Шелер Макс

Шелер Макс (1874-1928)

Сочинения

ФЕНОМЕНОЛОГИЯ И ПСИХОЛОГИЯ

Самоданным может быть лишь то, что дано уже не только через символ какого-либо рода, т.е. так, что оно лишь "предполагается" в качестве "исполнения" какого-либо знака, который заранее определен тем или иным образом. В этом смысле феноменологическая философия есть постоянная десимволизация мира.

Естественное мировоззрение, как и наука, причем последняя в еще большей степени — ведь хотя она и не принимает особенную форму естественного мировоззрения в качестве "основы" для своих построений и даже может объяснить его возникновение, исходя из своих предпосылок и с помощью своих "вещей" и "сил", все же сохраняет при этом основные формы естественного мировоззрения — сами по себе никогда не приводят к самоданности.

Уже в естественном созерцании природы цвета и звуки, например, никогда не фигурируют как нечто самостоятельное [als sie selbst]; напротив, те качества, которые могут быть даны в созерцании, лишь в той мере действительно появляются в нем, в какой они выполняют функцию репрезентации вещных и процессуальных единств с целью их различения и оценки, а также функцию репрезентации их "свойств". При этом эти единства определены своей полезностью, они - практические единства значений, например, звонок-подъем. И это происходит здесь со всеми содержаниями, например, с феноменом "действительное" как некоторой чтойностью, с "вещностью" и т.д. Вещность как сущность не являет себя в вещи естественного мировоззрения, в нем она сплетается с другим, чтобы обозначить то или иное как вещь. Совершенно аналогично дело обстоит и с каким-нибудь душевным движением - оно дано лишь в той мере и лишь в той мере выделяется как некое единство из жизненного потока, в какой благодаря ему модифицируется какой-либо вид возможного поведения, или один вид отличается от других единиц поведения. Таким образом, естественное мировоззрение переполнено символами, а вместе с символами появляется и трансцендентность символизируемого. Наука освобождает себя от изменчивых материальных соображений полезности, которые полностью определяют как расчленение содержания естественного созерцания, так и единицы значения естественного языка;она освобождает себя от перспективы их интересов, отложившихся в их понятиях и вещных единствах. Но зато она значительно повышает уровень символизации того, что еще дано в естественном мировоззрении. Цвета и звуки, например, целиком и полностью становятся для нее простыми знаками, в физике — знаками движений некоторого субстрата, который, согласно научному взгляду на мир, существует даже у светового луча, даже у его преломлений в различных субстанциях, в физиологии — знаками химических процессов в зрительных нервах, в психологии — знаками так называемых "ощущений". Сам цвет в них не содержится. Точно так же, как в естественном мировоззрении вот это красное на зеленом дереве дано лишь в той мере, в какой оно необходимо, чтобы указать на вишню, к которой стремится [intendiert] человек, точно так же и цвета лишь в той мере рассматриваются в трех трактующих о них науках, в какой они являются точно определенными знаками многообразия таких-то движений, таких-то нервных процессов и таких-то ощущений. Но они сами — их чистое содержание — становятся для науки неким голым X. В науке красный цвет есть тот X, который соответствует этому движению, этому нервному процессу, этому ощущению. Но сам ? не дан. Тут как бы один вексель меняют на другой, причем залогом служит красное. И пока мы остаемся в пределах науки, с этими векселями, которые выданы под красное, можно совершать бесконечно многообразные сделки, но они никогда не будут окончательно погашены.

Феноменология же - этот тот вид познания, который шаг за шагом прослеживает весь процесс совершения этих запутанных сделок до его начала и в итоге погашает все векселя: причем в соответствии с глубочайшим ее замыслом — не только те векселя, которые выдает наука, но и все те, которые выдает вся запутанная жизнь нашей цивилизации и ее символика — выдает вот-бытие [Dasein]. Только тогда, когда все символы и полусимволы полностью выполнены в "самоданном", в том числе и все то, что в естественном мировоззрении и науке функционирует как форма постижения (все "категориальное"), и когда все трансцендентное и лишь предполагаемое стало "имманентным" пере-живанию и созерцанию, только тогда феноменология — в некоторой мере достигла своей цели: там, где нет больше никакой трансцендентности и никаких символов. Все, что там — формально, здесь становится материей созерцания. Причем процедура, применяемая феноменологической философией, остается неизменной, идет ли речь о красном цвете, религиозном предмете или нравственной ценности.

Таким образом, то, что делает феноменологию неким единством, — это не определенная предметная область, например, психическое, идеальные предметы, природа и т.д., но лишь само данность во всех возможных предметных областях.

Уже здесь становится ясным, что у феноменологии с психологией столько же общего, как и с математикой, с логикой, с физикой, с биологией, с теологией — и ни на йоту больше. Конечно, самостоятельное феноменологическое исследование могло бы привести к тому результату, что в соответствии со своей сущностью психическое дано непосредственно, а физическое и другие виды предметов — опосредованно. Но феноменология доказывает как раз противоположное 2. Ведь не каждый произвольный предмет любого "сознания о чем-то", любого интенционального акта заслуживает названия "психическое"; таким предметом может быть и реальное солнце астрономии, и числа 3, 4, которые явно не относятся к психическому. К психическому относятся, скорее, только такие предметы, которые "даны" в качестве переживаний некоего Я-переживания, и для данности которых сущностно характерны некие совершенно особые направление и форма "сознания о чем-то" или интенционального акта. Это направление и форма "внутреннего восприятия", которое отличается от внешнего восприятия как своей направленностью (а не только содержанием восприятия, и не только по отношению к тому, что для какого-нибудь живого тела выступает как внешнее и внутреннее, но независимо от полагания "тела"), так и характером тех многообразий, которые даны в первом и во втором случаях: во втором — пространственно-временная обособленность [Auseinander], в первом же — совместность в Я [Beisammen]. Кроме того, оно столь же отлично и от восприятия "плоти", данность которой — это отнюдь не соотнесение фактов внешнего восприятия (тел) и внутреннего восприятия (Я), но совершенно своеобразная сущностная данность (феномен плоти) — не фундированная в телах [Korper] или в Я. Итак: то, что называется реальным психическим в объясняющей, каузальной психологии, — это лишь нечто примысленное к данному во внутреннем восприятии в качестве гипотезы в целях объяснения 3. Конечно, и психология, как и всякая наука, нуждается в феноменологическом обосновании. Здесь самоданность тоже следует отделять от всего того, что дано только символически и опосредованно. В психических переживаниях тоже присутствуют сущности; между ними тоже существуют связи. Здесь также есть обширная область материального Apriori, которое невозможно ни верифицировать, ни опровергнуть с помощью внутреннего наблюдения, и которое служит предпосылкой во всяком понимании смысла жизненных проявлений чужой психики, в том числе и смысла высказываний "испытуемых лиц" в психологическом эксперименте. Все основные понятия эмпирической психологии и ее предпосылки: бытие потока переживаний в объективном времени, предположение о так называемых основных психических классах, понятия воспроизведения, ассоциации и т.д., — все это феноменология психического должна привести к окончательной ясности 4. Но одно при этом абсолютно ясно: переживания, изучаемые психологией, тоже суть реальные процессы и вещи, которые могут осознаваться во многих актах и в актах различных индивидов, которые при их протекании тоже могут иметь и не-данные в переживании признаки и черты, а уж тем более — и не-замеченные;

эти переживания как таковые никогда не могут быть "самоданными" — точно так же, как и телесная вещь естественного восприятия внешнего мира. И точно так же, как существует различие между видимостью и действительностью в физической сфере, которое может иметь как физические причины — когда мы имеем дело с радугой, фата морганой, зеркальным отражением, сломанной соломинкой в воде, так и физиологические — когда мы имеем дело с предметами оптических обманов, например, удлиненными вертикалями [квадрата], — так и здесь существует то же самое различие — действительной и фантомной боли, действительных и мнимых чувств, действительного и мнимого восприятия (например, подлинная галлюцинация) 5.

Поэтому было бы большой ошибкой полагать, что психическая сфера как таковая совпадает со сферой непосредственно данного, по отношению к которому мы не можем заблуждаться (заблуждение мы отличаем от простой ошибки, проходящей на уровне субсуммирующих переживания суждений); или что внутреннее восприятие как "внутреннее" имеет какое-то преимущество в очевидности перед "внешним", к примеру, что существование Я хоть на йоту, но очевиднее, чем существование материи или телесного мира. Напротив, существуют самые разнообразные виды мнимых Я, таких, как "Я Гамлет" актера, находящегося в игровой установке, Я социальной роли или одно из "Я" разделенного сознания. Любое эмпирическое восприятие уже ео ipso неочевидно и дает свой предмет всегда как трансцендентный содержанию восприятия. Именно феноменология порывает с любым идеализмом Я, представленным в различных видах учениями Декарта, Беркли, Фихте, Шопенгауэра, которые путают феноменологическую непосредственность с психической данностью или же только с отнесенностыо к Я. И то, и другое она отвергает. Но, с другой стороны, существует такие, в самом отрогом смысле слова, физические феномены, в отношении которых мы точно также можем заблуждаться (и различать видимость и реальность), как и в отношении психических феноменов; к ним относятся, например, абсолютное сущностное различие чистых чтойностей, благодаря которым нечто дано как мертвое или как живое, физическое и относящееся к внешнему миру, материальное или нематериальное (например, тень). Никогда и нигде физическое — и его сущностные различия — не выявляет себя в качестве физического только благодаря какому-то акту мысли, "формирующему" его из психического или "открывающему" его в нем; и само это "психическое" не есть единственная непосредственная данность. С другой стороны, сфера психического бытия не является и каким-то остатком или прибежищем, который будто бы сохраняется после этих мнимых "объективации", и в своей структуре отражает структуру предмета природы и данные в нем различия (Наторп, Мюнстерберг * и др.). Скорее, психическое имеет свой собственный способ данности во внутреннем восприятии, которое как особый способ восприятия, отличный от внешнего восприятия, нельзя ни отвергнуть, ни редуцировать к последнему — чего желают те, кто полагают, что смогут вывести психическое из отношения какого-либо содержания окружающей среды к организму ( Мах, Авенариус и др. ).

Таким образом, феноменология психического абсолютно отличается не только от всякой объясняющей, но и от всякой дескриптивной психологии. Нет дескрипции без наблюдения отдельных процессов. Но в феноменологической установке полагаемое у-сматривается — и ничего не наблюдается. Всякое описание направлено на отдельный эмпирический факт, т.е. на "трансцендентное" в феноменологическом смысле, и выделяет свой предмет всегда уже в соответствии с теми чертами, которые значимы для его возможного объяснения.

Это принципиальное отношение феноменологии к психологии и отношение феноменологии психическою — к психологии, которое исключает любое так называемое психологистическое понимание феноменологии, не означает, тем не менее, что феноменология не имеет многообразных фактических связей со всеми теми исследованиями, которые ведутся сегодня под рубрикой "психология". У самых различных исследователей — я могу назвать Бергсона, Дильтея с его "Идеями описательной и расчленяющей психологии", В. Джемса, Наторпа с его "Введением в психологию", как и то, что Мюнстерберг называет "субъективирующей психологией", — можно найти богатые и интересные разделы, которые целиком и полностью принадлежат феноменологии, хотя исследователи и не осознают этого факта, часто смешивая свои феноменологические результаты с эмпирико-психологическими. О некоторых, например, о Бергсоне, можно даже сказать, что на фоне задач феноменологии психического они уже не замечали собственных и особых задач эмпирической психологии, с другой же стороны, они совершенно превратно понимали внешнепсихические феноменологические факты и, таким образом, в итоге впадали в психологизм.

Но еще значительнее и плодотворнее связи феноменологии психического и физического с теми работами, которые сегодня обычно публикуют под рубрикой "экспериментальная психология". Отнюдь не все эти работы имеют индуктивный смысл — как если бы переживание, вызванное экспериментальной техникой, можно было бы повторять, наблюдать и их этих наблюдений получать индуктивные предложения. Во многих случаях эти эксперименты — лишь "наглядные эксперименты", с помощью которых непосредственному созерцанию предъявляется сущность некоторого содержания переживания (на той ступени его оформленности, которая соответсвует этой сущности) или, как например в мысленных экспириментах Бюлера, экземплифицируется феноменологическое усмотрение сущности значения — в противоположность тому, что лишь сигнифицируется, и в противоположность всем образным представлениям 6. В некоторых работах мы находим также целый ряд разделов, относящихся частью к феноменологии психического, частью к феноменологии качеств, частью же — к феноменологии простейших физических явлений, которые чрезвычайно обогащают наше феноменологическое познание. Назовем лишь некоторые из них: это работы Д. Катца о модусах явления цветов, работы Е. Р. Йенша о пространстве зрительного восприятия, работы П. Линке и М. Вертгеймера о двигательных иллюзиях, H. Аxa о деятельности воли, К. Миттенцвея об абстракции, работы В. Келера о вокальных качествах звуков. Конечно, этим исследованиям по большей части не достает — за исключением исследований Штумпфа, который четко отделяет психологию от феноменологии, но при этом ограничивает последнюю исследованием явлений, которые он называет "чувственными", что неоправданно сужает ее, — ясного сознания единства феноменологических исследований, так что феноменологическое нигде не отделяется четко от эмпирических фиксаций и от последующих объяснений фиксированного, а кроме того, феноменологические результаты часто воспринимаются как результаты экспериментов, имеющих индуктивный смысл и включаются в исследование как что-то побочное. Но это ни в коем случае не препятствует взаимному обогащению сторон. Ему не препятствует и то, что многие исследования относящиеся к феноменологии чувственной формы данности физических явлений (а тем самым — и к феноменологическому обоснованию физиологии чувств), здесь выступают в виде "психологии", хотя исследуемое явление и не дано в переживании как относящееся к Я. Это объясняется именно тем, что вышеназванные исследователи считают возможным определить область психического, не вводя факт или понятие Я, но из-за этого не только превратно понимают особую задачу психологии, но и не замечают значения и единства проблем феноменологии среды (Umwelt) телесных существ, по отношению к которой феноменология чувственных явлений — лишь малая ее часть.

В высшей степени стимулирующим было и то влияние, которое феноменология оказала на некоторых молодых психиатров. Ведь рассмотрение тех предметов иллюзий и галлюцинаций, которые более или менее сильно отклоняются от предметов нормального внутреннего и внешнего восприятия и представления, а также от предметов нормальных эмоциональных функций и актов, дает самые поразительные идеи для исследования сущностных конституент соответствующих нормальных комплексных актов, их предметов и их сущностно-необходимого строения. Весьма отчетливым становится здесь и сущностное различие понимания и объяснения. чужой душевной жизни и чужого поведения; чрезвычайно важную поддержку получают здесь и те исследования, которые имеют своей целью решение проблемы феноменологии способов данности чужой личности и чужого сознания. Для более точного понимания этих взаимосвязей может быть полезной работа автора "К феноменологии и теории чувств симпатии и о любви и ненависти", работы К. Ясперса "К анализу иллюзорных восприятий", "Феноменологическое направление исследований в психологии", "Каузальные и смысловые связи между судьбой и психозом при dementia praecox" *, работа В. Шпехта "К морфологии галлюцинаций и иллюзий", и, наконец, две небольших работы автора "О заблужденях" и "К психологии так называемой рентной истерии" 7.

Возврат: [начальная страница] [список авторов]