либо поступке, вдвойне жалок и бессилен.
Человек свободный ни о чем так мало не думает, как о смерти, и его мудрость состоит в размышлении не о смерти, а о жизни.
Человек свободный, живущий среди невежд, старается, насколько возможно, отклонять от себя их благодеяния.
Одни только люди свободные бывают наиболее благодарными по отношению друг к другу.
Человек, руководствующийся разумом, является более свободным в государстве, где он живёт сообразно с общими постановлениями, чем в одиночестве, где он повинуется только самому себе.

Уверена, что некоторые из теорем вызовут недоумение, несогласие, в частности осуждение раскаяния и сострадания как неразумных и недобродетельных аффектов. Но это вполне в духе Спинозы: он считал, что человеколюбие должно проистекать из разума, а не из аффекта. Самое интересное следить за доказательствами теорем, не стану лишать читателя этого удовольствия. Читайте "Этику" Спинозы!
Спиноза учит нравственному совершенствованию. В его основе - знание и познание. Познание сопряжено, по его разумению, с радостью и блаженством. Блаженство - это не награда за добродетель, это сама добродетель. Высшее блаженство заключено в усовершенствовании общества, которое должно заботиться о духовном и телесном здоровье своих граждан, особенно молодёжи. Спиноза первым стал создавать не только индивидуальную, но социальную этику, при этом он принадлежал к философам, которые объясняли мир и никогда не претендовал на то, чтобы изменить его. Он не давал конкретных рекомендаций. В нескольких теоремах он представил тип будущего общества с его требованиями гуманности и справедливости. Нынешняя модель западной цивилизации учла эти фундаментальные идеи Спинозы, но лишь в самом общем виде. Современный мир озабочен и обеспокоен духовным и телесным здоровьем / нездоровьем молодёжи. Непохоже, чтобы те, от кого зависит усовершенствование общества, достигли сегодня хотя бы первой ступени блаженства. Правда, Спиноза в том неповинен.
Спиноза в своей "Этике" знал лишь Бога и человечество, в ней не осталось места национальным различиям. По словам Альберта Эйнштейна, Спиноза был творцом "космической религиозности". Но в глазах несведущих потомков он прослыл атеистом.
Интерес к Спинозе пробудился в Германии в конце ХVIII века. К тому времени немецкие философы переросли деизм, который ещё находил поддержку у французских энциклопедистов, в частности у Вольтера, насмехавшегося над Спинозой. В 1785 году президент Баварской академии, религиозный философ Фридрих Якоби, в ту пору ещё близкий друг Гёте, опубликовал трактат "Об учении Спинозы. Письма господину Мозесу Мендельсону", предварив его гётевским "Гимном о Прометее". Якоби изложил в трактате свой последний разговор с Лессингом, во время которого он прочёл мэтру гётевского "Прометея".
"Лессинг: Позиция, с которой написано это стихотворение, - это моя собственная позиция. Ортодоксальные представления о Божестве теперь уже не для меня. Я не могу ими довольствоваться. Одно и всё. По-иному я не мыслю. То же имеется в виду и тут. Должен сказать, что стихотворение мне очень нравится. Я: Значит, Вы более или менее согласны со Спинозой? Лессинг: Если надо быть согласным с кем-то, то я не мог бы назвать никого другого".
Мендельсон, друг Лессинга, из желания защитить его от обвинений в атеизме возразил Якоби. Разгорелся спор. Гёте в письме Якоби пишет: "Гердера (немецкий историк, философ-просветитель - Г.И.) очень развлекает мысль, что я по этому случаю пойду вместе с Лессингом на костёр". Гердер не раз отмечал "зацикленность" Гёте на Спинозе: "Хоть бы раз Гёте взял в руки какую-нибудь другую латинскую книгу, кроме Спинозы!" Гёте был не одинок в своём увлечении: пантеизм стал тайной религией молодых поэтов и философов - романтиков. Их время не за горами. В "споре о пантеизме", а фактически в полемике о Спинозе приняли живейшее участие Гёте, Форстер, Кант. Молодой Шеллинг пишет Гегелю, с которым он в одно время обучался в Тюбингенском университете: "За это время я стал спинозистом, ты скоро узнаешь, каким образом".
Якоби, открывший полемику с Мендельсоном, , спинозистом не был, ибо для него "спинозизм был атеизм", а отпадение от Бога, как он справедливо полагал, ведёт к нравственному падению. В системе Спинозы видел Якоби атеистический фатализм, она была для него лишь собранием формул, построением разума. Якоби же был, по словам Гегеля, "предводителем партии непосредственного знания, веры, человеком полностью отрицающим значение рассудка". Вот почему Гёте со временем отошёл от Якоби. Гейне запальчиво назвал Якоби "старой маркитанткой религиозной армии". Но это отнюдь не окончательный приговор.
Для Гёте было чрезвычайно важно, что Спиноза подтвердил неразрывную связь Бога и природы. Этот философ обусловил ценность и достоинство единичных явлений тем, что установил обратную связь их бытия с божественной субстанцией. Это пусть Гегель считает, что "учение Спинозы было философией субстанциальности, а не пантеизмом" ("Лекции по философии религии"), а для него, Гёте, Спиноза прежде всего философ, убедительно идентифицирующий Бога с Природой.
Природа, по мнению Гёте, средство к успокоению современной души, вечный животворящий родник. "Природа немедленно отвергает как несостоятельного всякого, кто изучает и наблюдает её недостаточно чисто и честно". Прачувство живого бытия, единого в Боге, которое было ведомо и Спинозе, запечатлел Гёте в стихотворении зрелой поры:

Когда в бескрайности природы,
Где, повторяясь, всё течёт,
Растут бесчисленные своды
И каждый свод врастает в свод,
Тогда звезда и червь убогий
Равны пред мощью бытия,
И мнится нам покоем в Боге
Вся мировая толчея.
(Пер. А.Ревича)

На Гёте производили впечатление не только спокойная строгость и точность в аргументации этики, но и сама личность Спинозы, и его жизнь, такая простая, достойная и гордая. В автобиографической книге "Поэзия и правда" Гёте отдал дань уважения этому "гению знания" и "самому чистому мудрецу", как позже назовёт Спинозу Ницше. Предоставим слово Гёте, ведь лучше не скажешь: "Этот великий ум, так решительно на меня воздействовавший и оказавший такое влияние на весь строй моего мышления, был Спиноза. После того как я везде и всюду тщетно искал средство, которое помогло бы формированию моей неучтимой и прихотливой сути, я напал наконец на его "Этику". Что я вынес из трактата Спинозы и что, напротив, в него привнёс, в этом я не сумел бы дать себе отчёта. Как бы то ни было, он успокоил мои разбушевавшиеся страсти, и словно бы в свободной и необъятной перспективе передо мной открылся весь чувственный и весь нравственный мир. Но прежде всего захватило меня в этом мыслителе полнейшее бескорыстие, светившееся в каждом из его положений. Удивительное речение: "Кто доподлинно возлюбил Бога, не станет требовать, чтобы Бог отвечал ему тем же", со всеми предпосылками, на которых оно основывается, со всеми следствиями, которые из него вытекают, заполонило все мои мысли. ... Всё уравнивающее спокойствие Спинозы резко контрастировало с моей всё будоражащей душевной смутой, его математическая метода была как бы зеркальным отражением моего образно-поэтического мышления, и его строго теоретическая метода истолкования, которая многими считалась недопустимой в применении к нравственным проблемам, как раз сделала меня его верным учеником и страстным почитателем."
Спиноза укрепил веру автора "Фауста" в Божественное начало в этом мире, но при этом Гёте характеризовал себя как "решительного нехристианина". "Предпосылок христианского миросозерцания - дьявола и первородного греха - Гёте не принимал, следуя своему учителю Спинозе", - пишет, сокрушаясь, русский богослов Сергей Соловьев в статье "Гёте и христианство".
Когда Гёте впоследствии приступил к исследованиям мира и природы, почерпнутое им у Спинозы продолжало расти и развиваться и достигло со временем полного расцвета. Гёте был обязан Спинозе не только как мыслитель, но и как поэт. "Гёте был Спинозой поэзии," по словам Гейне: "Учение Спинозы вылетело из математической куколки и порхает вокруг нас в виде гётевской песни. Отсюда ярость наших ортодоксов и пиетистов против песен Гёте".
Спинозизм Гёте имел глубокие последствия, ибо влияние такого великого ума на духовную жизнь немцев и человечества было значительным, а с этим влиянием приобретало господство над умами и учение Баруха Спинозы.
Спиноза сыграл заметную роль в философской революции, которую переживала Германия на исходе ХVIII века. Он стал её соучастником благодаря молодому Шеллингу, на первых порах ревностному продолжателю Спинозы. "Шеллинг вновь восстановил природу в его законных правах, он стремился к примирению духа и природы, он хотел восстановить их в предвечной мировой душе" (Гейне). Учение Спинозы и натурфилософия, как её обосновал в молодости Шеллинг, по существу представляют одно и то же. Он понимает натурфилософию как "спинозизм физики". Он пробует писать, используя математическую форму a la Spinosa. Ум Шеллинга, строгая мысль влекут его к автору "Этики". Но когда в 1801-02 гг. он изложил в нескольких статьях свою философию , теоретик иенских романтиков Фридрих Шлегель откликнулся так: "Это действительно, спинозизм. Но без любви, то есть без того единственного, что я ценю в Спинозе". Через несколько лет он повторит свой приговор: "Он вполне владеет буквой Спинозы, но только ею. Духа же Спинозы, а именно любви и красоты, короче говоря , того в Спинозе, что несравненно лучше его системы, в нём нет и следа". Шлегель в своих оценках не объективен, он увидел в Шеллинге только логика. Между тем, Шеллинг не был панрационалистом, подобно Гегелю. Да, Шеллинг метался между Спинозой и Платоном, между Фихте и Кантом. Ум с сердцем были у него явно не в ладу. Если Гёте был поэтом-мыслителем, то Шеллинг чем далее, тем больше становился мыслителем-поэтом, разумеется, не для того чтобы угодить Шлегелю, просто он был одарён от природы склонностью к поэзии. Даже отойдя от натурфилософии, Шеллинг не уставал пропагандировать спинозизм. В мюнхенских лекциях 1827 года встречаем его признание: "Спинозизм, невзирая на множество нападок и мнимых опровержений, никогда не становился чем-то пройденным в подлинном смысле слова, никогда не был по-настоящему преодолён, и, должно быть, никто не может надеяться достичь в философии истины и совершенства, не погрузившись хотя бы отчасти в своей жизни в бездну спинозизма". Он был пророком науки, который инстинктивно, по вдохновению овладевает истиной. Такие гении системы, как правило, не создают. Величественную философскую систему смог создать товарищ студенческой юности Шлегеля рационалист Гегель.
Гегель довольно часто цитирует Спинозу, ссылается на него, полемизирует с ним и идёт дальше. Шеллинг, по его мнению, потерпел неудачу, поскольку "Спиноза не занимался натурфилософией, он трактовал другую часть конкретной философии - этику", откуда невозможно было извлечь метода, столь необходимого для науки о природе. Гегель ясно понял и указал противоположность между философией Спинозы и материализмом. Материализм принижает дух до поглощающей его материи и тем самым разрушает основу нравственного воспитания человеческого рода. Спиноза одухотворяет материю и всё подчиняет возвышенному нравственному закону: "Высшее определение, предназначение человека - это его направленность к Богу, чистая любовь к Богу, как говорит Спиноза, sub specie aeterni " ("В аспекте вечности" - лат.). Гегель своим авторитетом перечеркнул ложный знак равенства между спинозизмом и атеизмом и снял клеймо безбожника с "маленького амстердамского еврея".
Споры, которые велись в философских и околофилософских кругах Германии в начале ХIХ века, выявили разброс мнений относительно учения Спинозы. Оказалось, есть спинозисты и спинозисты. Так, лидер иенских романтиков Фридрих Шлегель в "Разговоре о поэзии" (1800) пишет: "Я едва могу понять, как можно быть поэтом, не почитая и не любя Спинозы, не став вполне его приверженцем". Спустя шесть лет в письме брату Августу, тоже романтику первого призыва, он признаётся: "Я никогда не перестану восхищаться самим Спинозой, законченной формой его духа, его величием и красотой. Но я никогда не признавал спинозизма как единственной философии, как системы, исключающей всё остальное... Спинозизм, если в него верить как в систему и полную истину, разрушает самые благородные силы". Далее он называет ведущих романтиков, причастных спинозизму. А как им не быть ему причастными, если все они были пантеистами, подчас тайными?! Шлегель спокоен за Новалиса, который в своей сосредоточенности на загадках природы, в своих мистических озарениях добился "полной метаморфозы спинозизма". А вот в будущем Людвига Тика Шлегель не уверен: "Причина меланхолии и бездеятельности Тика - в том, что он череcчур спинозист". Шлейермахер небезнадёжен. Он - спинозист "на оригинальный манер": этику Спинозы он хочет сделать религией всех образованных людей.
Мимо Спинозы не мог пройти и Ницше, в своей философии как никто другой сосредоточенный на проблемах морали. Быть может, этот бесконечно одинокий мученик познания лучше других понял трагедию Спинозы, трагедию свободного ума и страдальца "во имя истины". В программном произведении "По ту сторону добра и зла" есть у него строки - предостережения, обращенные к философам, друзьям познания, к этим рыцарям печального образа: "Окружите себя людьми, подобными саду ... изберите себе хорошее одиночество, свободное, весёлое, лёгкое одиночество, которое даст и вам право оставаться ещё в каком-нибудь смысле хорошими! Какими ядовитыми, какими хитрыми, какими дурными делает людей всякая долгая война, которую нельзя вести открытою силой! Какими личными делает их долгий страх, долгое наблюдение за врагами, за возможными врагами! Эти изгнанники общества, эти долго преследуемые, злобно травимые, - такие отшельники по принуждению, эти Спинозы или Джордано Бруно - становятся всегда в конце концов рафинированными мстителями и отравителями, хотя бы и под прикрытием духовного маскарада и, может быть, бессознательно для самих себя (доройтесь хоть раз до дна этики и теологии Спинозы!)..."
Ницше, надо думать, удалось "дорыться". Некоторые открытия помогли ему укрепиться в выстраданных им мыслях. В частности он нашёл союзника в Спинозе в своих, идущих вразрез с большинством, взглядах на проблему сострадания. И в сочинении "К генеалогии морали", которое явилось дополнением к книге "По ту сторону добра и зла" Ницше пишет о том, что разошелся со своим великим учителем Шопенгауэром в оценке сострадания, самоотречения, самопожертвования, которые Шопенгауэр , "так долго озолачивал, обожествлял и опотусторонивал, покуда они не остались у него подобием "ценностей в себе". Ницше видит в этих инстинктах величайшую опасность, приманку и соблазн для человечества.
Предвижу хор возмущенных голосов: - Как?! Разве сострадание не благо? Ведь оно смягчает сердца! Разве не в сострадании весь пафос христианства? А этот Ницше, чего вообще можно ждать от родителя "сверхчеловека", этой "белокурой бестии"? Конечно, тем, кто знает Ницше по цитатам, вроде "Толкни слабого!", очень трудно что-либо доказывать. Но всё же предлагаю прочесть афоризм 225 из "По ту сторону добра и зла", который объяснит, о каком "слабом" говорил философ и что он имел в виду под "сверхчеловеком". Предлагаю поразмыслить над его словами о страдании и сострадании: "Воспитание страдания, великого страдания - разве вы не знаете, что только это воспитание во всём возвышало до сих пор человека?.. В человеке тварь и творец соединены воедино: в человеке есть материал, обломок, избыток, глина, грязь, бессмыслица, хаос; но в человеке есть и творец, ваятель, твёрдость молота, божественный зритель и седьмой день - понимаете ли вы это противоречие? И понимаете ли вы, что ваше сострадание относится к "твари в человеке", к тому, что должно быть сформовано, сломано, выковано, разорвано, обожжено, закалено, очищено, - к тому, что страдает по необходимости и должно страдать? А наше сострадание - разве вы не понимаете, к кому относится наше обратное сострадание, когда оно защищается от вашего сострадания, как от самой худшей изнеженности и слабости?"
Философия самого Ницше явилась гигантским экспериментом саморазрушения "твари" в человеке для созидания в нём "творца", которого он назвал "сверхчеловеком". Теперь, надеюсь, станет понятно, почему он считал сострадание никчемным и был рад тому, что Платон, Спиноза, Ларошфуко и Кант, четыре ума различные во всём, сходились в одном: в низкой оценке сострадания. Впрочем, согласна с тем, что это философствование на лезвии ножа, то-есть очень опасно, отсюда легко соскользнуть в бездну.
Подчас Ницше избирает Спинозу не союзником, а оппонентом. Так, в "Весёлой науке", написанной в виде отрывков, фрагмент 333 "Что значит познавать?" открывается словами Спинозы из "Политического трактата". Ницше цитирует его в оригинале, по-латыни, а мы дадим перевод. Итак, что значит познавать? "Не смеяться, не плакать, не клясть, а понимать", - говорит Спиноза с подобающей ему простотой и возвышенностью. А между тем, что же, в сущности, есть это понимать, как не форма, в которой нами одновременно воспринимаются перечисленные три действия?" По мысли Ницше, познание включает в себя борьбу всех трёх сторон, трёх побуждений. Познание это не примирение побуждений, а организация их отношений друг к другу. Эти побуждения способны теребить друг друга и причинять друг другу боль. "Возможно даже, - заключает Ницше, - что в нашей воюющей душе свершается некое скрытое геройство, но наверняка в ней нет ничего Божественного, вечно-в-себе-покоящегося, как полагал Спиноза". Даже к заблуждениям Спинозы Ницше относится как к заблуждениям великого философа.
Зачин из Генриха Гейне задал тон нашей беседе о Спинозе. Позволим поэту подвести итоги. Честнее и лучше о значимости наследия философа для Германии конца ХVIII- ХIХ вв. не сказать: "Все наши новейшие философы, быть может, не отдавая себе в том отчета, смотрят сквозь очки, отшлифованные Барухом Спинозой".

P.S. Эссе опубликовано в израильском журнале "22" № 123 - 2002 год