Антропология и другие формы понимания человека
Культурология и антропология

КУЛЬТУРНАЯ АНТРОПОЛОГИЯ И ИСТОРИЯ КУЛЬТУРЫ

1. Под культурной антропологией (иначе этнологией, в дальнейшем используется только первый термин, приблизительно равнозначный второму 1) понимается наука, исследующая в сравнительном плане различные типы культур и пути их преобразования при социальной (а не чисто биологической) передаче информации от поколения к поколению. Уже из самой характеристики предмета этой дисциплины ясно, что она могла бы в равной мере быть одновременно основой и теоретическим обобщением как этнографических исследований самых разных современных обществ (согласно наиболее распространенному на Западе пониманию "чистой" культурной антропологии - обществ "примитивных", отличных от стандартных европейских, изучаемых социологией), так и культур различных исторических эпох (в частности, от нас удаленных во времени; оговоримся, однако, что удаленность в случае истории культуры, как и непохожесть на европейские культуры в случае этнографии, не может быть принципиально обоснована как научно значимый признак). Тем не менее до настоящего времени выводы культурной антропологии в очень малой степени ложатся в основу исследования истории "неэкзотических" (или "непримитивных" - оба термина условны) культур.
Однако по мере того, как все большую значимость приобретают неевропейские культуры "третьего мира", их исследование явно составляет промежуточное звено между так называемой "чистой" культурной антро-пологией, изучавшей "примитивные" культуры, и историей культуры в широком смысле. До сих пор культурной антропологии чаще всего не хватало тех возможностей "микроскопического" исследования развития, которое у исторических дисциплин (в частности, и у истории культуры) гарантировано наличием непрерывной письменной традиции (в предыстории, изучаемой археологией,- соответствующей преемственности образцов материальной культуры). Но по отношению ко многим обществам третьего мира такая традиция (во всяком случае, на протяжении последних столетий после начала контактов с европейскими культурами) выявляется, что и делает их исследование особенно важным для обнаружения связи между историей и культурной антропологией (в этом случае отказывающейся от своей "чистоты", поскольку речь идет об изучении принципиально смешанных культурных типов). Связь эта была намечена еще в сочинениях Вико, но затем стала предметом дискуссии, затянувшейся более чем на столетие.
2. Принимавшееся многими различение культурной антропологии как системы описания фактов культуры в синхронном срезе и истории культуры как диахронического исследования снимается в последних работах крупнейших западных антропологов, утверждающих, что между антропологией и историей возникает теснейшее сотрудничество. Исторические итоги некоторой совершающейся на наших глазах последовательности действий как события оцениваются только на фоне другой аналогичной последовательности в прошлом, с которой в определенном смысле отождествляется или соотносится данная. В этом смысле связь истории и мифа, давно отмечавшаяся в нашей науке 2, оказывается особенно тесной3. Следует подчеркнуть: повторяемость исторических (и культурно-исторических) событий - непременное условие и научного (а не только мифологического) подхода к ним; здесь, как и в других случаях, мифология может рассматриваться как первое приближение к первобытной науке.
Когда, например, в мифологических преданиях йоруба говорится о событии, которое "снова происходит" (n' = waye "вновь входит в мир") 4, то используется язык, предполагающий наличие многих однородных событий. Раннее европейское понимание истории было слишком нацелено на выявление уникальности каждого отдельного события, поэтому в представлении о цикличности всегда видели следы мифологического мышления; сейчас более отчетливо видны и элементы преднаучного в таких представлениях.
История и миф, как и история и культурная антропология, предстают одновременно в своем единстве и различии.
В этом отношении, как и во многих других, предшественником современной науки является Г. Г. Шпет, который уже в своих работах 20-х годов, говоря о "динамическом коллективе" как предмете исследования, утверждал, что "история, этнология изучают ... коллективы в их конкретном бытии" 5. "Мы имеем дело,- продолжал он,- прежде всего с общей наукой ... о формах социальных, с социологией, и затем с системой социальных наук, обнимающих различные конкретные сферы или области социального. Материально "овеществленное".- содержание социальной жизни распределяется между "историями" этих областей, в идее составляющими общую историю, к которой тесно примыкает этнология, первоначально ограниченная доисторическим, а теперь в некоторых отношениях соперничающая с самой историей" '.
В последних своих работах Леви-Стросс уточняет введенное им ранее различие между культурами "холодными" (которыми преимущественно занималась антропология) и "горячими" (в основном составляющими предмет истории). Это различие проявляется в том, в какой мере общество соотносит себя с собственной историей (добавим: а не с мифологией, что обычно в обществах "холодного" типа) и допускает, что эта последняя может быть средством воздействия на настоящее и его преобразования 7. Вместе с тем "холодные" общества отличаются от "горячих" тем, что в первых наличествует более прямая (или лишь слегка замаскированная) связь идеологии с практикой; в "горячих" обществах всегда
наличествует много идеологических систем или подсистем, таких, как официально-народная, церковно-светская 8. Этот аспект по отношению к средневековому европейскому и последующим обществам еще в 30-40-е годы был детально исследован в антропологических трудах по истории культуры М. М. Бахтиным; он настаивал, что его концепция в целом должна называться "антропологической").
3. Антропологическая школа изучения истории культуры, созданная в СССР трудами М. М. Бахтина, В. Я. Проппа, И. Г. Франк-Каменецкого, О. М. Фрейденберг, Л. С. Выготского, С. М. Эйзенштейна и других наших ученых в 20-40-е годы, в ряде отношений опередила мировую науку. Во-первых, в трудах названных исследователей был выдвинут в качестве основного динамический принцип, согласно которому, начиная с выделения наиболее архаических пластов в синхронном описании "неофициальных" (народных, в частном случае "карнавальных") элементов данной культурной традиции, исследователь постепенно восходит к ее истокам и прослеживает путь ее дальнейшей трансформации. В. Я. Пропп и О. М. Фрейденберг в софокловской трагической версии мифа об Эдипе раскрывали исходную фольклорную ситуацию загадывания-разгадывания загадки. Идя дальше по тому же пути, можно наметить языковые (праиндоевропейские) и мифологические корни этого мотива. Культурная антропология позволяет заглянуть и еще дальше - в универсальные общечеловеческие корни загадок, связанных с инцестом, которые объединяют традиции Старого и Нового Света; (в последнем другие виды загадок вообще отсутствуют, что подтверждает пережиточность типа данной) . Для истории культуры важно не только выявление отдаленных истоков, но и обнаружение позднейших причин преобразования древней структуры. Так, например, О. М. Фрейденберг (а много спустя - Ж.-П. Вернан и другие исследователи) показала, как исходные мифологические представления преобразуются в духе новой этики античного полиса, выражаемой в афинской трагедии 9.
Во-вторых, в построенной Л. С. Выготским концепции истории культуры как развития систем знаков, служащих для управления поведением, нашла разрешение и волновавшая антропологов, начиная с Боаса (и таких его учеников, как Сепир) и Кребера, проблема соотношения культуры и психологии личности. Именно, этот круг идей Выготского, развитый его школой, в последние годы оказывает все большее влияние на мировую науку. Важнейшие сдвиги намечаются при усвоении систем культуры следующим поколением, возможности которого обнаруживаются именно на этапе трансформации при усвоении. Взаимодействие личности и общества, создающего благоприятную или неблагоприятную среду для развития задатков (в том числе и генетически предопределенных) личности, в трудах Выготского и его школы впервые начало исследоваться экспериментально. Выявляется широкий спектр - от полного подавления коллективом возможностей личности до широкого развития их по отношению к определенным социальным слоям (свободные граждане Афин времени Перикла и т. п.).
4. Культурно-антропологические различия "горячих" культур, ориентированных на поиск новых текстов (в широком смысле включающих любые знаковые последовательности и комплексы), и "холодных", стремящихся в идеале к воспроизведению стандартных текстов, построенных по единообразным шаблонам, связаны с проблемой авторства-изобретательства в культуре (центральной, например, для антропологической концепции Кребера). В "холодных" культурах изобретательство по преимуществу отнесено к мифологическому времени, когда им занимались культурные герои, тогда как "горячие" культуры ориентированы на постоянное изобретательство (чему соответствуют определенные социальные институты, заранее предполагающие поощрение будущих изобретений). Между двумя этими моделями, остающимися идеальными, существует много промежуточных. В частности, набор канонических текстов есть и в "горячих" культурах, но он в принципе может подвергаться изменениям или переосмыслению. Вместе с тем в "холодных" культурах воспроизводимый текст может сильно изменяться, сохраняясь только в стандартных социально закрепленных формах (вспомним о фольклорных штампах и т. п.).
Для каждого общества устанавливается определенный латентный период между индивидуальным изобретением и его распространением (внедрением в современной промышленной терминологии) и исчерпанием его возможностей, подготавливающим необходимость нового изобретения. Если, по подсчетам Н. Д. Кондратьева, со времен научной революции XVII в. для капитализма этот период определялся циклами порядка 25 и 50 лет (кондратьевские циклы), то для времени после неолитической революции соответствующие сроки определяются как 10' лет (ср., например, период от изобретения плавки железа до начала железного века и т. п.). Такие подсчеты на достаточно широкой основе разных традиций могут дать возможность сравнения различных типов обществ по их информационным и энергетическим характеристикам. Эти исследования начаты совместно антропологами и астрофизиками в связи с задачей установления типологии земных цивилизаций для сопоставления с возможными внеземными (ср. три типа, выделенных чл.-кор. АН СССР Н. С. Кардашевым). Каждому из таких типов обществ соответствуют и некоторые информационные характеристики производимых ими текстов. Так "горячие" и "холодные" типы входят в более общую типологию.
5. Одной из интереснейших проблем, возникающих на пограничье между историей культуры и антропологией, является исследование степени достоверности эпических сказаний, которые в обществах, переходных от "холодного" типа к "горячему", служат основным средством передачи информации о прошлом (иногда или часто мифологизируемом). С одной стороны, в последнее время выясняется значительная мера вероятности некоторых сведений, сообщаемых в фольклорных преданиях (так, проведенное в недавнее время детальное сравнение хеттского языка с абхазо-адыгским позволило доказать их древнее родство и соответственно выяснить наличие исторических оснований у преданий, бытовавших у абхазов и адыгов, о переселении предков этих народов с юга несколько тысяч лет назад). С другой стороны, установлено, что некоторые из регулярно повторяющихся трансформаций прошлого в эпосе определяются культурно-антропологическими характеристиками соответствующих обществ, например величиной памяти а=4 (поколения), характерной для некоторых коллективов типа южноиндийских и связанной с характером брачно-родственных отношений, порядком наследования земель и т. п.10 Таким образом, возникает возможность исследования конкретных культурно-антропологических ограничений, налагаемых на память коллектива его социальной структурой. Переход от мифологии к истории11, прослеживаемый, например, в эпических сказаниях таких африканских народов, как руанда, позволяет определить место того или иного коллектива в непрерывном ряду, соединяющем тип, соответствующий "холодной" модели, с тем, который соответствует "горячей" модели. Эти выводы, основанные на культурно-антропологическом изучении современных обществ, проливают свет и на многие традиционные проблемы античной и древневосточной истории, в частности на достоверность эпических преданий о малоазиатском происхождении этрусков, реальность геродотовского рассказа о лидийских царях, наличие исторических оснований в греческом мифе об аргонавтах и в рассказе о месопотамских торговцах в Малой Азии в аккадском эпосе о Нарам-Суэне (и в древнехеттском его переводе) . В каждом из указанных случаев эпический (или - как у Геродота - раннеисторический) рассказ подтверждается в существенных своих чертах недавно открытыми языковыми и археологическими данными. Задача историка культуры - не только выявить историческую основу преданий, но и установить причины и пути эпической (и мифологической) трансформации фиксируемых в них событий. Так, в мифе об аргонавтах' с памятью о южнокавказско-греческих контактах II тыс. до н. э. (или даже еще более ранних) соединились рассказы о значительно более поздних (и близких к историческому времени) плаваниях греков в Колхиду, открытую археологическими раскопками последних десятилетий. Процессу подобного сгущения (или склеивания) разновременных событий, связанному с ограничениями, наложенными на эпическую память, противостоит эпическое разделение событий и персонажей (превращение одного героя в двух, обычное для близнечных мифов, или одного персонажа в трех, частое в кельтском эпосе, и т. п.).
6. В качестве одного из наглядных примеров антропологического подхода к истории культуры, который оказывается весьма продуктивным по отношению к разным эпохам, можно указать на изучение взаимных дарений. Вслед за антропологами и лингвистами, обнаружившими многочисленные следы значимости дара как социального факта ("тотального" в смысле Мосса), на эту проблему обратили внимание и исследователи средневековой культуры, не только западной, но и восточной. Оказалось, что божественный характер гостя, сохранявшийся, например, на Фиджи или в балканском фольклоре до начала нашего века, проливает свет и на обычаи гостеприимства, общие для древней Греции и современной Индии, и на происхождение самих обозначений божества типа русского Господь. В качестве одного из наиболее существенных аспектов этой проблемы следует выделить систему дарений (земель или сельскохозяйственных продуктов) царем или землевладельцем (часто, в свою очередь, получав шим землю от царя) буддийской монастырской общине - сангхе. Так в восточном Туркестане в оазисах Таримского бассейна, судя по мона стырским письмам и документам хозяйственной отчетности, написанные в VII в. н. э. на тохарском В языке, дарения осуществлялись либо зер-ном, либо другими товарами (в одном случае засвидетельствовано царское дарение "деревом"). Дарения земель, обычные для южного буддизма, в этом ареале неизвестны. "Доместикация" сангхи в каждой и; стран, на которые распространяется буддизм, осуществляется по-разному в связи с чем различен и характер дарений сангхе.
7. Леви-Стросс в своих последних работах высказывает предположение, что именно такие традиционные области, которые, как генеалогия царских династий, считались принадлежностью собственно исторической рассказа, могут особенно много получить от контакта с культурной антропологией. Действительно, выявленные этой последней принципы структур родства могут объяснить многие детали родословных. Достаточно сослаться на различие между севернобуддийскими вариантами генеалогии Будды, рождающегося от брака параллельных кузенов, и южнобуддийской версией кросскузенного брака, соответствующего сингальской структуре родства12. Принцип эндогамии (или связанный с ним - гипергамии) во многих обществах служит средством конституирования узких социальных групп (в частном случае - каст). Доведение этого принципа до биологического абсурда наблюдается при обязательных инцестурзных браках внутри династии в монархиях типа Древнего Египта и некоторых других древнеафриканских стран, царства инков, древнесингальского государства и др. В этой связи может представить интерес и выявленное в последних работах индийских антропологов биологическое своеобразие кастовых групп по отношению к иммунологической защите от некоторых болезней (тропическая малярия) и сопряженным генетическим признакам. Здесь можно видеть реальное поле для совместной работы историков культуры л специалистов по физической и культурной антропологии. Обособление этих наук сменяется поиском наиболее разумных форм сотрудничества.

Источник: Одиссей, 1989. С.11-16.