|
|
Исследования
- комментарии - ссылки
В.Ф.
Асмус
Плотин
Плотин — последний
великий оригинальный философ античного идеализма. В сравнении с ним
даже Прокл, завершающий развитие школы неоплатонизма, — скорее искусный
виртуозный систематизатор, комментатор, аналитик, чем самобытный творец.
По силе дарования Плотин приближается к самым крупным мыслителям классического
периода греческой философии, от которого его отделяет больше чем полтысячи
лет. Однако атмосфера, в которой он воспитался как философ, и атмосфера
его собственной мысли характеризуется уже некоторыми чертами спада,
о котором сказано выше. Плотин — больше религиозный мистик, теософ,
чем философ или ученый. В широком смысле слова он — уже явление декаданса,
а не расцвета, несмотря на все его огромное дарование и усилия привести
к синтезу результаты развития античной философии, протекавшего в системах
Платона, Аристотеля и стоиков. Плотин родился в Ликополе, в Нижнем Египте.
Молодые свои годы он провел в одном из крупнейших в то время центров
культуры и науки — в Александрии. Здесь он получил основательное образование
у философа Аммония Саккаса, учеником которого был Ориген, один из учителей
христианской церкви. Аммоний Саккас пытался согласовать учения Платона
и Аристотеля.
Плотин участвовал в неудачном персидском походе римского императора
Гордиана, вернулся в Аитиохию, а после 244 г. поселился в Риме. Здесь
вокруг него сложился кружок последователей из различных слоев общества,
пестрый по национальному составу и объединенный благоговейным отношением
к учителю.
После долгих лет устного преподавания, будучи уже немолодым. Плотин
начал записывать изложение своей философской системы. Сочинения Плотина
были отредактированы, сгруппированы и изданы Порфирием. Он разделил
их на шесть отделов по девять частей в каждом. От греческого слова «девятка»,
«эннеада», произошло название этого собрания — «Эннеады».
Исходные понятия
Главная задача
философии Плотина — последовательно вывести из божественного единства
— как из последнего основания всякого бытия — градацию всего остального,
существующего в мире, и указать путь, обратно ведущий к исходному единству.
Задача эта — не научная и не философская., а религиозная, теософская.
Но средством, ведущим к этой цели, для Плотина были философия и диалектика.
Плотин понимал всю безмерную трудность этой задачи. Непосредственно
подняться до понятия о едином, признать единое безусловно самостоятельным
началом, усмотреть в нем основание, из которого должно истекать все,
может только гений, и притом гений в исключительном состояний духа.
Обыкновенного человека необходимо довести до этой цели более естественным,
не столь исключительным или чрезвычайным путем.
Обычные люди, погруженные в течение всей жизни в чувственное, а также
люди, ненадолго возвышающиеся над ним, но затем обращающиеся к обычной
практической жизни, идут по пути, противному их истинной природе, и
чем дальше они отходят от нее, тем труднее им возвратиться. Как дети,
оставленные родителями и воспитанные чужими, не могут узнать своих отцов
и, забыв свое происхождение, не могут правильно определить самих себя,
так и души этих людей, далеко ушедшие от первоисточника, забывают последние
основания бытия, своего отца, себя самих, свое прошлое. Таким людям
все представляется более ценным, чем собственная душа, даже предметы,
которые оказываются ниже их собственной природы. Чтобы возвратить их
на истинную дорогу, есть только один путь: разъяснить им, как высоки
они сравнительно с чувственными предметами, перед которыми они унижают
достоинства своей души.
Но есть люди, одаренные высшей способностью — способностью умственного
созерцания (интеллектуальной интуиции). Они устремляются к единому и
остаются в лучах его света. Они похожи на человека, возвратившегося
после долгого отсутствия в отечество.
Для возведения всего к начальному единству Плотин подробно рассматривает
вопрос о душе. Душа не есть и не может быть функцией телесного организма:
она — бытие само в себе, цельное, как цельно и тело. Душа не есть и
гармония тела, как полагают иные пифагорейцы: душа управляет телом,
борется со страстями, с желаниями тела, а гармония, в качестве- отправления
существа, которого она есть гармония, не может с этим бороться.
Душа не есть и энтелехия тела, т. е. осуществление возможности тела,
потому что энтелехия так относится к телу, как, например, форма статуи
к меди, из которой отлита статуя и которая составляет возможность для
этой формы. Но форма статуи оказывается такой же отделимой по частям,
как и материя, которая служит ее возможностью. Не то по отношению к
душе: отделение телесных органов не сопровождается убылью для души,
и это доказывает, что душа не есть форма.
Во всех вещах чувственного мира, всюду — одушевление. Оно не зависит,
как мы видим, от вещества и предполагает отличное от вещества начало
— душу. К этому же, одушевляющему началу мы приходим, рассматривая существующую
в чувственном мире красоту, Чувственный мир прекрасен, он — художественное
произведение. Но красота как таковая, утверждает Плотин, не может быть
свойством чувственного бытия. Для •вещества, получающего известную форму,
кроме его формы должен существовать деятель, осуществляющий форму и
соединяющий форму и вещество, — сами по себе внешние друг другу. Деятель
этот — душа мира (??????). Таким образом, от вещей чувственного мира
мы поднялись до души, все оживляющей.
Однако может ли быть душа, спрашивает Плотин, высшим началом, из которого
происходит все? Может ли она быть основанием всей красоты, существующей
в мире? Плотин доказывает, что душа не тождественна красоте: Душа —
одна для всего мира, а в мире рядом с прекрасными душами существуют
и безобразные. Поэтому, следуя началу красоты, мировая душа следует
не тому, что есть она сама, а тому, что существует для нее как ее прототип.
Мы познаем этот прототип по аналогии: как сама мировая Душа деятельна
по отношению к иному бытию, получающему от нее форму, так и собственная
форма души предполагает деятеля, от которого душа получает свою форму.
То, что дает душе форму, — Ум (????). Как в статуе, сделанной из вещества,
форма первее вещества и существует независимо от вещества, так и Ум
первое души, существует сам по себе.
Однако и Ум не есть, согласно Плотину, последнее высшее начало в порядке
восхождения к первичному, к превысшему. Ум существует в себе. Но все,
существующее в себе, имеет своим предикатом Единое (??). Без единства
нет определенности, а без определенности нет и бытия. Если мы хотим
мыслить предмет как определенное бытие, то мы должны мыслить его как
единое.
Так рассматривается вопрос о бытии предметов. Аналогично обстоит дело
с бытием состояний и деятельностей: повсюду первым условием определенности
и бытия будет единство. Откуда же берет начало само единство?
Так как все, согласно Плотину, созидается душой, то ею созидается и
единство, однако лишь в известном смысле. Единство — только предикат
души, а так как решительно все имеет своим предикатом единство, то душа
не может быть тождественной единству.
С другой стороны, в душе, как и во всем, существует также и множество:
множество сил, способностей и стремлений. Таким образом, и с этой точки
зрения душа не тождественна единству и не является его источником.
Ввиду того что формы сущего душа заимствует от Ума, возникает вопрос:
не является ли для души источником единства именно Ум? Плотин доказывает,
что и это невозможно: 1) Ум — не самодовлеющее начало: к Уму мы возвысились
от красоты, а красота зависит от блага; 2) Ум содержит в себе множество
— множество идей; 3) даже рассматриваемый сам по себе, в качестве только
Ума, он предполагает двойственность: мыслимого и мышления, предмета
и интеллектуальной деятельности. Будучи высшим, он имеет своим предметом
то, что выше его самого. Откуда же единство?
По Плотину, первоначально Единое должно быть совершенно простым и безусловным.
Все непростое состоит из простого, следовательно, от него зависит и
потому не может быть первоначалом. Безусловная простота Единого не есть
математическая точка: такая точка — результат абстракции от величины,
существует только в другом и, следовательно, также не есть единое. Далее,
безусловно простое Единое не есть и общее понятие: общее понятие есть
предикат, а простое единое должно быть субъектом. Единое не может быть
ограниченным бытием. Но, будучи неограниченным, оно не есть неограниченная
величина, так как величина — всегда многое и никогда не есть безусловно
простое. Единое не может быть ограничено не только ничем другим, но
и самим собой, так как иначе оно было бы двойственным: ограничивающим
и ограниченным. Единое должно быть самодовлеющим. Все многое не есть
самодовлеющее, состоит из единиц, и в кем каждая часть нуждается в целом.
Напротив, Единое первее всего, замкнуто в самом себе, самодовлеет.
Как и все предыдущие определения Единого, самодовление — чисто отрицательное
определение и означает только независимость первого бытия. Но и с понятием
самодовления устанавливается, что единое — благо, и это имеет значение
положительного определения. Однако самодовление оказывается благом лишь
в известном смысле и только для другого бытия. Все остальное бытие,
стремящееся к первоединому, причастно благу, лишь поскольку причастно
к единству.
В качестве блага Единое не есть деятельность, так . как не имеет цели
внешней по отношению к себе. В качестве самодовлеющего Единое не имеет
нужды и в мышлении: ведь мышление есть процесс познания и предполагает
незнание, а это есть некоторый недостаток. Но самодовлеющее не есть
и незнание, ибо незнание всегда предполагает внешнее бытие, по отношению
к которому оно есть незнание. Но вне первоначала нет ничего.
Наконец, самодовлеющее первоначало не есть и мысль, обращенная на самое
себя. В такой мысли всегда налицо два элемента: мыслимое и мыслящее,
но первое начало просто.
В итоге все предикаты первоединого оказались чисто отрицательными. Остается
мыслимой еще одна возможность: не будет ли первоединое положительным
в качестве условия всего существующего? Но это невозможно, так как,
согласно Плотину, не Единое становится в отношение условия или причины
ко всему остальному, а, напротив, все остальное становится в отношение
к нему как к Единому. Но если, таким образом, все предикаты единого
первоначала только отрицательные, то каким образом можно говорить о
том, что первоначало познаваемо? В ответ на этот вопрос Плотин развивает
свое учение о знании.
Учение о знании
По Плотину существуют два способа познания: 1) чувство и 2) ум. Из них
чувство не может быть средством познания первоначала. Но категории и
общие понятия ума не имеют отношения к Единому, ибо единое выше всякого
определения.
Из всех категорий высшая — категория бытия. Но и она неприложима к Единому.
Категория бытия разделяет сущее и .единое: Единое становится здесь предикатом
сущего. В свою очередь, сущее — то, что имеет вид, форму. Однако к первоначалу
неприложимы ни вид, ни форма: первоначало не может иметь никакого масленного
образа. Что касается остальных категорий, то они все связаны с категорией
бытия и так же, как и она, не могут быть приложимы к Единому.
Если, таким образом, Единое безусловно лишено всех предикатов, то каким
способом оно может быть познано? Такое познание все же возможно. Каждый
предмет — Единое, следовательно, каждый предмет есть душа. Он даже больше
душа, чем протяжение, следовательно, причастен безусловно простому.
Поэтому душа может возвыситься до первоединого. Однако возможно это
не при помощи чувства, или мысли, или слова, а только при помощи особой
сосредоточенности на познаваемом предмете. Эта сосредоточенность — созерцание,
отрешающееся от всего, что не есть единое, и сосредоточивающееся на
безусловно простом. Слово «созерцание» здесь даже недостаточно точно,
так как предполагает разделение на созерцаемое и созерцающее, а эта
двойственность противоречит природе Единого. Постижение, о котором здесь
говорит Плотин, есть непосредственное слияние с Единым, при котором
Душа и Единое совпадают.
Генезис мира
Охарактеризовав природу Единого и способ его постижения, Плотин пытается
разъяснить, как и в каком порядке все существующее происходит из Единого.
Учение это вполне мистично и идеалистично. Кроме того, оно вполне иррационалистично.
Речь идет не о происхождении сущего во времени. Не только высшее начало,
т. е. первоединое, но и чувственный мир существует, согласно учению
Плотина, вечно. Вопрос о «происхождении» тем самым поставлен вне времени
и сводится к вопросу о зависимости одного бытия от другого.
Сначала объясняется «происхождение» второго начала. Оно происходит не
посредством движения, так как иначе оно не было бы вторым началом, а
таким началом было бы именно движение. Оно происходит с необходимостью,
но не из какой-либо потребности первоединого, а только из полноты его
бытия. При этом первоединое не испытывает никакого изменения, умаления,
разделения, а второе начало не отделяется от первого.
Этот способ происхождения второго начала из первого поясняется так:
Единое, преисполненное бытия, как бы переливается через собственный
край и, переступая свою границу, порождает другое бытие. При этом Единое
остается единым, остается полнотой бытия и после происхождения второго
начала. Так, согласно сравнению Плотина, Солнце вечно сохраняет всю
полноту своего бытия, а от Солнца происходит свет, который зависит от
него, обращен к нему, но сияет отдельно от него.*
Начавшееся таким способом происхождение подчинено определенному закону,
согласно которому все происшедшее всегда ниже производящего. Так возникает
целая градация степеней бытия. В отличие от первоединого, все остальное
существует лишь в той мере, в какой связано с Единым, оно взирает на
него и получает от него жизнь.
Первое, что происходит из Единого, есть Ум (????). В Уме следует различать,
по Плотину, три момента: 1) понятие вещества; 2) мыслимое бытие; 3)
само мышление.
В качестве мира идей Ум есть многое, состоит из видов и форм. Но так
как вид нельзя представить иначе, как вид чего-нибудь, то в мире идей
должно существовать и «вещество». С другой стороны, так как чувственный
мир предполагает существование не только видов, но и вещества, то и
по этому основанию идеальные типы чувственного мира, пребывающие в Уме,
должны иметь также и «вещество». Но это «вещество» — не материя чувственного
мира. «Вещество», образующее момент Ума, есть форма, определенная от
вечности, и вечно остается таким. Напротив, вещество чувственного мира
— мертвая материя. И хотя материя эта также определена формой, но не
так, чтобы полученные при этом формы предметов оставались вечно существующими.
«Вещество» Ума, или идеального мира, есть бытие, сущее: за ним пребывает
Единое, которое уже не есть сущее. Напротив, материя чувственного мира
не есть бытие: за ним пребывает бытие, и он — отражение бытия, следовательно,
материя чувственного мира есть только призрак.
«Вещество» идеального мира (Ума) отличается от материи чувственного
мира и по «происхождению» (не в смысле происхождения во времени). «Вещество»
идеального мира есть «вещество», рожденное и существуюшее от вечности.
Материя чувственного мира есть материя, вечно рождающаяся, вечно происходящая.
* Нечего и говорить о том, насколько это сравнение Плотина противоречит
данным и законам физики и астрофизики.
Второй после «вещества» момент Ума есть мыслимое бытие, или существование.
Необходимость этого момента следует из природы Ума. Ум не может быть
обращен к низшему, так как он первее низшего Он может быть обращен только
на самого себя и на высшее. Но так как созерцающее есть истинная мысль,
то и созерцаемое должно быть истинно существующим или даже высшим. чем
существующее, — в случае, если созерцаемое есть само Единое.
Третий момент Ума — мышление. В качестве ума Ум необходимо есть мышление.
Этим трем моментам в понятии Ума соответствуют три момента в его образовании.
Для материи (вещества) ее основанием будет иное по отношению к единому.
Так как Единое — безусловно единое, то все, кроме одного, есть иное,
или «инаковость». В противоположность Единому иное есть множественность.
Сама по себе «инаковость» — нечто безусловно неопределенное, и только
обращаясь к Единому, она впервые получает определение и впервые становится
бытием.
В то время как обращение «инаковости» на Единое впервые порождает определенность
и вместе с определенностью бытие, обращение «инаковости» на себя порождает
мышление. Однако обращение «инаковости» на Единое и на себя не следует
понимать как два различных во времени процесса. Это один и тот же акт,
и только анализ выделяет в нем его различные моменты. Мысль может быть
обращена, согласно Плотину, только на самое себя, только к своему исходному
началу. Но так как это начало получается от Единого, то мысль, обращенная
на себя, необходимо будет обращена и на единое.
Перед Плотином, развившим изложенное учение о первоедином и об Уме,
должны были неизбежно возникнуть вопросы: почему из Единого возникает
Ум? Каким образом из первоначально Единого может произойти многое? Ответ
на них следующий. То, что близко стоит к совершенному, совершеннее того,
что дальше стоит от совершенства. После Единого Ум всего совершеннее,
так как он непосредственно созерцает единое. Как наиболее совершенное,
Ум ближе всего к Единому по степени единства. В Уме пребывают все виды
и все формы, не отделенные друг от друга пространством Эти виды и формы
отличаются от высшего единства только «инаковостью» Поэтому Ум следует
непосредственно после Единого.
Что касается теперь множественности, то она возникает в силу закона,
согласно которому производимое всегда ниже производящего По отношению
к Единому низшим является многое. Единое есть всюду и вместе с тем нигде.
Поскольку оно всюду, оно позволяет возникнуть многому, поскольку оно
нигде, оно не есть та множественность, которая впервые должна произойти
из самого единого.
Так как Ум — высшее совершенство после Единого, то Уму принадлежит и
высшее единство. В нем не могут происходить никакие логические действия.
Мышление Ума не может протекать в форме силлогизмов. Как чистая мысль.
Ум может созерцать только истинное. Он не подвержен никаким ошибкам,
и о нем нельзя заключать по аналогии с нашим человеческим умом.
Вместе с бытием в Уме появляется возможность категорий. Как сущее. Ум
подлежит всем категориям. Он подлежит категории движения, так как Ум
есть мышление, и подлежит категории покоя, так как его мышление утверждается
в понятиях, которые всегда остаются неизменными. Ум есть иное, так как
в нем имеется многое, и он есть тождество, так как во всем своем содержании
он остается тем же самым. Поскольку в Уме заключаются все эти категории,
к Уму применима категория количества. Поскольку же в Уме различаются
его идеи. Ум подлежит категории качества.
Постоянно определяясь первоединым. Ум производит множество идей, или
«умов». Все категории Ума приложимы также и к идеям, сущность идей та
же, что и сущность Ума.
Подробности отношения между Умом и идеями у Плотина неясны Ум определяется
как сила,составляющая основу идей, а идеи — как энергия (или как возможность
и действительность). Но вместе с тем Ум определяется как целое, а идеи
— как части целого, и отношение между Умом и идеями разъясняется как
отношение между родом и видами рода.
В то время как у Платона идеи рассматриваются как первообразы вещей
чувственного мира, его сознательные образцы, у Плотина идеи и Ум — скорее
действующая причина по отношению ко всему остальному.
Третьим после Единого и Ума оказывается у Плотина Душа. Она так относится
к Уму, как Ум к единому. В то время как Ум есть обращение на самого
себя. Душа есть обращение во вне. В то время как Единое и Ум остаются
безусловно неподвижными, Душа обладает движением.
С одной стороны, Душа обращена к высшему началу. созерцает высшее начало
и действует по закону этого высшего начала. С другой, она частично погружается
в порядок мировой жизни, является бессознательным активным началом,
осуществляет первообразец на материи. Находясь на грани божественного
Единого и естественного множественного. Душа в силу природной необходимости
соприкасается с обоими. Но и погружаясь в чувственный мир, она остается
вечным и божественным началом, созерцающим высшее. Душа находится посредине
между безусловной неделимостью истинно-сущего и безусловной делимостью
чувственного бытия. Она делима лишь в отношении к телу, но сама по себе
остается неделимой, относится ко всем частям тела: она вся целиком в
глазе, в ухе, во всем теле.
Все отдельные души происходят из одной Души как из высшего божественного
начала. Существенное единство Души проявляется в способности людей сочувствовать
друг другу, радоваться чужой радостью и печалиться чужой печалью.
Материя
Учение Плотина об обращении души вовне приводит его к материи. Вслед
за Платоном Плотин доказывает, что образование мира предполагает материю,
или небытие. Так как качества, необходимые в чувственном мире, возникают
и исчезают и так как возникновение из ничего невозможно, то должен существовать
субстрат, на котором существуют те или другие свойства. Этот субстрат
не есть тело, так как тело состоит из материи и формы. Поэтому, чтобы
получить понятие о материи, необходимо отвлечься от всех свойств, приписываемых
телесному бытию, даже от величины и от сложности. Поэтому материя есть
нечто безусловно простое, безусловно лишенное всех качеств, безусловно
неопределенное. В качестве безусловно неопределенного материя есть безусловное
лишение формы, лишение красоты и, стало быть, безусловно злое, не сущее
(?????).
От мира идей чувственный мир отличается как мир 1) протяженный в пространстве,
2) длящийся во времени, 3) неистинный. Чувственному миру доступна только
тень, или призрак истины.
Но если сама по себе материя рассматривается как злое начало, то в учении
Плотина о происхождении мира есть и другая сторона. Рождающийся мир
должен носить в себе хотя бы след того порядка, который принадлежит
его первообразу. Силы, образующие мир, — разумные мысли (?????). В них
бессознательно запечатлены понятия, источник которых — в идеальном мире.
Поэтому порядок событий, происходящих в чувственном мире, — не наихудшее,
а наилучшее подражание миру идей. В этом смысле Плотин рассматривает
чувственный мир даже как совершенное существо, поскольку вообще, при
существовании материи, он может быть совершенным. Даже борьба и антагонизм
элементов, борющихся в чувственном мире друг с другом, есть средство
осуществления единства. В мире, как в драме, где борьба действующих
лиц способствует осуществлению единой мысли трагического произведения.
Единство борющихся друг с другом элементов осуществляется мощью души,
преодолевающей их антагонизм. Нет оснований для предположения, чтобы
единство это не осуществлялось. Без различия частей предметов в мире
не существует ни красоты, ни гармонии.
Указывают на наличие в мире бедствий. Однако бедствия — не что иное,
как детская игра, и существенны они только с нашей точки зрения, а в
отношении к целому значения не имеют. Не имеет значения и наличное в
мире нравственное зло, так как оно карается либо в настоящей жизни,
либо в будущей. Даже печальнейший факт в жизни чувственного мира — поедание
живыми существами друг друга — не столь ужасен, если учесть, что существа
этого мира должны иметь конец, а потому лучше, если своей гибелью они
будут поддерживать жизнь других существ.
Из небесных тел наихудшее — Земля, самые совершенные существа — ближайшие
к небесной периферии. Звезды и планеты состоят из эфира — особой стихии
— и находятся в круговом движении, наиболее совершенном, так как оно
— точнейший образ «Ума»; в качестве внутреннего, движение «Ума» есть
вместе и движение и стояние: в чувственном мире оно наиболее приближается
к круговому, так как заставляет предмет двигаться в одном и том же месте.
Так как мир — порождение вещества и мысли, то и движение мира должно
быть замкнутым в себе, круговым движением.
Плотин утверждал высшую разумность небесных светил: они лишены всех
низших психических функций, каковы, например, память и восприятие, и
деятельность их — исключительно деятельность разума. Поэтому все, кто
обращается к светилам с молитвой и рассчитывает быть услышанным, надеясь
на способность их к чувственному восприятию, ошибаются.
Не только светила — разумные существа, но и наша Земля одушевлена, так
как одушевленный в целом мир не может состоять из существ неодушевленных,
и состоящая из огромного множества одушевленных существ Земля не может
не быть сама одушевленной.
По учению Плотина, в чувственном мире, кроме видимых богов, существуют
и невидимые. Видимые боги — небесные светила. Не ясно представление
Плотина о невидимых богах чувственного мира.
Плотин, помимо богов, признает также существование демонов, сближаясь
в этом веровании с греческим народным политеизмом. Демоны — существа
средние между богами и душой человека. Демоны имеют больше силы, чем
душа человека, однако не лишены низших проявлений психической жизни.
Так единое божество расширяется у Плотина в одну непрерывную иерархию,
или градацию божеств.
Душа человека
На грани мира божественного и мира чувственного — Душа человека. Велико
ее единство с Душой божественной. Связь эта стоит в зависимости от действий
Души в земной жизни. Как и Платон, Плотин пользуется мифами при изображении
судеб Души. Однако между обоими есть и отличие. У Платона мифический
образ — только покров мысли, миф остается мифом. Плотин относится к
мифам с большей наивностью: он верит прекрасным художественным образам
загробной жизни. Образы эти были у него частью пифагорейские, частью
измышленные Платоном.
Представление Плотина о загробной жизни определяется его представлением
о цели земной жизни. Цель эта — отрешение от телесности и возвращение
Души к первоначальной жизни, т. е. к той, когда Душа находилась в тесной
связи с Умом и когда она созерцала идеи. Условие достижения этой цели
— совершенство нравственной жизни. Души людей, сумевших вполне отрешиться
от всего чувственного, после смерти сливаются с божеством. При этом
исчезают все низшие психические функции и явления: восприятие, память,
воображение, аффекты. Если же душа не возвышается до божественного,
то низшие психические функции остаются с ней и после смерти: тогда возникает
ряд душепереселений. Они определяются склонностями, которые Душа проявила
в земной жизни человека. Уже Платон утверждал, что души людей, страстно
любящих пение, переселяются в певчих птиц, а души людей с хищными склонностями
— в хищных зверей. Новое состояние Души соответствует ее прежним склонностям
и вместе с тем представляет собой возмездие за ее прежнюю жизнь: так,
совершивший, беззаконие по отношению к другому должен сам претерпеть
беззаконие от другого человека.
Плотин отвергает все обычные, сложившиеся в обычной науке и распространенные
среди людей взгляды на отношение души к телу: к понятию о Душе неприложимо,
например, никакое представление о пространственном отношении души к
телу. Душа относится к телу, как к своему органу, через который Душа,
соответственно потребности, может вступать в сношения с внешним миром.
И все же связь Души с телом Плотин признавал чрезвычайно тесной: связь
эта, с одной стороны, не дает возможности развиваться во всей полноте
собственным задаткам Души, а с другой — развивает в ней деятельности
и отношения, которые соответствуют особому положению Души в теле.
Существует три рода деятельностей Души. Это, во-первых, деятельность,
которая не только определяется связью души с телом, но в которой Душа
непосредственно зависит от своего тела. Таковы низшие психические функции.
Во-вторых, это деятельность, которая хотя и возможна только при условии
существования Души в теле, но в своих функциях не зависит от тела. В-третьих,
это деятельность, которая относится к Душе независимо от связи души
с телом.
К первой области деятельности Души относятся низшие волнения и чувства,
сопровождающиеся удовольствием или неудовольствием; субъект этих состояний
— Душа и тело вместе: телу здесь принадлежат сами движения или волнения.
Душа — сознание этих волнений.
Нечто подобное можно сказать и о чувственном желании: предоставленное
себе, тело не ощущало бы в себе желания перемены, а Душа, не соединенная
с телом, не испытывала бы желаний. Только связь между Душой и телом
заставляет Душу сознавать некоторые состояния тела как желание; это
те состояния, в которых выражается его неудовлетворенность; здесь сознание
принадлежит Душе, а состояние неудовлетворенности — телу. Высшие волнения
— гнев, храбрость, страх и пр. Плотин также относит к этому же второму
виду деятельности. Сюда же, согласно его утверждению, относятся и низшие
функции познавательной деятельности — чувства. Деятельность эта — не
пассивное состояние Души, и восприятие — не просто отпечаток состояний,
протекающих в теле или вне тела: как психическое состояние, оно не может
быть совершенно пассивным, но должно быть активным состоянием.
Второй род деятельности Души хотя и обусловлен существованием Души в
теле, но не зависит от тела. Сюда относятся высшие функции познавательной
деятельности. Первое место среди них принадлежит памяти. Оригинальное
учение Плотина о памяти совершенно идеалистично. Плотин, во-первых,
отрицает всякое физиологическое объяснение памяти: во-вторых, он нацело
отрицает взгляд на память как хранительницу или вместилище представлений.
Если бы Душа была хранительницей представлений, то чем больше было бы
в ней представлений, тем больше соответственно хранилось бы в ней воспоминаний.
Но этому противоречит хотя бы сравнение стариков с юными. Противоречит
предположению о Душе как о хранительнице представлений также и тот факт,
что извлечение одних представлений требует от Души больших усилий, чем
извлечение других. Непонятной осталась бы при этом предположении причина
зависимости воспоминания от частоты повторения представления.
Ко второму роду психической деятельности относятся, согласно Плотину,
и высшие функции познания, например мышление и с ним вместе также науки.
От мышления должна быть отличаема область ума: в мышлении знание достигается
посредством процесса исследования; в уме все дано одновременно, без
необходимости прибегать к силлогизмам, к различениям, объяснениям и
доказательствам. Человек, которому предстоит ознакомиться со множеством
предметов, находящихся перед ним на равнине, может сделать это последовательно,
шаг за шагом, обходя все пространство. Но он может подняться на возвышенность
и обозреть их сверху все сразу. Так обстоит и с познанием. Человек может
либо последовательно знакомиться с существующим, либо сразу возвыситься
до ума, и тогда, не нуждаясь в процессе движения, он обнимает все в
одновременном акте познания. В уме знание дано все, но, чтобы сделаться
доступным человеку как существу эмпирическому, знание должно вступить
в область сознания.
Этика Плотина завершается его учением об очищении души. В очищении этом
он видит средство, необходимое для достижения наивысшего совершенства.
Именно очищение есть освобождение Души от телесного, от земных интересов
и возвышение ее до божественного. Венец этого состояния — экстаз, экстатическое
погружение в божество, слияние с неизреченным первоединым.
Философия Плотина — философия эпохи мировой катастрофы рабовладельческой
культуры. Она, говоря словами советского исследователя, есть символ
и выражает настроение «бесконечного уныния, тоски, социально-политического
отчаяния и бегства от реальной жизни в иллюзорное прошлое» [30, с. 277].
Венец этой философии — виртуозная диалектика мифа. Наиболее яркую и
выразительную характеристику этой «диалектики» дает К. Маркс: «Смерть
и любовь являются мифами отрицательной диалектики, потому что диалектика
есть внутренний простой свет, проникновенный взор любви, внутренняя
душа, не подавляемая телесным материальным раздроблением, сокровенное
местопребывание духа. Итак, миф о ней есть любовь; но диалектика есть
также бурный поток, сокрушающий вещи в множественности и ограниченности,
ниспровергающий все в единое море вечности. Итак, миф о ней есть смерть.
Таким образом, она есть в то же время и носительница жизненности, расцвета
в садах духа, пена в искрометном кубке тех точечных солнц, из которых
распускается цветок единого духовного пламени. Поэтому Плотин называет
ее средством, ведущим к «упрощению» души, т. е. к ее непосредственному
единению с богом, — выражение, в котором смерть и любовь, и в то же
время «теоретическое познание» Аристотеля соединены с диалектикой Платона.
Но так как эти определения, так сказать, предопределены у Платона и
Аристотеля, а не развиты в силу имманентной необходимости, их погружение
в эмпирически индивидуальное сознание появляется у Плотина как состояние,
а именно — состояние экстаза» [2, с. 203].
В.Ф. Асмус. Античная философия. Глава ХII. 1.
|
