Внешне (если, конечно, отвлечься от нашей истории и считать ее нормальной, а другой истории, как известно, мы не знаем) жизнь Мераба Константиновича была, в общем, обычной. В том смысле, что, общаясь с ним на протяжении долгого времени (более 20 лет), я не замечал в ней ничего экстраординарного. Скорее наоборот, он всегда поражал меня естественностью. У него не было никаких странных, бросающихся в глаза привычек и комплексов. Никаких, в этом смысле, душевных мук. Не было одержимости идеей. Он никогда не жаловался, умел слушать других, не искал славы, не строил теорий, не терял достоинства. Короче, жил. как хотел, в согласии с самим собой и следовал своим убеждениям, не изменял им. Я всегда, повторяю, не переставал удивляться, откуда это в нем, не говоря уже о том, что он сделал как философ для русской культуры. Его работа уникальна.

Мераб Константинович родился в Грузии, в г. Гори (там же, где Сталин, очевидно, во искупление его злодеяний), 15 сентября 1930 года в семье военного. Его отец Константин Николаевич Мамардашвили (1902-1970) был кадровым военным. После окончания Военно-политической академии в Ленинграде (1934-1938) в конце тридцатых он был направлен на Украину, вначале в Киев, а затем в Винницу, где его сын пошел в школу. В годы войны он был комиссаром стрелковой дивизии и вышел в отставку в звании полковника. По рассказам Мераба, у отца был веселый, легкий характер, располагавший к общению и дружбе, и. очевидно, именно от него он унаследовал доброжелательность к людям и вообще к миру. Или, я бы сказал, особый талант и готовность к Встрече. На моей памяти Мераб практически никогда не отказывался от приглашений и встреч и, как вы знаете, развивал по этому поводу целую философию: что мы часто проходим мимо и не замечаем как раз то, что ожидает нас в жизни.

От матери же Ксении Платоновны Гарсеванишвили (1906) он унаследовал скорее другую черту - способность к профессиональной, систематической работе, а также волю. Что, впрочем, не удивительно, если учесть, что представители рода Гарсеванишвили (об этом можно прочитать в "Энциклопедии Грузии") еще в XVII в. были воспитателями при дворе грузинских царей. А сам Мераб не без юмора иногда говорил (по ассоциации с именем деда по материнской линии), что он чувствует себя выходцем из Древней Греции, и в конце жизни мечтал увидеть эту страну и даже пожить в ней. Но это к слову.

После возвращения в Грузию (1941) Мераб продолжил учебу в 14-й средней школе г.Тбилиси и окончил ее с золотой медалью. Затем приехал в Москву и поступил на философский факультет Московского университета, который закончил в 1954 году. (В эти годы на философском факультете учились Э.В.Ильенков, А.А.Зиновьев, А.М.Пятигорский, Б.А.Грушин, Ю.А.Левада, Ю.Ф.Карякин, И.Т.Фролов, Г.П.Щедровицкий и другие известные сегодня философы и специалисты.) Характерно, однако, что уже во время учебы в университете его интересовала природа человеческого сознания и мышления - сквозная тема его философии; одна из его курсовых работ называлась "Роль труда в происхождении мышления".

После окончания аспирантуры (1957) М.К. работает вначале в редакции журнала "Вопросы философии", где публикуется его первая статья "Процессы анализа и синтеза", а в 1961 году командируется в Прагу в журнал "Проблемы мира и социализма" (1961-1966 гг. - об этом периоде жизни он рассказывает в одном из своих интервью). Позже он работает в научных институтах Москвы, а также читает лекции на психологическом факультете МГУ, в Институте кинематографии, на Высших курсах сценаристов и режиссеров, в Институте общей и педагогической психологии АПН СССР, а также в других городах (Рига, Вильнюс, Ростов-на-Дону, как правило, по приглашению или рекомендации своих друзей). Фактически эти лекции или беседы, как он называл их, и составляют основу его творческого наследия, но об этом несколько позже. В 1970 году в Тбилиси М.К. защищает докторскую диссертацию, а еще через два года ему присваивается звание профессора. В эти же годы по приглашению главного редактора журнала "Вопросы философии" И.Т.Фролова он занимает должность его заместителя (1968-1975). После возвращения из Праги М.К. становится "невыездным" и вновь посещает свою любимую Францию лишь спустя двадцать лет, в 1988 году. При жизни М.К. были изданы всего три небольшие книги: "Формы и содержание мышления" (М" 1968, 191 с.), "Классический и неклассический идеалы рациональности" (Тбилиси, 1984, 82 с.) и "Как я понимаю философию" (М" 1990, 366 с.). Остальное - и прежде всего многочисленные курсы его лекций, а также подготовительные материалы к ним и "дневниковые записи" - находится в "архиве" у его сестры Изы Константиновны Мамардашвили. Записи лекций, посвященных Декарту, Канту, другим мыслителям, в которых раскрывается природа философии и ее проблемы, в настоящее время почти все расшифрованы и готовятся к печати.

Философствование вслух было любимым занятием Мераба Константиновича. Те, кто его слушал, знают, что он был великий мастер импровизации и мудрой философской беседы. Это был органичный для него жанр - устной беседы, размышления вслух, особенно в аудитории. Но, видимо, не все знают, что этому предшествовала всегда большая черновая работа. Некоторые считали его скорее лентяем, "сибаритом", который не участвует в общественных делах, мало пишет и т.д. Действительно, Мераб трудно писал. Но работал он интенсивно и постоянно. Я сам видел неоднократно, как он готовился к лекциям (что-то выписывал, делал заметки, формулировал), и принес специально две его рабочих тетради, чтобы показать, как он педантично и много работал. Ведь он был педант, "перфекционист". Вот, например, его черновая тетрадь к лекциям по "Метафизике прозы Марселя Пруста". Таких тетрадей или блокнотов несколько.

Как видите, эта тетрадь-блокнот, из которой легко вынимается любой лист, в прекрасной сохранности. Вообще, Мераб любил хорошую бумагу и относился к вещам бережно. Любил большие папки, и поэтому все в его архиве находится в папках, их около двадцати.

Что же касается самих лекций, то они записывались на магнитофон и затем расшифровывались. Правда, кое-что остается до сих пор на кассетах. И к тому же не все они, к сожалению, сохранились. В конце семидесятых годов, когда я стал этим регулярно заниматься, у нас с Мерабом было мало кассет, и поэтому практически каждую лекцию после расшифровки приходилось стирать, чтобы успеть записать следующую. В результате, например, лекции декартовского цикла на кассетах не сохранились, как и многие другие. Но "Кант" сохранился почти весь, как и "Пруст"; я имею в виду вторую "вариацию" лекций о Прусте 1984 года. М.К. прочитал две большие вариации (он любил это слово) на темы прустовской прозы. И у нас с Изой есть мечта когда-нибудь издать "Мамардашвили говорящего", так как существуют, повторяю, пленки с записью его лекций о Прусте, Канте, курс "Эстетика мышления", лекции по античной философии, частично по философии XX века.

Пока же ведутся переговоры с издательством "Прогресс" об издании первых книг Мераба Константиновича из его философского наследия. В частности, должны наконец появиться его "Картезианские размышления". В свое время, кажется еще в 1988 году, об их издании было объявлено в Тбилиси (последние десять лет своей жизни М.К. жил в Тбилиси и работал в Институте философии), но когда я туда приехал и мы разыскали рукопись, то оказалось, вернее, стало понятно, почему эта книга так и не вышла. Примерно половина ее была отредактирована, а затем, видимо, Мераба она просто перестала интересовать, он был захвачен политическими событиями, и "Картезианские размышления" были отложены в сторону.

Хочу также сказать о его книге "Трактат о развивающемся знании" (позже Мераб назвал ее "Стрела познания") - единственной, которую он написал (а не наговорил) во второй половине 1970-х годов, когда работал в Институте истории естествознания и техники. Очевидно, это была его плановая работа, хотя известно, что выгнали его из этого института (после чего он был вынужден уехать в Грузию) именно за невыполнение плана! Но так или иначе, такая книга существует, в ней около 12 листов, и она тоже готовится к изданию.

Продолжается также работа над книгами о Канте, Прусте, над циклом лекций "Эстетика мышления", "Введение в философию" и целым рядом других. Сейчас у меня есть помощники и люди заинтересованные в издании, и я не теряю надежды, что при всех трудностях в ближайшие три-четыре года все книги (их около десяти) увидят свет. И по мере того, как мы с ними будем знакомиться, я думаю, у нас появится реальный повод продолжить наши сегодняшние Чтения. Я уверен, что это будет и полезно, и интересно: встречаться одновременно друг с другом и, естественно, с Мерабом Константиновичем как посредником наших встреч. К тому же в настоящее время создается фонд его имени (официально он называется Фонд философских и междисциплинарных исследований им. Мамардашвили), который будет в этой связи осуществлять всю организационную работу.

Философское наследие Мераба Константиновича, я убежден в этом, станет в ближайшие годы достоянием широкой общеcвенности и привлекает внимание не только в России. Но я лично благодарен ему прежде всего за то, что он, будучи грузином, сделал для русской культуры. Прекрасно владея европейскими языками и считая себя космополитом, он мог легко реализоваться как философ в любой европейской стране. Но судьбе было угодно, чтобы большую часть жизни он провел в России, в стихии русского языка.

Похоронен он в Тбилисси (рядом с могилой отца; фамилию Мамардашвили можно перевести как "сын отца"), и вклад его в грузинскую культуру очевиден. Это был выдающийся человек - безупречного вкуса, несомненного обаяния, доброты и большого философского ума.

Ю. П. Сенокосов
(Из статьи "Вступительное слово", сб. "Конгениальность мысли", М., 1994)

см. также ст. Ю.П. Сенокосова "Mераб Мамардашвили: вехи творчества"