|
|
Сочинения
От редактора
Эта книга, ныне становящаяся доступной широкому кругу читателей, долгое
время входила в первую десятку бестселлеров психологического самиздата,
наряду с книгами Карлоса Кастанеды, Джона Липли, Рам Дасса, Бхаваган Шри
Раджниша. Я познакомился с переводом книги осенью 1980 года, когда после
серии таинственных переговоров был представлен переводчикам - супругам
Виталию Николаевичу Михейкину и Елене Ивановне Антоновой. Осторожное введение
новых людей в "контекст" - неофициальную группу подвижников
самопознания, объединявшую художников, психологов, переводчиков, режиссеров,
архитекторов, безработных электронщиков - было необходимой мерой: тогда,
в 1980-м, могли посадить даже за невинное занятие хатха-йогой.
Я хорошо помню пьянящую радость, возникшую после прочтения книги, от внезапно
раскрывшейся перспективы свободы, от возможности вырваться изо всех клеток,
разомкнуть все капканы. Замки, скрепляющие оковы, прочно защелкивались
травмой рождения и глухой беспамятностью детства, но к ним были ключи!
"Контекст" - община путников, объединенная вокруг Виталия, "неистового
искателя", как я называл его про себя, или просто "Деда",
как любовно называли мы его между собой, - собирался еженедельно на "марафоны
самопознания". Эти годы были для нас лучшей школой трансперсональной
психологии в жизни.
Виталий не дожил до сегодняшних дней, когда трансперсональная психология
становится университетским предметом, когда выходят на русском языке ее
классические тексты, но он успел встретиться с авторами переведенных им
книг - Лилли и Грофом - и видел, как сотни людей просили автографы, протягивая
им зачитанные ксерокопии переводов.
Пусть данный том "текстов трансперсональной психологии" немного
напомнит нам о тех почти безвестных подвижниках, которые стремились не
к славе и выживанию, а служили мостом и опорой для прежних и нынешних
искателей.
Владимир Майков
Джоан и моим родителям
От автора
Я хотел бы воспользоваться возможностью выразить глубокую признательность
по крайней мере некоторым из моих наставников и друзей, к которым я испытываю
благодарность за неоценимую помощь или руководство на различных стадиях
исследовательской работы, приведшей в результате к публикации этой книги.
Впервые я познакомился с ЛСД в 1955 году в отделении д-ра Георга Рубичека,
профессора отдела психиатрии медицинской школы Карпова университета в
Праге. Д-р Рубичек положил в свое время начало применению этого препарата
в чехословацкой психиатрии. На протяжении двух последних лет моего обучения
медицине я стажировался в психиатрической больнице, где получил возможность
вести наблюдения и беседовать с некоторыми участниками первых экспериментов
с ЛСД, проводимых Рубичеком. В его отделении и под его контролем я прошел
в 1956 году свой первый ЛСД-сеанс. То, что я испытал, углубило и усилило
мой интерес к психоделикам до такой степени, что это стало делом моей
жизни.
В первые годы собственных исследований я получил неоценимую помощь от
д-ра Милаша Войцеховского. В то время он возглавлял междисциплинарную
группу, в которой я занимался вопросами связи между действием различных
психоделиков и симптоматологией шизофрении. После нескольких лет волнующей
и плодотворной работы в этой группе мой интерес к подходу "смоделированного
психоза" сменился диагностическим и терапевтическим экспериментированием
с психоделиками. И хотя профессиональное сотрудничество было относительно
недолгим, наши дружеские отношения не прервались даже после концептуального
расхождения. Я глубоко признателен д-ру Войцеховскому за приобретенные
под его руководством знания, за уроки научного мышления и методологии.
Очень многим я обязан д-ру Любомиру Ганцличеку, директору Научно-исследовательского
института психиатрии в Праге, где я проделал большую часть своей работы.
Исследование ЛСД было бы невозможно осуществить без его редкой ментальной
открытости, без понимания и поддержки на протяжении нескольких лет моих
нетрадиционных изысканий. Я хочу также поблагодарить двух моих бывших
коллег из того же института - д-ра Юлию Соботкебич и д-ра Зденека Дитриха.
Они участвовали в проведении исследований ЛСД в Праге, в которых я был
ведущим исследователем. Во время наших ежедневных обсуждений они с готовностью
делились со мной результатами проводимых ими ЛСД-сеансов и предоставляли
в мое распоряжение свои записи. Описанные в этой книге теоретические концепции
отчасти базируются на их клиническом материале, но в целом они развивались
независимо от концепций и подходов этих коллег; идеи, выраженные в данной
книге, полностью лежат на моей ответственности. Я признателен д-ру Томашу
Досталю, чье внимание, ободрение и дружеская помощь были так важны для
меня, когда в относительной изоляции от большинства моих коллег-профессионалов
я изучал территории человеческого ума, еще не нанесенные на карту.
Кроме того, я хотел бы отметить медицинский персонал нашего отдела в Научно-исследовательском
институте психиатрии в Праге, медсестер и нянечек, которые на протяжении
целого ряда лет оказывали мне неоценимую помощь. Они проявили глубокий
интерес к проблеме, добровольно участвуя в тренировочных ЛСД-сеансах,
с тем чтобы понять переживания наших пациентов под воздействием препарата
и прочувствовать его терапевтические свойства. В повседневной работе они
терпеливо принимали все, что было связано с нередко возникающими драматическими
обстоятельствами новой экспериментальной терапевтической программы, и
с неослабевающим энтузиазмом и преданностью исполняли все дополнительные
обязанности.
Решающим фактором в написании этой книги явилось мое двухлетнее участие
в исследованиях, проводившихся в Соединенных Штатах с 1967 по 1969 год.
Оно дало мне и время, и необходимый умственный настрой для подготовки
первого варианта рукописи, суммирующей мой опыт работы с ЛСД. Я особенно
признателен Фонду исследований в области психиатрии в Нью-Хэйвене (штат
Коннектикут), великодушная финансовая поддержка которого сделала возможным
мое пребывание в Соединенных Штатах. Я хотел бы также выразить глубокую
благодарность д-ру Джоэлю Элкису, профессору и главе отделения психиатрии
и изучения поведения медицинской школы университета имени Джона Хопкинса
в Балтиморе (Мэриленд). Д-р Элкис направил мне приглашение на работу в
клинической и исследовательской программах и оказал мне неоценимую помощь
во время моего пребывания.
Особых слов благодарности заслуживает д-р Альберт А. Курлэнд, директор
Мэрилендского центра психиатрических исследований и специальный уполномоченный
по исследованиям департамента психогигиены штата Мэриленд. Именно благодаря
содействию д-ра Курлэнда я смог заниматься исследованиями ЛСД с самого
приезда до настоящего времени. Мне хотелось бы упомянуть членов Мэрилендского
центра психиатрических исследований и их семьи. Дружеская атмосфера взаимного
уважения и понимания, поддерживаемая ими не только в Центре, но и во время
многих совместно проведенных вечеров и уик-эндов, в значительной степени
помогла мне войти в новую для меня жизнь.
Эта книга, вероятно, не была бы написана и опубликована без одобрения
и поддержки со стороны многих моих американских дру- зей, которые вселили
в меня уверенность относительно важности предлагаемой мной информации.
Особая благодарность Хьюстону Смиту, Джозефу Кемпбеллу, Уолтеру Кларку,
Маргарет Мид, Алану Уоттсу, Лауре Хаксли. Энтони Сутичу, Гэби и Соне Маргулис
и, в особенности, Абрахаму Мэслоу.
Я глубоко признателен Институту Эсалена в Биг-Суре (штат Калифорния) и
его филиалам в других частях Соединенных Штатов и в Канаде за предоставленную
мне возможность читать лекции, проводить семинары и практические занятия.
Кроме того, институт Эсален создал для меня и моей жены прекрасные условия
для работы над готовящейся серией книг. В этом отношении я также многим
обязан Роберту и Леоноре Шварц. Благодаря их великодушию мы с женой смогли
на время освободиться от административных обязанностей и сконцентрировать
наши усилия на работе над будущим изданием. Хочется от души поблагодарить
Майкла Мерфи, Ричарда Прайса, Джулиан Сильверман, Эндрю Гагарина и Ричарда
Гроссмана - всех наших близких друзей, которые наряду со Шварцами создали
идеальные условий для нашей творческой деятельности.
Мой брат, д-р Поул Граф, сделал многосторонний вклад в эту книгу. Его
образование в области экспериментальной психиатрии дало ему необходимую
квалификацию и знания, а характер наших отношений на протяжении жизни
позволил ему быть моим наиболее стойким сторонником и самым искренним,
самым непреклонным критиком.
Трудно подыскать подходящие слова благодарности и признательности моей
жене, д-ру Джоан Халифакс-Граф за вклад, внесенный в эту книгу. Ее антропологическое
образование и личное чутье добавили много новых и важных сторон к моему
исследованию; она, как мой сотрудник по терапии, принимала участие в исследовательском
проекте, использующем ЛСД-психотерапию в качестве вспомогательной для
пациентов, умирающих от рака. В нашем доме она создала атмосферу, способствующую
интеллектуальному взаимообогащению и продуктивной авторской работе. Ее
энтузиазм, энергия и глубокая эмоциональная отдача всегда были мощным
целительным средством в периоды моего творческого спада. Ее постоянная
поддержка и помощь явились необходимыми составляющими в завершении этой
книги.
Те же, кто сыграл наиболее важную роль в развитии концепций, изложенных
в этой книге, и кто принес наибольшую личную жертву, должны остаться анонимными.
Это сотни пациентов и добровольцев, ставших частью этого исследования.
Они нашли в себе достаточно веры и мужества для повторных путешествий
в неведомое и поделились со мной своими переживаниями. Я глубоко признателен
им за участие в этом поиске и за их уникальный индивидуальный вклад, сделавший
возможным появление этой книги.
Биг-Сур,
Калифорния, декабрь 1973 года
ПРЕДИСЛОВИЕ
Эта книга - первая
из серии книг, в которых я намерен собрать и обобщить материалы моих
семнадцатилетних наблюдений и в доступной форме изложить опыт работы
с ЛСД и другими психоделиками.
Способность этих веществ обострять восприятие искусства и религии, их
значение для диагностики личности и лечения эмоциональных расстройств,
для изучения шизофрении, для изменения предсмертных переживаний - все
это составляло мой главный профессиональный интерес на протяжении многих
лет и заняло большую часть времени моих психиатрических исследований.
В 1965 году меня пригласили принять участие в Международной конференции
по ЛСД-психотерапии в Амитвилле (Лонг-Айленд), и я написал статью о
моем почти десятилетнем опыте исследования ЛСД в Праге. После этой конференции,
во время лекционного турне по Соединенным Штатам, мне вручили приглашение
Фонда исследований в области психиатрии в Нью-Хэвене (штат Коннектикут).
По возвращении в Прагу я получил письмо от д-ра Джоэля Элкиса, руководителя
отделения психиатрии и изучения поведения медицинской школы университета
имени Джона Хопкинса в Балтиморе, приглашавшего меня приехать в Балтимор
и продолжить работу с ЛСД в качестве сотрудника клиники Генри Фиппса
и Исследовательского центра государственной больницы в Спринг Гроув.
Когда мне представилась эта уникальная возможность, я был серьезно занят
исследовательской работой в Праге, где были собраны подробные отчеты
о нескольких сотнях ЛСД-сеансов. Я занимался обработкой данных, пытаясь
сформулировать теорию для понимания поразительных наблюдений, полученных
в ходе этих сеансов. К тому времени я уже закончил первые наброски теоретической
модели, которая, как мне казалось, содержала большую часть фактов, обнаруженных
при исследовании ЛСД.
Эта модель позволила выдвинуть несколько гипотез, которые можно было
бы подвергнуть более строгой проверке. Помимо этого, меня буквально
захватили возможности, которые, по всей видимости, открывала ЛСД-психотерапия
для облегчения эмоциональных страданий раковых больных, оказавшихся
перед лицом неизбежной смерти. На основе некоторых предварительных наблюдений
я разработал план систематических исследований в этой области.
Великодушное предложение д-ра Элкиса было слишком заманчивым, чтобы
отказываться от него. Я решил им воспользоваться и запросил у чешских
властей разрешения поехать на год в Соединенные Штаты. После определенных
административных трудностей такое разрешение было получено. Когда в
марте 1967 года я приземлился в аэропорту Кеннеди, более половины моего
сорокафунтового багажа составляли записи, касающиеся исследований ЛСД,
проведенных мною в Пражском научно-исследовательском институте психиатрии.
Я намеревался завершить анализ полученных мною данных и провести контрольные
клинические исследования эффективности техники ЛСД-психотерапии, которую
я разработал за долгие годы терапевтического экспериментирования. Кроме
этого, моей тайной надеждой было проведение по меньшей мере еще одного
теоретического исследования по проверке некоторых аспектов моей новой
теоретической модели.
Когда я прибыл в Соединенные Штаты, то выяснилось, что мои планы, мягко
говоря, нереальны. Я был поражен ситуацией вокруг психоделиков, сложившейся
в этой стране со времени моего первого визита в 1965 году. Когда я покидал
Чехословакию, ЛСД легально производилась там ведущей фармакологической
компанией с разрешения правительства. Она числилась в официальной фармакопее
в качестве терапевтического средства со специфическими показаниями и
противопоказаниями наряду с такими пользовавшимися доброй репутацией
лекарствами, как пенициллин, инсулин и препараты наперстянки. ЛСД, как
экспериментальный и терапевтический препарат, была легко доступна квалифицированному
персоналу, а ее распространение находилось под контролем. В ходе специальной
подготовки каждому ЛСД-терапевту нужно было более или менее точно следовать
психоаналитической модели. Подготовка включала в себя как минимум пять
тренировочных ЛСД-сеансов для врача и проведение им по крайней мере
30 сеансов с отобранными пациентами под наблюдением опытного ЛСД-терапевта.
Широкая публика почти ничего не знала о психоделиках, поскольку отчеты
об исследованиях подобных препаратов публиковались почти исключительно
в научных журналах. Ко времени моего отъезда не существовало ни черного
рынка психоделиков, ни их немедицинского применения. Все желающие подвергнуть
себя эксперименту имели возможность в медицинских условиях при поддержке
профессионала пройти ЛСД-сеанс.
Положение, сложившееся в США, резко контрастировало с вышеописанным.
Психоделики начали вызывать всеобщий интерес. На черном рынке ЛСД мог
приобрести каждый, независимо от возраста. Экспериментирование на самом
себе процветало во всех университетских городках, а многие крупные города
имели свои районы с отчетливо выраженными наркотическими субкультурами.
Несчастные случаи, связанные с употреблением психоделиков, делались
достоянием газет. Почти ежедневно можно было прочитать сенсационные
сообщения о психотических срывах, нанесенных себе увечьях, самоубийствах
и убийствах, приписываемых воздействию ЛСД. В то же время психоделическое
движение оказывало серьезное влияние на современную культуру: музыку,
живопись, поэзию, дизайн, прикладное искусство, моду, фильмы, театр
и телепостановки.
Меры, предпринятые с целью пресечения опасного экспериментирования на
себе в немедицинских условиях, оказались весьма неэффективными и имели
нежелательные прямые и косвенные последствия для научных исследований.
Лишь горстка проектов выжила в столь сложных условиях. В результате
исследования ЛСД были сведены до минимума, и, что парадоксально, поток
новой научной информации резко сократился как раз в то время, когда
она была крайне необходима: ЛСД и другие психоделики стали серьезной
национальной проблемой. Так что, нетрудно себе представить, насколько
"эффективными" могут быть меры, предпринятые без ясного понимания
природы этой проблемы.
Информация, касающаяся психоделиков и распространявшаяся прессой и различными
агентствами, была большей частью поверхностной, неточной и односторонней.
Эту ситуацию можно объяснить незнанием и обычной предубежденностью,
а также желанием пресечь энтузиазм непрофессионалов, изыскания которых
процветали, несмотря на репрессивные меры со стороны закона. Такая искаженная
информация вследствие ее несбалансированности, несоразмерности и часто
явной некорректности с недоверием воспринималась молодыми людьми. Большинство
молодежи продолжало игнорировать реальную опасность, связанную с употреблением
психоделиков.
В подобных условиях престиж профессионалов-психиатров резко падал, особенно
в молодежной среде и у представителей контркультуры. Многих специалистов
приглашали лишь в качестве экспертов для разбора критических ситуаций
в надежде на их вмешательство в случае несчастий на психоделической
сцене. Но из-за недостатка научных данных у них не было ни необходимой
подготовки, ни опыта в этой области, - они не могли четко объяснить
действия психоделиков.
Ситуация, с которой я столкнулся в 1967 году, практически не изменилась
и в последующие годы. В одних лишь Соединенных Штатах сотни тысяч людей
экспериментировали с ЛСД и другими психоделиками. Многие принимали их
многократно. Эксперименты на себе сопровождались необычными переживаниями
и вели к глубоким изменениям в структуре личности, иерархии ценностей
и взглядах на мир. Феномены, наблюдаемые в психоделических сеансах,
являются проявлением глубинных областей бессознательного, еще непознанных
современной наукой. Поэтому применение существующей теории и практики
в вопросах, связанных с употреблением психоделиков, пока что является
весьма неэффективным.
По приезде я выступал с лекциями в университетах, психиатрических больницах,
исследовательских институтах, центрах роста, колледжах и церковных общинах
Соединенных Штатов, Канады и Европы. Во время лекционных турне я обнаружил,
что все эти столь разнородные аудитории проявляли одинаково живой интерес
к представляемым мною данным. Нередко ко мне подходили люди, искавшие
более подробной информации и литературы или просившие о перепечатке
статей, из которых они смогли бы больше узнать о проблемах, связанных
с ЛСД. Многие из этих людей были психиатрами, психологами, работниками
психиатрических лечебниц, социологами, имевшими дело с пациентами, потреблявшими
психоделические вещества. Они хотели как можно больше узнать об ЛСД,
чтобы понять мир своих пациентов, установить с ними более тесный контакт
и, по возможности, помочь им. Просьбы о частной информации я, получал
и со стороны многих отчаявшихся родителей, которые испытывали необходимость
в наведении моста в отношениях со своими детьми. Подобным же образом
ряд учителей и адвокатов, озадаченных состоянием своих учеников и клиентов
и потерявших с ними всякий контакт, выражали горячую заинтересованность
в получении непредвзятой информации относительно ЛСД.
Представители церкви также демонстрировали потребность и искреннее желание
проникнуть в природу религиозных и мистических переживаний, вызванных
психоделиками. Они надеялись, что такое понимание, помимо его философского
и духовного значения, поможет им стать более отзывчивыми исповедниками
в своих общинах, часто озабоченных проблемами наркотиков. Иногда ко
мне обращались и адвокаты, имевшие серьезные сомнения относительно адекватности
и эффективности существующих законов о наркотиках и стремившиеся приобрести
более ясное понимание этих проблем. Специалисты в самых разных областях
расспрашивали меня о специфических деталях моих наблюдений, поскольку
полагали, что эти данные смогут найти приложение, скажем, в теории личности,
психологии религии, психотерапии, генетике, психологии и психопатологии
искусства, антропологии, изучении мифологии, образовании, психосоматической
медицине, практике акушерства и т.д.
И наконец, последнее (в перечне, но не по важности). Большинство требований
о более систематической и доступной информации пришло от людей, имевших
опыт употребления ЛСД и искавших прояснения проблем, с которыми они
столкнулись. Я обнаружил необычно живой интерес у представителей молодого
поколения, особенно у студентов.
Когда я приехал в Соединенные Штаты, мой первоначальный план состоял
в завершении анализа исследовательских данных, полученных в Праге, и
проведении контрольных опытов, которые должны были бы проверить некоторые
разработанные мною новые концепции. Я рассматривал десятилетние исследования
ЛСД в Праге как непрестанный поиск верного пути. Такой период для ориентации
в новой области может показаться слишком длительным. Однако следует
принять во внимание, что задача состояла по крайней мере в том, чтобы
составить первые карты неизвестных еще науке и необозначенных территорий
человеческого ума.
Мое решение написать серию книг на этой стадии исследования было продиктовано
целым рядом обстоятельств. Во-первых, я понял, что невозможно будет
повторить мои европейские исследования в более благоприятных условиях,
так как истерия в отношении наркотиков быстро возрастала и появлялись
тревожные сообщения о возможных генетических нарушениях, связанных с
применением ЛСД. Другим важным фактором было возникновение серьезных
осложнений у людей, самостоятельно экспериментировавших с ЛСД. Не оставалось
сомнений, что для правильного подхода к таким проблемам необходимо располагать
более широкой клинической информацией об ЛСД и иметь точное представление
о ее действии. Большой интерес, проявленный психиатрами и специалистами
в смежных областях, указывал на настоятельную потребность в такой информации.
Помимо всего этого, некоторые типичные для психоделических сеансов переживания
все чаще наблюдались и описывались в контексте новых психотерапевтических
техник и экспериментальных лабораторных процедур. Среди них можно назвать
биоэнергетику, сеансы-марафоны, группы проработки конфликтов, гештальт-терапию,
биообратную связь, сенсорную изоляцию и сенсорную перегрузку. Совершенно
очевидно, что карты сознания, составленные с помощью такого сильнодействующего
средства, как ЛСД, могли бы оказаться полезными для систематизации и
интегрирования данных этих смежных областей. Окончательное решение написания
этой серии книг основывается на убеждении, что полученные в ЛСД-сеансах
данные даже в их настоящем виде имеют огромное теоретическое значение
и представляют собой серьезный вызов существующим концепциям современной
науки. Я полагаю, что их нужно сделать доступным исследователям в различных
научных дисциплинах. Для этой цели я постарался представить данные,
в основном опираясь на фактические клинические наблюдения и истории
болезни. В такой форме они могут, как я надеюсь, дать стимул и основу
для размышлений специалистам и тем читателям, которые не примут предложенную
мною теоретическую модель для объяснения наблюдаемых явлений.
После долгих размышлений я решил опубликовать открытия, сделанные во
время исследований с помощью ЛСД, в пяти отдельных книгах. В этой книге,
первой из намеченной серии, я собрал основную информацию об ЛСД и коротко
охарактеризовал различные стадии моего собственного изучения психоделиков
- главным образом сконцентрировался на "картографии внутреннего
пространства", или на феноменологическом описании различных уровней
и типов переживаний, проявившихся в ходе психоделических сеансов. Во
второй книге, названной "Человек перед лицом смерти" и написанной
в соавторстве с моей женой, д-ром Джоан Хэлифакс-Граф, будет описано
применение психоделической терапии в последней стадии раковых заболеваний
и рассмотрена проблема умирания и смерти с исторической, межкультурной,
клинической, философской и духовной точек зрения. Третья книга будет
посвящена практическим аспектам ЛСД-психотерапии - таким, как подготовка
пациента, техника проведения сеансов, показания и противопоказания,
терапевтические результаты и проблемы побочных эффектов и осложений.
Четвертая книга затронет некоторые эвристические аспекты ЛСД-исследований
и их применение в теории личности, этиологии эмоциональных нарушений,
практике психотерапии и изучении человеческой культуры. Последняя книга
серии будет посвящена философским и духовным измерениям ЛСД-переживаний
с особым акцентом на онтологическую и космологическую темы. В ней будет
детально описана удивительно последовательная метафизическая система,
которая четко вырисовывается при экспериментировании с психоделическими
веществами.
ПОЛЕМИКА ВОКРУГ ЛСД
Более четверти века прошло с тех пор, как швейцарский химик Альберт
Хофман случайно обнаружил мощные психоактивные свойства диэтиламида
d-лизергиновой кислоты, более известной как ЛСД-25 [17]. Вскоре это
вещество стало объектом противоречивых суждений, которые со временем
достигли беспрецедентных масштабов. Представляется полезным начать дискуссию
об ЛСД с краткого обзора ее истории.
Открытие свойств ЛСД стало сенсацией в научных кругах и явилось стимулом
для исследований в ряде других дисциплин. Многие ранние статьи указывали
на сходство вызванного ЛСД состояния "экспериментального",
или "смоделированного", психоза и спонтанно возникающих психозов,
особенно шизофрении. Возможность моделирования симптомов шизофрении
у психически здоровых людей в лабораторных условиях и проведение сложных
тестов и исследований до, в течение и после переживания "смоделированного
психоза" дают, казалось, желанный ключ к пониманию наиболее таинственного
заболевания в психиатрии. Как препарат, обеспечивающий краткое обратимое
вхождение в мир шизофреника, ЛСД рекомендовалась в качестве не имеющего
себе равных инструмента для обучения психиатров, психологов, студентов
медицинских вузов и персонала психиатрических лечебниц. В этом контексте
неоднократно утверждалось, что даже одно ЛСД-переживание может значительно
увеличить способность испытуемого понять мир психотика, подойти к нему
с большим пониманием и более эффективно проводить его лечение.
Противоречия в отношении ЛСД начали возникать, когда концепция "смоделированного
психоза" подверглась серьезной критике со стороны многих феноменологически
и психоаналитически ориентированных психиатров и в итоге была отвергнута
многими клиническими исследователями. Выяснилось, что, вопреки некоторому
поверхностному сходству, имеют место фундаментальные различия этих двух
состояний. Надежда на то, что исследование с помощью ЛСД приведет в
результате к простому тестируемому разрешению загадки шизофрении, постепенно
угасла и в конце концов сошла на нет.
Многочисленные статьи указывали на присущий ЛСД невообразимый терапевтический
потенциал, чем вскоре затмили "психотомиметический" акцент
(моделирование психоза) в изучении ЛСД. Согласно многим клиническим
исследованиям, оказалось, что психотерапия с помощью ЛСД позволяет значительно
сократить время выздоровления. Кроме того, терапевтический эффект отмечался
у различных категорий пациентов, которых считали практически неизлечимыми
или нереагирующими на обычное лечение, например, таких, как хронические
алкоголики, наркоманы, криминальные психопаты с сексуальными отклонениями
и острые невротики. Эти утверждения не остались незамеченными. Многие
клиницисты, зная, как трудно изменить глубоко укоренившиеся психопатологические
симптомы, не говоря уже о личностной структуре, отнеслись с подозрением
к драматическим изменениям у пациентов, происходившим в течение недель
или дней. Критики этих сообщений указывали на отсутствие контрольных
исследований, демонстрирующих полезность ЛСД-психотерапии. Но подобные
же возражения возникли в это время и в отношении психоанализа и других
видов широко распространенной и практикуемой без применения препаратов
психотерапии. Большая часть критики касалась главным образом методологии,
и ни один из скептиков не ставил под вопрос безопасность этого подхода.
Опубликованная в этой связи в 1960 году статья Сиднея Коуэна указывала
на то, что риск, связанный с ответственным и профессиональным использованием
ЛСД, для здоровых людей был минимальным [2]. Он несколько увеличивался
при приеме ЛСД психически больными, но в общем ЛСД-психотерапия оказалась
намного безопаснее многих других обычно используемых в психиатрической
терапии процедур, таких, как электрошок, лечение инсулиновой комой и
психохирургия. В целом же в начале 60-х годов казалось, что ЛСД занимает
прочное положение в психиатрии как важный инструмент для проведения
фундаментальных исследований, терапевтических экспериментов и психиатрического
обучения.
Кроме того, были по крайней мере две области, в которых использование
ЛСД открывало новые перспективы и предоставляло интересные возможности.
Многие принимавшие ЛСД испытывали во время сеансов необычные эстетические
переживания и интуитивное проникновение в природу творческого процесса.
У них зачастую развивалось новое понимание искусства, особенно современных
движений в искусстве. У художников, скульпторов и музыкантов под влиянием
ЛСД обнаруживались редкие способности. Они создавали очень интересные
и необычные для их манеры исполнения работы. Стало очевидным, что эксперименты
с ЛСД найдут важное применение в психологии и психопатологии искусства.
Другой областью, в которой использование ЛСД оказалось революционным,
явилась психология религии. Было замечено, что некоторые ЛСД-сеансы
принимали форму глубоких религиозных или мистических переживаний, похожих
на священные писания великих мировых религий и свидетельства святых,
пророков и религиозных учителей всех времен. Возможность инициирования
таких переживаний химическими средствами привела к интересной, но весьма
противоречивой дискуссии вокруг темы "химического", или "мгновенного"
мистицизма и духовной ценности этих феноменов. Дебаты ученых-бихевиористов,
философов и теологов велись между крайними точками зрения. Многие экспериментаторы
полагали, что проведенные на психоделических сеансах наблюдения позволят
вынести религиозные феномены из сферы тайного, воспроизвести их в лаборатории,
изучить и в конечном итоге объяснить научно. В конце концов, не должно
остаться ничего тайного в отношении религии: она должна получить свое
объяснение в терминах психологии мозга и биохимии. Некоторые теологи
рассматривали ЛСД и другие психоделики как нечто таинственное, а сеансы
- как таинства, поскольку с их помощью испытуемый приводится в соприкосновение
с трансцендентальной реальностью. Противоположной тенденцией явилось
отрицание того, что ЛСД-переживания были подлинными религиозными феноменами,
сравнимыми с теми, что нисходят, как "благодать Божья", или
же являются результатом дисциплины, отречения, поклонения или аскетизма;
в этих рамках явная легкость, с которой эти же феномены могут быть вызваны
химическим путем, полностью отрицает их духовную ценность.
В середине 60-х годов, когда ЛСД стала широко доступной на черном рынке,
а "уличная кислота" принималась массами молодых людей, экспериментировавших
на себе, противоречия вокруг ЛСД вступили в новую фазу. Возникшая ситуация
оказалась теперь совсем другой по сравнению с довольно пассивной, но
в основном научной и академической атмосферой предыдущих лет. Трезвые,
веские аргументы почти полностью уступили место эмоциональным конфликтам
между двумя непримиримыми группами. С одной стороны, прозелиты ЛСД провозгласили
эру новой религии, мессия которой принял форму химического вещества.
Для них ЛСД явилась панацеей для отчаянно больного человечества, предлагающей
единственную альтернативу массовому уничтожению в ядерной катастрофе.
Рекомендовалось всем без исключения принимать ЛСД настолько часто, насколько
это возможно, и при любых обстоятельствах; риск отрицался или недооценивался,
а если допускался, то его считали приемлемым в свете конечной цели.
С другой стороны, среди публики возникала атмосфера, близкая к массовой
истерии. Люди были напуганы этим новым движением и неистово восставали
против него. Почти ежедневно жадные до сенсаций журналисты печатали
репортажи, переполненные описаниями всевозможных ужасов, вызванных бесконтрольным
приемом и самоэкспериментированием: люди "выходили" из окон
верхних этажей, пытаясь войти в заходящее солнце, гибли при попытке
остановить автомобили своим телом, теряли зрение, часами глядя на солнце,
калечили себя, вырезая жир из тела кухонным ножом, убивали любовников,
любовниц, тещ или кончали психотическими состояниями в закрытых отделениях
государственных психиатрических лечебниц. Такие сообщения создавали
представление об ЛСД, как о дьявольском снадобье и давали достаточное
основание доя реакции, подобной охоте на ведьм, со стороны родителей,
учителей, министров, политических деятелей и полицейских. К несчастью,
многие здравомыслящие психиатры-профессионалы до некоторой степени тоже
становились сторонниками подобного подхода. И хотя им были доступны
отчеты о научных экспериментах с ЛСД, проводившихся в течение 20 лет,
они допустили, чтобы их представление об этом препарате формировалось
газетными заголовками.
Взаимосвязь между наркотиками и движением "хиппи" и контркультурная
революция придали уже существующим проблемам важный социально-политический
оттенок. Ситуацию еще более обострили противоречивые отчеты о связи
ЛСД с хромосомными и генетическими отклонениями, с лейкемией и раком.
Таким образом, взгляд на ЛСД охватил широкий диапазон - от того, что
ЛСД является духовной, эмоциональной и социальной панацеей для человечества
и мощным оружием в излечении серьезных ментальных и психосоматических
заболеваний, до того, что это злейший враг, который, вызывая серьезные
изменения мозга, физические и ментальные нарушения, угрожает здоровью
будущих поколений. Чтобы завершить столь противоречивую картину, следует
добавить, что это вещество серьезно рассматривалось как эффективный
помощник в технике "промывания мозгов" и как мощное средство
для ведения химической войны.
Атмосфера истерии наряду с отсутствием серьезного изучения очень затруднила
научное понимание важности многих феноменов, составляющих эту проблему.
Непрофессиональные экспериментаторы с ЛСД часто вступали в такие области
переживаний, которые всерьез ставили в тупик практикующих психиатров
и психологов. С одной стороны, ЛСД-переживания не отвечали ни одной
из существующих теорий, а с другой - многие серьезные клиницисты понимали,
что ограничиваться навешиванием на ЛСД-переживания ярлыка психотических
было бы неверно, поскольку это не соответствует действительности. Кроме
того, многие в результате такого экспериментирования прошли через драматические
изменения личности, включающие перемену в иерархии ценностей, смену
религиозных и философских убеждений, стиля жизни. Не имея возможности
объяснить механизмы происходящего, профессионалы, оказавшиеся случайными
свидетелями таких трансформаций, сочли их непостижимыми. Даже немногочисленные
отрицательные случаи, сопровождавшие применение ЛСД, такие, как психические
срывы или попытки самоубийства, могут обеспечить нас важными данными
относительно динамики этих феноменов при условии научного, а не эмоционального
подхода.
Если внимательно рассмотреть природу и масштабы противоречий ЛСД, то
станет очевидным тот факт, что они отражают нечто более фундаментальное,
чем фармакологическое действие одного лишь химического вещества. И хотя
все дискуссии ведутся вокруг ЛСД, эмоциональный накал они приобретают
от других затрагиваемых при этом тем. За несколько десятилетий исследования
ЛСД дали много свидетельств относительно природы общего знаменателя,
ответственного за такую ситуацию. Как будет показано в следующих главах,
тщательный анализ данных ЛСД-переживаний указывает на то, что это вещество
является неспецифическим усилителем ментальных процессов, выносящих
на поверхность сознания различные элементы из глубин бессознательного.
То, что мы видим в ЛСД-переживаниях и в различных окружающих их ситуациях,
оказывается в своей основе экстериоризацией и усилением конфликтов,
внутренне присущих человеческой природе и цивилизации. Если подходить
с этой точки зрения, то ЛСД-феномены являются чрезвычайно интересным
материалом для глубокого понимания ума, природы человека и человеческого
общества.
ЛСД и ее действие на человека
В последние годы сведения о ЛСД получили широкое распространение. Информация
поступала к публике из ежедневной прессы, из статей в различных журналах,
книг, популярных брошюр о вреде наркотиков, радиопередач, телевизионных
программ и фильмов, передавалась по слухам. Однако большая часть этой
информации была несистематической и строилась на предубеждениях или
искажалась в угоду коммерческим и политическим интересам. Поэтому, чтобы
заложить основу для дальнейших дискуссий, я хотел бы сделать краткий
общий обзор данных об ЛСД. Такое введение может быть полезным для лучшего
понимания некоторых особенностей динамики ЛСД-переживаний, составляющих
главную тему этого исследования.
ЛСД-25, или диэтиламид d-лизергиновой кислоты, - полусинтетическое химическое
вещество. Его естественным компонентом является лизергиновая кислота
- основа главных алкалоидов спорыньи, а диэтиламидовая группа присоединяется
лабораторным путем. Согласно Столпу, Хофману и Трокслеру [18], она имеет
следующую химическую формулу:
ЛСД, как таковая,
не найдена ни в одном из известных органических веществ, хотя, как ожидается,
естественное возникновение ЛСД возможно в мозге животных, зараженных
токсиплазмозом [19]. Синтез других амидов лизергиновой кислоты демонстрировался
в погруженных под воду грибках (Claviceps paspali) [1]. Аналогичные
амиды были также найдены в семенах вьюнка пурпурного (Rivea corymbosa),
которые в течение столетий использовались в Мексике в ритуальных целях
в виде притираний и настоек, называемых ololiuhqui [3].
Небезынтересно узнать, что впервые ЛСД была синтезирована в лабораториях
швейцарской фирмы "Сандоз" в 1938 году Столпом и Хофманом
как лекарство, особенно полезное в акушерстве и гинекологии, а также
при лечении мигрени. Она была подвергнута обычным лабораторным испытаниям
на животных, ее сочли неперспективной, и изучение было прекращено. Галлюциногенные
свойства ЛСД были обнаружены Альбертом Хофманом примерно пять лет спустя,
в апреле 1943 года [17]. Изучая результаты исследований этого вещества,
Хофман пришел к заключению, что данные указывают на возможность интересного
стимулирующего действия на центральную нервную систему. Синтезируя новый
образец ЛСД для дальнейшего изучения, он случайно отравился при очистке
осажденных продуктов и испытал весьма драматические психологические
изменения. Он сделал гипотетическое предположение о связи между своим
ненормальным ментальным состоянием и веществом, с которым работал. Позднее,
чтобы проверить свою догадку, Хофман намеренно ввел себе 250 микрограмм
ЛСД. Его реакция на эту дозу была очень близкой к первому переживанию,
но еще более интенсивной и драматичной. Минимальное количество ЛСД изменило
ментальное функционирование Хофмана на несколько часов. Он провел это
время в фантастическом мире интенсивных эмоций, сверкающего цвета и
волнообразно двигающихся форм. Затем Хофман описал этот необычный эксперимент
Столпу, и тот настолько заинтересовался, что сразу организовал первое
научное изучение ЛСД с добровольцами и пациентами в Цюрихской психиатрической
клинике [17]. Результаты его наблюдений были опубликованы в 1947 году.
Они вызвали огромный интерес и явились стимулом для проведения дальнейших
исследований в других странах. В их ходе подтвердилась гипотеза Столла
об ЛСД как о самом мощном из известных психоактивных препаратов. В чрезвычайно
малых дозах, начиная от 10 до 20 микрограмм (1 микрограмм равен одной
миллионной грамма) ЛСД может вызывать очень глубокие и разнообразные
изменения, длящиеся несколько часов. Таким образом, ее воздействие оказалось
приблизительно в пять тысяч раз сильнее известного тогда мескалина и
в сто пятьдесят раз сильнее открытого позже псилоцибина.
В дальнейших исследованиях было установлено, что ЛСД можно принимать
любым известным способом. Ее можно глотать, вводить в ткани, в вену
или прямо в цереброспинальную жидкость, в канал позвоночника. Диапазон
безопасного применения ЛСД оказался необычайно широк. Изучение на животных
острой и хронической токсичности показало, что ЛСД имеет низкий уровень
токсичности и большой диапазон безопасности. В клинических опытах дозы,
вводимые без каких-либо видимых биологических побочных эффектов, колебались
от 10 до 2000 микрограмм.
Начало реакции на ЛСД наступает после латентного периода, продолжительность
которого варьируется от десяти минут до трех часов, в зависимости от
индивидуальных особенностей, а также способа приема, дозы, степени психологического
сопротивления и других переменных. Этого латентного периода не наблюдается,
когда ЛСД вводится прямо в цереброспинальную жидкость. В этом случае
она действует почти немедленно. Действие ЛСД может продолжаться от 1
до 12 часов. Наиболее важными факторами, определяющими его продолжительность,
являются личность испытуемого, природа и динамика вызванного к активности
бессознательного материала и принятая доза. Задержанные реакции, иногда
возникающие при работе с ЛСД, могут продолжаться от нескольких дней
до нескольких недель. Интенсивность ЛСД-переживания может быть ослаблена
при открывании глаз и движении, усилена в полулежачем положении с использованием
глазной повязки и прослушиванием стереофонической музыки. ЛСД-феномены
охватывают чрезвычайно широкий диапазон - почти все области психического
и физического функционирования. Здесь мы лишь коротко остановимся на
них.
Физические симптомы являются типичной реакцией на ЛСД. Большинство из
них можно объяснить стимулированием вегетативных (автономных), двигательных
и чувствительных нервов. Вегетативные проявления могут быть симпатической,
парасимпатической или той и другой природы. Симпатические действия включают
учащение пульса, увеличение кровяного давления, расширение зрачков,
затемнение поля зрения и проблемы с фокусировкой, выделение густой слюны,
повышенное потоотделение, подъем волос на теле, сокращение периферических
артерий, ведущее к чувству озноба и посинению рук и ног. К парасимпатическому
действию относится замедление пульса, снижение кровяного давления, повышенное
слюноотделение, слезоточивость, понос, тошнота и рвота. Нередки симптомы
более общего порядка - такие, как чувство недомогания, ощущение простуды,
утомление и перемежающиеся жар и озноб. Наиболее общие моторные феномены
включают в себя увеличение мышечного напряжения, разнообразный тремор,
подергивания и судороги или сложные скручивающие движения. Хотя вышеприведенные
явления наиболее распространены, некоторые субъекты могут испытывать
всеобщее и полное расслабление всех мышц тела. Помимо вегетативных и
двигательных проявлений, у принявших ЛСД наблюдается ряд изменений нейрологических
рефлексов. Симптомы, связанные с активизацией чувствительных нервов,
включают в себя головную боль, боли в других частях тела, чувство тяжести
в конечностях, разнообразные странные ощущения, в том числе сексуальные.
Изменения восприятия встречаются почти во всех случаях. Это постоянная
характеристика реакции на ЛСД. Они могут происходить в любой сенсорной
области, но преимущественно относятся к визуальной. Они занимают диапазон
от элементарных видений вспышек света, геометрических фигур и иллюзорных
трансформаций окружающих предметов до сложных образов, включающих группы
людей, различных животных и специфических ландшафтов. Реже феномены
изменения восприятия встречаются в области акустики. Типичной является
сверхчувствительность к звукам, затруднения в дифференцировании различных
звуковых стимулов, акустические иллюзии и псевдогаллюцинации. У нормальных
и психически больных людей довольно часты обонятельные и вкусовые изменения.
Они преобладают у людей с врожденной слепотой, которые обычно не испытывают
оптических феноменов после приема ЛСД. В общем случае запах и вкус заторможены
в кульминационные периоды сеансов, но резко обостряются в завершающий
период сеансов при условии хорошего разрешения пережитого материала.
Обонятельные и вкусовые иллюзии или псевдогаллюцинации часто встречаются
при глубокой регрессии в раннее детство. Искажения восприятия в тактильной
области включают как уменьшение, так и увеличение чувствительности в
различных частях тела. Необычные ощущения всех видов также довольно
часты в ЛСД-сеансах. Особенно интересны сложные и часто причудливые
изменения в представлениях о теле.
Искажения в восприятии времени и пространства являются одним из наиболее
поразительных и постоянно присутствующих аспектов ЛСД-сеансов. Восприятие
времени, как правило, изменяется. Короткие временные интервалы обычно
переживаются, как более длительные, хотя иногда происходит обратное.
В крайних случаях минуты могут переживаться как века и тысячелетия и
наоборот: продолжительные эпизоды сеанса воспринимаются как длившиеся
лишь несколько секунд. Иногда время меняется не только количественно,
но и качественно. Оно может полностью остановиться, так что последовательная
природа событий исчезает, прошлое, настоящее и будущее переживаются
как бы наложенными одно на другое. Особая категория изменения времени
- это переживание регрессии в различные периоды индивидуальной истории.
Восприятие пространства также меняется определенным образом: расстояния
кажутся больше или меньше, чем на самом деле; объекты воспринимаются
более крупными или мелкими; пространство может показаться сжатым по
вертикали или горизонтали. Человек может испытывать чувство потери перспективы
или переживать флуктуацию плотности пространства, его разряжение или
сгущение. Испытуемые могут создавать также любое количество субъективных
пространств и индивидуальных микромиров, автономных и несвязанных с
нашим временно-пространственным континуумом. Переживания растворения
в пространстве случаются довольно часто и могут вводить испытуемого
в экстаз или ассоциироваться со страхом смерти и уничтожения. Крайняя
точка в переживании измененного времени и пространства - это осознание
вечности и бесконечности.
Изменение эмоционального состояния - первая реакция, которая представляет
собой довольно регулярную постоянную характеристику ЛСД-сеансов. Первые
исследователи препарата обратили внимание на эйфорию, весьма типичную
на сеансах со средними дозами у здоровых испытуемых. Она может принимать
различные формы: оживленное приподнятое настроение, сопровождаемое немотивированным
смехом, переполняющая радость, глубокое чувство покоя, безмятежности
и раскованности, оргаистический экстаз, гедоническое удовольствие или
чувственное удовлетворение. У психически больных при принятии более
высоких доз значительно возрастает склонность к отрицательным эмоциям.
Во время сеанса может преобладать тревога, завершающаяся полной паникой
и глубоким страхом смерти. Депрессия может принять форму спокойной печали,
меланхолии без слез или перемежающегося отчаяния с довольно драматическими
проявлениями. В некоторых сеансах наблюдалось появление мыслей о самоубийстве
и даже попытки самоубийства, что вело к необходимости строгого контроля
за пациентом. Неполноценность на грани муки и чувства вины особенно
часто наблюдались в терапевтических сеансах с психически больными. Обычные
явления - склонность к аффектам или, наоборот, к апатии. В других сеансах
наиболее типичными были мучительная амбивалентность и нерешительность.
Часто проявляются агрессивные чувства, но, как правило, агрессивность
не носит неконтролируемого и разрушительного характера и не представляет
серьезной проблемы. Есть, конечно, и исключения из этого общего правила.
Изменения мышления, интеллекта и памяти довольно отчетливы, хотя и не
всегда проявляются при психологическом тестировании. В некоторых типах
ЛСД-переживаний мысленные процессы ускоряются, в других - замедляются.
Логическое и абстрактное мышление возможно, но на передний план выступает
мышление алогичное, подобное сновидческому, со свободной ассоциацией
визуальных образов. Время от времени оно может вести к неожиданному
упрощению и разрешению определенных проблем, что не слишком отличается
от вдохновения артиста или творческого озарения ученого. Такая фундаментальная
интуитивная проницательность иногда может удивительным образом интегрировать
информацию из совершенно разных областей. Однако часто наблюдается и
искаженное восприятие событий, их иллюзорная интерпретация в виде мании
преследования, мании величия или бреда отношений. Во всяком случае,
не следует доверять практическим суждениям или серьезности решений,
принятых под влиянием ЛСД.
Исследование во время сеансов интеллекта и памяти при помощи стандартных
психологических тестов обычно обнаруживает некоторые отклонения от нормы.
Однако интерпретировать эти результаты трудно: пока что неясно, являются
ли они следствием регрессии интеллектуальных функций к более раннему
уровню развития, следствием интоксикации мозга или утраты интереса испытуемого
и отсутствия мотивации в результате поглощенности необычными внутренними
переживаниями.
Что касается памяти о самом ЛСД-переживании, то остается, как правило,
более или менее ясное воспоминание обо всем, что было отчетливо воспринято
и пережито во время сеанса. Амнезия возникает довольно редко, если не
использовались высокие дозы или же если переживавшийся материал не был
чрезмерно эмоционально заряжен. Иногда ЛСД-переживание может оказаться
настолько сложным, что испытуемый не в состоянии различить все его стороны
даже во время сеанса. В этом случае запоминается общая атмосфера, а
не отдельные детали.
Психомоторные изменения обычно весьма разнообразны и не укладываются
в какое-то одно направление. Некоторые указывают на заторможенность
при отсутствии спонтанности и инициативы. Другие - на психомоторное
возбуждение, иногда с элементами неадекватного поведения, такими, как
немотивированный смех, безличная агрессия, театральность или действие
под влиянием случайных импульсов.
Изменение сознания носит специфический характер. Как правило, не бывает
признаков его изменения в сторону сонливости, ступора и комы. В целом
не наблюдается также ни замешательства, ни дезориентации в отношении
идентичности личности, времени или места сеанса, которые обычно можно
наблюдать при приеме препаратов, вызывающих бред, - таких, как атропин,
скополамин или бенактицин. После инъекции ЛСД сознание проявляет признаки
характерной качественной трансформации, подобно тому, как это происходит
во сне. Оно может превзойти свои обычные пределы и включает в себя элементы
глубокого бессознательного, недоступные при обычных обстоятельствах.
Часто это называют "расширением сознания".
Сексуальность может проявляться по-разному. Иногда она настолько заторможена,
что кажется, для испытуемого нет ничего более чуждого, чем секс. Но
иногда значительная часть сеанса проходит с преобладанием интенсивных
сексуальных ощущений и представлений. Сексуальные переживания в ЛСД-сеансах
носят порой весьма необычный характер: они могут включать в себя элементы
садизма, извращения или принимают форму сатанинского, океанического
или тантрического секса. В заключительной части сеансов с благополучным
исходом способность к оргазму значительно возрастает как у мужчин, так
и у женщин. Половое общение в день сеанса становится наиболее сильным
переживанием подобного рода в жизни человека.
Переживание искусства зачастую становится важнейшим аспектом ЛСД-сеанса.
Уникальное восприятие цвета и формы, как и переполняющее впечатление
от музыки, часто ведет к новому пониманию искусства и его направлений.
Эта способность к переживанию необычных аспектов искусства может сохраниться
после одного-единственного сеанса на неопределенный промежуток времени.
Иногда значительный рост творческих способностей может наблюдаться как
во время, так и после ЛСД-сеанса, но это не общее правило.
Религиозные и мистические переживания представляют собой наиболее интересную
категорию ЛСД-феноменов. Оказывается, что их появление напрямую связано
с дозой препарата и числом пройденных сеансов. Им могут способствать
специальная подготовка, предпрограммирование и искусственное создание
ситуации при помощи приемов психоделической терапии. Переживание смерти
и рождения, единения со Вселенной или с Богом, столкновение с демоническими
явлениями или переживание "прошлых воплощений", наблюдаемые
в ЛСД-сеансах, оказываются феноменологически неотличимыми от подобных
переживаний, описанных в священных писаниях великих религий мира и тайных
мистических текстах древних цивилизаций.
Уже в первые годы экспериментирования с ЛСД возник вопрос: каким образом
один и тот же препарат может вызывать столь широкий диапазон переживаний,
возникающих в различных комбинациях и, по-видимому, на одном и том же
материале? Было очевидно, что потребуются долгосрочные систематические
исследования ЛСД с большим числом испытуемых, прежде чем станет возможной
разработка типологии переживаний и порядка их следования, а также соотнесение
их друг с другом и с личностью субъекта, определение принципов, лежащих
в основе этой, на первый взгляд, хаотической ситуации. Представленное
в настоящей книге исследование ставило своей целью получить необходимое
количество экспериментальных данных, подвергнуть их тщательному анализу
и разработать новые теоретические структуры для наблюдения клинической
действительности.
Эмпирические основы
новой теоретической структуры
Концепции, предложенные в этой книге, базируются на моих собственных
клинических исследованиях ЛСД, охватывающих 17-летний период. На всем
его протяжении я исследовал препарат на различных категориях испытуемых
и при разном уровне дозировки; предпрограммирование и ситуация сеанса
варьировались в значительной степени. Мое понимание ЛСД и мои концепции
относительно способа ее терапевтического использования претерпели серьезные
изменения за годы клинических экспериментов. Опишу вкратце стадии этого
развития.
Как я уже упоминал, рассматривая полемику вокруг ЛСД, первые годы ее
исследования характеризовались подходом, называемым "смоделированным
психозом". Случайное открытие ЛСД и первые научные эксперименты
показали, что ничтожные количества этого вещества могут вызывать серьезные
изменения в психике человека. В то время многие исследователи считали,
что ЛСД способна провоцировать симптомы шизофрении, и полагали, что
изучение ЛСД может дать ключ к пониманию этой болезни как биохимического
в своей основе отклонения. Предполагалось, что человеческий организм
вследствие метаболической ошибки может производить ничтожные количества
ЛСД или подобных ей психоактивных веществ. А если это так, то шизофрения
действительно могла бы оказаться проявлением ненормального функционирования
мозга, отражающим общую самоинтоксикацию организма.
Эта соблазнительная теория оказала сильное влияние на ранние исследования
галлюциногенов в Чехословакии. В 1956 году я присоединился к группе
исследователей, предпринявших многофакторное сравнительное исследование
различных психоделиков. Группа состояла из психиатров, психологов, терапевтов
и биохимиков; экспериментальный проект проводился в целом несколькими
исследовательскими институтами в Праге под руководством д-ра Милаша
Войцеховского. Основная идея состояла в том, чтобы вводить различные
психоактивные препараты здоровым добровольцам, используя стандартный
набор средств контроля и регулярного лабораторного тестирования для
оценки действия этих веществ: Подбор тестов определялся тем, насколько
они отражают изменения различных клинических, физиологических, психологических
и биохимических параметров. Целью этой части исследовательской работы
являлось обнаружение сходства и различий между действием психоделиков,
таких, как ЛСД, мескалин, псилоцибин, диметил- и диэтилтриптамин, адреналиновые
производные адренохрома и адренолютин. Другие исследователи с помощью
тех же лабораторных тестов изучали группу больных шизофренией, с тем
чтобы оценить сходства и различия между клини- ческой картиной "смоделированного
психоза" и симптоматологией шизофрении. Вскоре выяснилось, что
за исключением адренохрома и адренолютина все исследуемые психоделики
обнаруживают больше сходств, чем различий. И все же нам не удалось выявить
никаких значительных параллелей между феноменологией состояний, вызванных
этими веществами, и симптоматологией шизофрении. Когда мы пришли к этому
заключению, в Европе и Соединенных Штатах было уже несколько групп,
имевших серьезные возражения против теории отождествления состояния
при интоксикации ЛСД с шизофренией.
Отказавшись и в теории, и на практике от подхода "смоделированного
психоза", я нашел, что не менее трудно согласиться с мнением оппонентов,
считавших вызванное ЛСД состояние обычной неспецифической реакцией мозга
на вредное химическое вещество, так называемым "токсическим психозом".
К этому времени я обнаружил значительно большее количество серьезных
отличий в реакции различных людей на ЛСД, в которых отражались их основные
личностные характеристики. Выявление этого факта стало важной вехой
в моих наблюдениях и определило следующую стадию поисков.
Наиболее впечатляющий и непонятный аспект ЛСД-сеансов, наблюдаемый мною
в первые годы работы, заключался в огромной варьируемости результатов:
используя одну и ту же дозу одного и того же препарата в относительно
постоянных условиях, мы получали широкий диапазон индивидуальных реакций
у разных людей. Доступная в то время литература по ЛСД указывала на
то, что существует стандартный общий паттерн ЛСД-реакции. Классическое
описание включало в себя латентный период от 30 до 50 минут, затем так
называемую "автономную" или "вегетативную фазу"
с различными физическими ощущениями, большей частью неприятными, и наконец,
"психотическую фазу". Бросающиеся в глаза изменения восприятия
в зрительной области, такие, как интенсификация восприятия цвета, возникновение
абстрактных образов, иллюзий и псевдогаллюцинаций, рассматривались как
наиболее характерные для ЛСД-состояний. В моих же исследованиях этот
классический паттерн мог наблюдаться лишь у некоторых испытуемых. Иногда
теория сменяющих друг друга "вегетативной" и "психотической"
фаз оказывалась вовсе неприменимой - вегетативные симптомы либо полностью
отсутствовали, либо преобладали на протяжении всего сеанса, или же возникали
и исчезали в течение испытания. У некоторых индивидов вовсе не отмечалось
оптических изменений, и ЛСД-сеанс принимал форму, весьма отличную от
предписанной "оргии видений". Встречались испытуемые, переживавшие
весь сеанс лишь как период крайнего физического дискомфорта или даже
телесного недомогания. У нескольких человек сеанс характеризовался сильнейшим
эротическим возбуждением и сексуальным напряжением, сопровождавшимися
чувством оргаистического облегчения; не было никаких других изменений
восприятия. При выяснении природы ЛСД-реакций эти испытуемые высказали
убеждение, что препарат является самым сильным из стимуляторов сексуальных
чувств. У других наблюдалась реакция, которая, казалось, подтверждала
гипотезу "смоделированного психоза": они испытывали эпизоды
крайней тревоги или гомосексуальной паники, проявляли признаки мании
величия или бреда отношений и интерпретировали эксперимент в параноидальных
терминах. Нередко весь сеанс или часть его принимали форму глубокого
психологического самоисследования. У испытуемых в разные периоды жизни
возникали трудные ситуации, и теперь они вновь переживали травмировавшие
их когда-то события и достигали полного понимания основных процессов
своей психодинамики. Несколько человек, находясь в той же обстановке,
испытывали глубокое переживание мистического или религиозного характера,
включавшее в себя элементы смерти и рождения, космического единения
или связи с Богом. Помимо всего этого, при повторном приеме препарата
становится очевидным, что существует также уникальная варьируемость
всякого индивидуального опыта и что для каждого индивида многобразие
вариантов не менее поразительно, чем их отличие у разных лиц.
По мере возрастания числа наблюдаемых мною сеансов я все отчетливее
сознавал, что многие ЛСД-феномены имеют глубокое психодинамическое значение
и могут быть интерпретированы при помощи психологических терминов. Следующим
логическим шагом была попытка исследовать возможность появления общих
принципов или, по меньше, мере, некоторой закономерности, связанной
с содержанием, характером и ходом ЛСД-сеанса. В то время представлялось
возможным, что в случае, когда сеанс проводится с психически больным,
феноменология ЛСД-переживания может быть соотнесена с его личностной
структурой и связана с клиническим диагнозом. Две другие переменные,
которые следовало принять во внимание, - это биографические данные прошлых
и настоящих жизненных ситуаций. У меня складывалось общее представление
о подходе к проблеме, но я еще не знал, как его развить, не затрачивая
слишком много сил и времени.
Вскоре представилась уникальная возможность сделать это без затрат на
дорогостоящий исследовательский проект. В это время я работал в Пражском
научно-исследовательском институте психиатрии, в отделении изучения
психогенных нарушений. Наша задача состояла в изучении проблемы неадаптабельности
межличностных взаимодействий у невротиков в различные периоды их жизни.
Это требовало детального изучения жизненной истории каждого пациента,
так же как и обстоятельств его текущей ситуации. Сотни часов были потрачены
на изучение отдельных случаев и на терапевтические беседы с этими пациентами,
с их родными и близкими, с супругами, невестами и женихами, друзьями,
начальниками и сотрудниками. Продолжающиеся трансакционные групповые
сеансы с этими пациентами представляли дополнительный источник ценных
данных их межличностного поведения и привычных взаимодействий. Когда
изучение завершилось, работа продолжилась с группой, состоящей из 72
человек с различными психогенными нарушениями, большей частью с навязчивыми
хроническими неврозами и психосоматическими заболеваниями, о которых
у нас имелась обширная подробная информация. Наметилась идеальная возможность
для изучения проблемы психодинамических и ситуационных детерминант ЛСД-реакции.
Подписав соглашение, эти пациенты принимали от 100 до 200 микрограмм
ЛСД в условиях поддерживающего, но неструктурированного окружения. Терапевт
присутствовал на этих сеансах в течение всего периода (6-8 часов). В
последующие дни пациент и врач обсуждали в деталях имевшее место переживание.
О каждом пациенте велись машинописные отчеты. Эти записи включали совокупность
информации, полученной до сеанса, детальные отчеты терапевта и пациента
о самом ЛСД-переживании и описание всех важнейших изменений, наблюдаемых
непосредственно после сеанса и позднее.
Анализ этих записей явно указывает на то, что ЛСД-реакция взаимосвязана
с характеристиками личности. Вместо того чтобы вызывать неспецифический
"токсический психоз", ЛСД оказалась мощным катализатором ментальных
процессов, активизирующих бессознательный материал на разных глубинных
уровнях личности. О многих феноменах этих сеансов можно говорить на
языке психологии и психодинамики. Для этих феноменов характерна структура,
неотличимая от структуры снов. Во время детального внимательного исследования
выяснилось, что ЛСД может стать незаменимым инструментом в диагностике
личности, когда уже стали понятны характерные для нее действия и символический
язык.
Я попытался также определить, могут ли эти сеансы, в которых отсутствовала
конкретная терапевтическая цель, оказывать воздействие на клинические
симптомы пациента. Я отметил, что лишь трое из 72 пациентов продемонстрировали
наглядное стабильное улучшение клинического состояния после одного ЛСД-сеанса.
У многих можно было наблюдать разные степени улучшения, однако эти благоприятные
результаты оказались лишь временными, и через несколько дней или недель
у пациентов вернулись прежние симптомы и черты поведения. У нескольких
же человек, наоборот, обозначилось усиление психопатологии с временным
ухудшением клинического состояния. Остальные пациенты имели лишь незначительное
и временное изменение в день после сеанса, которое включало улучшение
самочувствия, остаточные ощущения слабости, сонливости, рассеянности
или же чувство необычайного спокойствия и релаксации. В целом в этой
группе не наблюдалось существенной разницы в состоянии до и после сеанса.
Для нескольких пациентов, вошедших в эту группу, ЛСД-процедура не ограничилась
одним приемом, им были назначены дополнительные сеансы. Отчасти это
произошло по их собственной просьбе: им либо понравилось переживание,
либо они нашли его полезным для себя; отчасти потому, что терапевт обнаружил
нечто, стоящее дальнейшего исследования. Случилось так, что по той или
иной причине несколько индивидуумов на протяжении последующих месяцев
прошли через 6-8 ЛСД-сеансов. Анализ отчетов об этих серийных сеансах
привел к открытию весьма интересных фактов, что явилось решающим шагом
на пути более глубокого понимания ЛСД-переживаний и указало направление
дальнейших исследований. Когда я изучил материал нескольких последовательных
ЛСД-сеансов у одного и того же человека, то стало очевидно, что между
ними существует определенная взаимосвязь. Это было последовательное
раскрытие все более и более глубоких слоев бессознательного. Общим явилось
то, что идентичные или весьма схожие группы видений, эмоций и телесных
ощущений проходили в ряде следующих друг за другом ЛСД-сеансов. Часто
у пациентов было чувство, что они снова и снова возвращались в специфические
области переживания и каждый раз могли входить в них глубже и глубже.
Через несколько сеансов такие группы видений преобразовывались в комплекс
воспоминаний о травматических событиях. Когда они переживались повторно
и сливались в единое целое, повторявшиеся ранее феномены никогда больше
не возвращались в последующих сеансах и замещались другими. Вскоре стало
ясно, что это наблюдение может занять важное место в практике и теории
динамической психотерапии. Применение повторных ЛСД-сеансов для ограниченного
числа субъектов оказалось неожиданно более результативным, чем изучение
одного сеанса у большой группы испытуемых.
Эта последовательность наблюдений явилась той почвой, на которой я взрастил,
независимо от других европейских психиатров, концепцию терапевтической
серии ЛСД-сеансов, называемую обычно психолитической терапией. На основе
этого открытия мы начали новое экспериментальное исследование, направленное
на сей раз на систематическое изучение терапевтнческих возможностей
серии ЛСД-сеансов в рамках психоаналитически ориентированной терапии.
Основная идея этого подхода состояла в том, что последующие сеансы могут
помочь пациенту постепенно стать лицом к лицу с различными уровнями
своего бессознательного и разрешить глубокие конфликты, лежащие в основе
его психопатологических симптомов.
При выборе потенциальных кандидатов для ЛСД-сеансов мы руководствовались
несколькими принципами. Во-первых, добивались того, чтобы в группе испытуемых
были представлены все основные диагностические категории - от депрессивных
нарушений, психоневрозов и психосоматических заболеваний до психических
расстройств и пограничных случаев, таких, как явно выраженный маниакально-депрессивный
психоз, бред навязчивых идей и шизофрения. Причиной этому послужило
то, что необходимо было не только обнаружить специфические различия
в реакции пациентов на психотерапию при различных эмоциональных расстройствах,
но и определить характеристики их реакций на ЛСД и характер сеанса.
Во-вторых, все отобранные для этого исследования пациенты имели интеллект
выше среднего, изморенный как по результатам выполнения ими психологических
тестов, так и по образовательному уровню. Это было важным требованием,
поскольку ЛСД-переживания довольно трудно вербализовать. Чтобы получить
в исследовании высококачественные данные, предстояло выбрать пациентов,
наделенных даром самонаблюдения и достаточно высоким уровнем интеллекта.
В-третьих, имелась тенденция в сторону неясного клинического прогноза.
Большинство пациентов имели серьезные устойчивые нарушения в эмоциональной
сфере, длившиеся уже много лет и, как правило, не поддающиеся излечению
обычными методами. Это, казалось, давало моральное право на то, чтобы
подвергать их экспериментальной процедуре, включающей повторные приемы
нового и недостаточно изученного мощного психоактивного препарата.
Прежде чем начать ЛСД-лечение, каждый пациент прошел психотерапию без
лекарств, длившуюся несколько недель. За это время врач вместе с пациентом
исследовал его прошлое и пытался помочь ему понять природу его проблем,
а также связь его симптомов с жизненной ситуацией. Не менее важной целью
этого периода было установление доверительных отношений. С самого начала
подготовки пациентов к эксперименту стало ясно, что элемент доверия
является самой важной переменной для успешного завершения ЛСД-терапии.
По достижении целей подготовительного периода с пациентами была начата
серия ЛСД-сеансов. Интервалы между сеансами варьировались от одной до
двух недель. Обычная процедура включала в себя начальный прием от 100
микрограмм препарата с увеличением дозы в каждом последующем сеансе
- до тех пор, пока не приходили к оптимальному результату. Критерием
оптимальности дозы являлась адекватная глубина самоисследования, степень
преодолеваемости важнейших психологических защитных механизмов, появление
значительного количества бессознательного материала и в то же время
способность к поддержанию хорошего терапевтического контакта. Когда
такая доза устанавливалась для конкретного пациента, то в последующих
сеансах она повторялась до тех пор, пока не возникала необходимость
в ее увеличении или снижении. Средняя доза в моих терапевтических экспериментах
составляла около 200 микрограмм, но временами она доходила до 400 или
500. В целом она была низкой у истерических пациентов, весьма чувствительных
к действию ЛСД, и довольно высокой у невротиков, чрезмерное психологическое
сопротивление которых представляло собой другую крайность. Общее число
сеансов для одного пациента колебалось от 40 до 100.
Во время каждого из сеансов серии врач проводил по нескольку часов с
пациентом, оказывая ему моральную поддержку и обеспечивая необходимые
меры защиты, профессиональную помощь и руководство. На начальной стадии
этого исследования подход ко всем ситуациям был весьма близок к подходам
психоаналитически ориентированной психотерапии. По существу, в ЛСД-сеансах
он был похож на методы Фриды Фромм-Рейхман в психотерапии психотиков.
Позднее, когда мы более обстоятельно познакомились с ЛСД-состояниями
и стали более чувствительны к их специфическим характеристикам, у нас
появился целый ряд модификаций первоначальных приемов. Наиболее важными
из них были использование физического контакта, введение разнообразной
эмпирической техники, прослушивание стереофонической музыки и, самое
главное, серьезное внимание к терапевтическому потенциалу мистической
и религиозной сферы ЛСД-переживаний. В результате сложился уникальный
метод лечения, претерпевший значительные изменения по сравнению со своей
первоначальной психоаналитической моделью.
Когда прекращалось основное действие препарата, врач обсуждал с пациентом
наиболее важные события дня и помогал ему собрать воедино результаты
сеанса. Затем пациента оставляли в компании людей, прошедших, как и
он, ЛСД-сеансы. При этом опытные медсестры, остававшиеся с ними, знали
характер ЛСД-переживания, поскольку сами проходили тренировочные сеансы.
В экспериментальной палате существовало четко выраженное правило: человек,
принимавший ЛСД, не должен оставаться без надзора в течение последующих
двадцати четырех часов.
Между сеансами врач встречался с пациентом для обсуждения и анализа
предшествующего сеанса и проработки проблем переноса, если таковые возникали.
Помимо терапевтической функции, обсуждение являлось источником ценных
исследовательских данных. Врач и пациент вели детальные отчеты как о
переживаниях во время сеансов, так и о событиях, имевших место в промежуточные,
свободные от приема ЛСД периоды. Основная цель заключалась в том, чтобы
идентифицировать типичные паттерны и характерные цепочки переживаний
и связать их с личностью пациента, клиническими проблемами и прогрессом
в лечении. В центре внимания исследователя были не только переменные,
определяющие содержание и ход сеансов, но и динамические законы, лежащие
в основе изменений, происходивших после сеансов, будь то очевидное клиническое
улучшение или загадочные отрицательные последствия, такие, как замедленная
реакция, "обратные вспышки" и прочее. По завершении психолитической
серии отдельного пациента собранный материал подвергался ретроспективному
анализу. При этом все усилия направлялись на понимание того, что же
происходило в течение лечебной процедуры, и поиск правильного теоретического
объяснения. В ходе моей работы в научно-исследовательском институте
психиатрии через серию ЛСД-сеансов прошло 52 пациента. Хотя весь исследовательский
проект осуществлялся под моим руководством, два других психиатра, д-р
Юлия Соботкевич и д-р Зденек Дитрих, занимались лечением примерно трети
этих больных. Материалы психолитической терапии явились важнейшим источником
данных, на которые я опирался в допущениях и теоретических построениях,
изложенных в данной книге.
С 1967 по 1973 годы, после моего приезда в Америку, я продолжал это
исследование в Спринг Гроув, в Балтиморе. Там я присоединился к группе
психиатров и психологов, проводивших контролируемое изучение ЛСД-психотерапии.
Эта работа началась несколькими годами раньше в исследовательском центре
государственной больницы в Спринг Гроув, а позднее была переведена во
вновь построенный Мэрилендский центр психиатрических исследований. Терапевтическое
применение ЛСД в этих исследованиях в значительной степени отличалось
от психолитического лечения, описанного выше. Вместо постепенного раскрытия
различных слоев бессознательного, как это наблюдалось в моем "европейском"
подходе, здесь ставилось целью вызвать глубокие религиозные и мистические
переживания, часто минуя конфликтные области психодинамического уровня
опыта. Клинические данные свидетельствовали о том, что эти переживания
обладают уникальным терапевтическим потенциалом при лечении различных
эмоциональных расстройств. Изменения зачастую бывали столь наглядными,
что буквально взывали к необходимости систематических исследований.
Дозы, применявшиеся при этом подходе, были довольно высоки, где-то между
300 и 500 микрограммами. Пациентам рекомендовалось большую часть сеанса
находиться в полулежачем положении с закрытыми повязкой глазами и слушать
через наушники специально подобранную стереофоническую музыку. Терапевт
или прошедшая специальную подготовку сестра (или помощник врача) - очень
важно, чтобы в такой бригаде были представлены оба пола, - оставались
с пациентом на протяжении действия препарата, иногда по 16 часов. Согласно
программе исследований и в силу других особых обстоятельств, общее число
сеансов было ограничено тремя. Во время подготовительного периода длившегося
обычно от пятнадцати до двадцати пяти часов, до принятия ЛСД, врач изучал
прошлое пациента, помогал ему осмыслить симптомы заболевания и обсуждал
с ним его философскую и духовную ориентацию. Он давал пациенту основную
информацию о действии ЛСД и логическое обосноваяие лечения. Проводилось
также несколько бесед в послесеансовый период, на которых детально обсуждался
письменный отчет об ЛСД-переживании. Главной их целью было помочь испытуемому
объединить ЛСД-переживания и события его повседневной жизни в одно целое.
В отличие от психолитического лечения, описанного раньше, эта форма
психотерапии с помощью ЛСД обычно называлась психоделической терапией.
В Спринг Гроув мы задались целью систематически изучить эффективность
этого вида лечения для алкоголиков, невротиков, наркоманов и раковых
больных терминальной стадии.
Мой клинический опыт работы с ЛСД базируется на более чем 2500 ЛСД-сеансах,
которые я либо провел полностью, либо присутствовал на них более 5 часов.
Кроме того, я имел доступ к записям более чем 1300 сеансов, проведенных
несколькими моими коллегами в Чехословакии и Соединенных Штатах. Большинство
из прошедших сеансы были больными с разнообразными нарушениями - такими,
как острый психоневроз, психосоматические заболевания, пограничные психозы,
различные формы шизофрении, половые отклонения, алкоголизм и наркомания.
Другая значительная категория состояла из здоровых добровольцев - психиатров,
психологов, студентов и медицинского персонала, проходивших ЛСД-сеансы
ради профессиональной подготовки, а также художников, скульпторов и
музыкантов, ищущих творческого вдохновения; философов и ученых, которых
интересовало интуитивное озарение, возникавшее во время сеансов; теологов
и священнослужителей, желавших исследовать мистические и религиозные
области психоделических переживаний. Небольшое число сеансов было проведено
с больными, находившимися в терминальной стадии перед лицом неминуемой
смерти, -в частности, с раковыми больными. Тот факт, что в своих семнадцатилетних
исследованиях я предписывал ЛСД-терапию множеству самых разных людей
в разных ситуациях и с разнообразными предпосылками, заставил меня осознать
всю сложность ЛСД-переживаний и главные их составляющие. Это помогло
мне придать определенную форму своим идеям, касающимся природы действия
ЛСД, и развить общую теорию ЛСД-психотерапии и человеческого бессознательного.
Эвристическая ценность исследования ЛСД
Прежде чем перейти к обсуждению практического применения исследований
ЛСД, необходимо продемонстрировать эвристическую ценность этого препарата
как инструмента изучения человеческого бессознательного и правомерность
общих заключений, полученных при работе с ним. Многие специалисты склонны
относить ЛСД-переживания к проявлениям токсического изменения функционирования
мозга (так называемый "токсический психоз"), что имеет мало
общего с пониманием функционирования человеческого сознания в естественных
условиях. Это довольно серьезное возражение, заслуживающее особого внимания
и более тщательного рассмотрения. Главный вопрос, на котором в этом
контексте следует заострить внимание, состоит в следующем: существует
ли инвариантное, постоянное и стандартное действие ЛСД, целиком фармакологическое
по природе, не связанное со структурой личности испытуемого и характерное
для любого человека, принявшего достаточную дозу этого препарата.
Феномены, имеющие место в течение ЛСД-сеанса, охватывают широкий диапазон.
Едва ли найдется какое-либо перцептуально-эмоциональное или психосоматическое
проявление, которое не наблюдалось бы и не было бы описано, как часть
ЛСД-переживания. Крайнее многообразие и индивидуальная варьируемость
ЛСД-состояния дополняется поразительной внутрииндивидуальной изменчивостью.
Если один и тот же человек повторно проходит ЛСД-сеансы, то каждый последующий
сеанс, как правило, весьма отличен от других как по своему содержанию,
общему характеру, так и по протеканию. Такое разнообразие само по себе
является серьезным возражением против идеи о том, что реакция на ЛСД
определяется химическими и физиологическими особенностями организма.
Соотношение, в котором различные экстрафармакологические факторы составляют
ЛСД-переживание, само по себе интересно и теоретически важно.
Поиск типичных и обязательных фармакологических действий ЛСД был важным
аспектом моей исследовательской работы. Результат такого поиска был
удивительным: после анализа более чем трех тысяч восьмиста записей ЛСД-сеансов
я не обнаружил ни одного симптома, который был бы постоянным их компонентом
и который можно было бы действительно считать инвариантным. Обычно изменения
зрительного восприятия являются типичным проявлением ЛСД-состояния,
и поэтому они были серьезными претендентами на фармакологический инвариант.
Несмотря на то что они проявляются в наших записях довольно часто, отмечался
ряд сеансов с высокой дозировкой, в которых совсем не наблюдалось изменений
в зрительном восприятии, хотя в некоторых из этих сеансов дозировка
достигала 500 микрограмм. Несколько ЛСД-сеансов, лишенных каких-либо
визуальных феноменов, имели форму интенсивных сексуальных переживаний;
другие характеризовались значительной соматизацией, проявляющейся в
самых различных частях тела, чувством общего физического недомогания
или переживанием скручивающих болей. Некоторые примеры сеансов без оптических
изменений в восприятии наблюдались на продвинутых стадиях психолитического
лечения и на некоторых психоделических сеансах. Они включали в себя
либо примитивный биологический комплекс переживаний, описанный разными
испытуемыми как повторное переживание их собственного рождения, либо
трансцендентальные переживания, наделенные парадоксальным качеством
"отсутствия всякого содержания и в то же время все-вмещаемости".
Физические проявления в ЛСД-сеансах заслуживают особого внимания, поскольку
в первых отчетах они рассматривались просто как фармакологические действия,
связанные с непосредственной активизацией центров мозга. Осторожное,
тщательное наблюдение большого числа сеансов и анализ записей не подтвердили
эту точку зрения. Спектр так называемых "вегетативных симптомов"
весьма широк и выходит за пределы действия любого известного препарата
за исключением некоторых других психоделиков. Как ни странно, эти симптомы
включают как симпатические, так и парасимпатические явления и возникают
группами, состоящими из комбинации как тех, так и других. Сопутствующие
физические реакции на ЛСД значительно изменяются от сеанса к сеансу.
Они практически не зависят от принятой дозы. Прямой взаимосвязи между
дозой и ее действием не наблюдается. Во многих сеансах с высокой дозой
физические проявления полностью отсутствовали или же случались с перерывами
и были тесно связаны с трудным и сильно защищенным материалом бессознательного.
Другим аспектом этих симптомов, который можно здесь упомянуть, является
их необычная чувствительность к различным психологическим факторам.
Зачастую они могут видоизменяться или даже прекращаться в результате
различных внешних воздействий или специфического психотерапевтического
вмешательства. Одна из физических черт реакции на ЛСД заслуживает особого
упоминания - это расширение зрачков (мидриаз). Оно настолько обычно,
что многие исследователи и врачи используют его в качестве показателя
того, что человек все еще находится под влиянием препарата. Долгое время
и я в своих исследованиях готов был считать мидриаз стандартным проявлением
фармакологического действия ЛСД. Однако позднее я наблюдал несколько
ЛСД-сеансов, в которых зрачки испытуемого были суженными или же попеременно
максимально сужались и расширялись. Аналогичной была и ситуация с вегетативными
симптомами в области грубых физических проявлений - таких, как мышечный
тонус, тремор, подергивания, активность при припадках и различные скручивающие
движения. Но ни один из этих симптомов не был стандартным и достаточно
предсказуемым, чтобы его можно было рассматривать как специфическое
фармакологическое действие ЛСД. Это не означает, что данный препарат
сам по себе не имеет какого-то специфического физиологического действия.
Его легко можно продемонстрировать на экспериментах с животными, где
применялись несравненно более высокие дозы. Мой опыт, однако, указывает
на то, что при дозах, обычно применяемых в экспериментах с людьми и
в психотерапевтической практике, физические проявления не являются результатом
прямого фармакологического стимулирования центральной нервной системы.
Они отражают химическую активизацию психодинамических матриц бессознательного
и имеют структуру, схожую с телесными проявлениями при истерической
конверсии, органа-невротических явлениях или симптомах психосоматических
нарушений.
Столь же непредсказуемой, как и содержание ЛСД-реакции, является ее
интенсивность: индивидуальные реакции на один и тот же уровень дозировки
весьма различны. Результаты моих исследований говорят о том, что степень
чувствительности или сопротивляемости организма данному препарату зависит
скорее от сложных психологических факторов, чем от переменных конституциональной
биологической или метаболической природы. Люди, которым в повседневной
жизни необходимо поддерживать полный самоконтроль и которые имеют трудности
с расслаблением и "отпусканием себя", иногда могут противостоять
довольно высоким дозам ЛСД (300-500 микрограмм) и не проявлять при этом
изменений, которые можно было бы зафиксировать. Иногда человек способен
устоять перед значительной дозой ЛСД, если он по каким-либо причинам
ставит это для себя задачей. Например, хочет бросить вызов врачу, вступить
с ним в противоборство, показать себе и своим товарищам по процедуре
собственную "силу". Однако здесь могут скрываться и более
существенные подсознательные мотивы. Другими причинами высокой сопротивляемости
действию препарата могут оказаться недостаточная подготовка, получение
нечеткой инструкции, неуверенность, отсутствие полного согласия на сотрудничество
или же недостаточно доверительные отношения с терапевтом. В этом случае
действие ЛСД не будет эффективным до тех пор, пока мотивы сопротивления
не будут подвергнуты тщательному анализу и поняты до конца. Внезапная
замкнутость или сдерживание эмоций в любой из периодов сеанса и при
любой дозировке могут быть восприняты как неожиданное проявление самозащиты
против возникновения неприятного травмирующего материала. Среди психически
больных действию ЛСД особенно интенсивно сопротивляются острые невротики.
В моем исследовании было обычным наблюдение факта, что такие пациенты
могут выдержать дозы более чем 500 микрограмм ЛСД и демонстрировать
лишь незначительные признаки изменения в физической или психологической
областях. В крайних случаях может потребоваться несколько дюжин ЛСД-сеансов
с большими дозами, прежде чем психологическая сопротивляемость у этих
людей будет снижена до уровня, когда у них начинаются проявления регрессии
в детство и они начинают осознавать бессознательный материал, который
необходимо проработать. Необычайно сильную сопротивляемость со стороны
невротиков можно проиллюстрировать следующим клиническим примером.
Эрсину, двадцатадвухлетнему студенту, было рекомендовано пройти ЛСД-сеансы
после четырехлетнего безрезультатного лечения острого невроза навязчивых
состоянии. На протяжении не скольких лет он развил довольно сложную
систему навязчивых мыслей и оказался настолько захвачен ими, что они
парализовали всю его прочую активность.
Эта картина отражает
неожиданную мобилизацию психологической защиты против возникновения
травматического бессознательного материала в ЛСД-сеансе. Испытуемый
чувствует себя абсолютно трезвым, и окружение представляется более реальным,
чем обычно. Предметы в комнате резко отделены друг от друга и имеют
чёткие границы.
Он вообразил себе весьма сложную геометрическую структуру с двумя координатными
осями и расположил внутри нее проблемы, с которыми сталкивался в повседневной
жизни, и все свои обязанности. Иногда он проводил по многу часов в отчаянных
попытках отыскать "правильное" расположение некоторых аспектов
своего существования, но всегда безуспешно. Перед госпитализацией он
почувствовал, что центр его воображаемой координатной системы сдвигается
влево. Это необычайно его расстроило и вызвало состояние напряженности,
страха, тревоги, опасности и депрессии. Помимо этого, Эрвин мучился
от различных психосоматических симптомов и у него наблюдалась тенденция
интепретировать их ипохондрически. После нескольких госпитализаций и
неудачного лечения транквилизаторами, антидепрессантами и психотерапией
без лекарств, он был направлен на психолитическое лечение. Эрвин продемонстрировал
невероятную сопротивляемость действию ЛСД. После двухнедельной психологической
подготовки начались регулярные сеансы с недельным интервалом, и каждый
раз из-за незначительной реакции на препарат дозу увеличивали на 50
микрограмм. В конце концов ему ввели 1500 микрограмм внутримышечно в
надежде преодолеть этим его сопротивление препарату. Между вторым и
третьим часом сеанса, когда действие ЛСД обычно достигает своей кульминации,
Эрвину стало скучно, и он почувствовал некоторый голод. По его описанию,
так же как и по внешним проявлениям, не произошло ничего необычного.
Он оказался настолько вменяемым и настолько контролировал себя, что
ему позволили пойти вместе с врачом на кухню, где он отрезал кусок хлеба,
открыл банку с паштетом и закусил. Поев, он захотел пойти в комнату
отдыха и сыграть в шахматы, поскольку почувствовал необходимость несколько
отвлечься от лишенного каких бы то ни было событий монотонного терапевтического
эксперимента. Потребовалось 38 сеансов с высокими дозами, прежде чем
защитная система Эрвина была понижена до уровня, когда у пациента начинается
регрессия в детство и повторное переживание некогда травмировавших его
событий.
После ряда подобных наблюдений стало очевидно, что высокую психологическую
сопротивляемость ЛСД невозможно преодолеть только увеличением дозировки:
ее следует смягчать в течение целой серии сеансов. Как оказалось, между
дозами ЛСД в 400 и 500 микрограмм существует точка насыщения, и если
у пациента нет адекватной реакции на эту дозу, то последующее увеличение
дозы не меняет ситуации.
После демонстрации факта явного инвариантного действия ЛСД при разных
дозировках, обычно применяемых в экспериментальной и клинической работе,
мы можем задаться вопросом: в чем же, по существу, состоит действие
ЛСД? Согласно моему опыту, оно довольно неспецифично и может быть описано
только в весьма общих терминах. В подавляющем большинстве сеансов преобладает
тенденция в сторону изменений восприятия в различных сенсорных модальностях.
Сознание обычно изменяется качественно и приобретает сновидческие свойства.
Эмоциональная реактивность почти всегда значительно увеличена, и аффективные
факторы играют важную роль в качестве определителей ЛСД-реакции. Поразительным
аспектом действия ЛСД является заметная интенсификация всех ментальных
и нейронных процессов в целом, что приводит к различным по характеру
и происхождению явлениям. Существующие и недавно приобретенные психогенные
симптомы - так же, как и те, которые были свойственны индивиду с детства
или в несколько более поздние периоды его жизни, приобретают конкретную
форму, усиливаются и заново переживаются во время ЛСД-сеансов. Травматические
или положительные переживания из прошлого, связанные с сильными эмоциями,
активизируются, поднимаются из бессознательного и переживаются вновь
в сложном комплексе. Различные динамические матрицы на разных уровнях
индивидуального и коллективного бессознательного могут быть вынесены
на поверхность и пережиты сознательно. Иногда могут усилиться явления
нейрологического порядка. Как правило, это боли, связанные с артритом,
смещением позвоночных дисков, воспалительными процессами или послеоперационными
или послетравматическими изменениями. Особенно часты повторные переживания
ощущений, связанных с прошлыми повреждениями и операциями. С теоретической
точки зрения интересно отметить, что испытуемые способны переживать
вновь даже боль и другие ощущения, связанные с ранее перенесенными операциями,
проводившимися под глубоким общим наркозом. Свойство ЛСД усиливать различные
нейрологические процессы настолько поразительно, что некоторые чехословацкие
нейрологи с успехом использовали его в качестве диагностического инструмента
при обнаружении скрытого паралича и других тонких органических повреждений
центральной нервной системы. Отрицательный аспект вышеупомянутого свойства
ЛСД заключается в том, что она может активизировать приступы эпилепсии
не только у страдающих от этой болезни, но и у людей, имеющих к ней
скрытое предрасположение.
В целом я не обнаружил при анализе имевшихся в моем распоряжении данных
какого-либо определенного фармакологического действия ЛСД на человека,
которое было бы постоянным и инвариантным и могло бы рассматриваться
в качестве специфического. Сейчас я расцениваю ЛСД как мощный неспецифический
усилитель или катализатор биохимических и физиологических процессов,
происходящих в мозге. Надо полагать, ЛСД создает ситуацию недифференцированной
активизации, способствующей всплыванию у испытуемого бессознательного
материала с различных уровней психики. Таким образом, богатство, а также
необычная межличностная и внутрииндивидуальная варьируемость ЛСД-переживаний
может быть объяснена только наличием нефармакологических факторов -
таких, как личность субъекта и структура его бессознательного, личность
терапевта и ассистентов, участвующих в сеансе, предпрограммирование
и ситуация в целом, во всей ее сложности. Способность ЛСД и некоторых
других психоделиков облекать в форму невидимые иначе явления и процессы
и делать их объектом научного изучения наделяет эти вещества уникальным
диагностическим потенциалом и позволяет использовать их в качестве инструмента
для исследования человеческого сознания. Не будет преувеличением сравнить
их потенциальное значение для психиатрии и психологии с микроскопом
в медицине и телескопом в астрономии.
В следующих главах я попытался нарисовать карту человеческого бессознательного,
как оно проявлялось в ЛСД-сеансах у моих пациентов и испытуемых. Меня
весьма воодушевил тот факт, что в различных областях культуры есть многочисленные
подтверждения того, что карты сознания, обозначившиеся во время моей
работы с ЛСД, полностью совместимы, а иногда и параллельны другим существующим
системам. Примеры этого можно найти в аналитической психологии Карла
Густава Юнга, психосинтезе Альберта Ассаджиоли, в работах о кульминационных
переживаниях, а также в религиозных и мистических школах различных культур
и времен. Многие из этих систем базируются не на использовании психоделических
средств, а на различных мощных немедикаментозных техниках изменения
сознания. Такая параллель между ЛСД-переживаниями и разнообразием явлений,
проявляющихся без применения психоделиков, еще раз подтверждает неспецифическое
и катализирующее действие ЛСД.
Описание новой модели бессознательного, базирующееся на ЛСД-исследованиях,
задача не из легких. Эта модель отражает многомерный и многоуровневый
континуум перекрывающихся и взаимодействующих между собой явлений. Для
облегчения понимания она разделена на части, а ее наиболее существенные
элементы выделены из общего контекста. Всякая попытка передать эту модель
в линейной форме неизбежно приводит к излишнему упрощению и искусственности.
Целиком осознавая трудности и ограничения такого описания, мы можем
очертить четыре основных уровня, или типа, ЛСД-переживаний и соответствующих
им областей человеческого бессознательного:
1) Абстрактные и эстетические переживания;
2) Психодинамические переживания;
3) Перинатальные переживания;
4) Трансперсональные переживания.
Абстрактные и эстетические переживания в ЛСД-сеансах
Явления, описанные в этой главе, обычно возникают в начале ЛСД-сеанса
при использовании малых и средних доз или же в начале и конце первых
сеансов с большой дозой. Оказалось, что по мере возрастания числа приемов
ЛСД сфера действия этих переживаний сужается, а их важность сходит на
нет. Они редко наблюдаются в более поздних сеансах одной и той же серии.
В связи с определенными специфическими различиями между явлениями, наблюдаемыми
с закрытыми или открытыми глазами, полезно описать каждую из этих двух
групп отдельно. Когда испытуемый закрывает глаза, первое изменение,
указывающее на начало действия ЛСД, - оживление визуального поля и усиление
энтоптических (внутриглазных) явлений. Они включают в себя видение необычных
цветных пятен, которые изменяют свою форму и периодически переходят
в дополнительные цвета. Типичным примером абстрактного ЛСД-переживания
являются послеобразы.
Когда испытуемый долгое время смотрит на какой-то из окружающих его
предметов, а затем закрывает глаза, то в течение нескольких минут световые
контрасты и даже отчетливый образ этого предмета может оставаться перед
внутренним взором. Такие послеобразы, как правило, весьма динамичны:
они периодически возникают и исчезают и изменяются по цветности, приобретая
дополнительные цвета. Особенно яркое зрелище возникает в том случае,
если первичное восприятие богато контрастами. Это может быть, например,
восприятие солнца, люстры с яркими лампочками, оконного проема на фоне
неба. Иногда насыщенная цветом динамическая мозаика энтоптического поля
может восприниматься как неясные, быстро меняющиеся образы фантастических
и экзотических ландшафтов, к примеру, видение таинственных джунглей,
буйных бамбуковых зарослей тропических островов, сибирской тайги или
подводных скоплений водорослей и коралловых рифов.
Весьма часто в визуальном поле преобладают абстрактные геометрические
или архитектурные построения, которые лежат в основе всех динамических
цветовых изменений. Испытуемые, переживавшие эти элементы, часто описывали
их как интерьеры гигантских дворцов, нефы невыразимо прекрасных готических
соборов, купола монументальных мечетей или арабески. Иногда эти видения
сравнивали с картинами абстракционистов - таких, как Пит Мондриан или
Василий Кандинский. В других случаях говорилось о феноменальных калейдоскопических
дисплеях, волшебных искрящихся фонтанах и фейерверках. Как правило,
люди бывают очарованы и целиком поглощены этими переживаниями. Зачастую
они спонтанно начинают производить действия, усиливающие эти явления,
- такие, например, как спастические сжатия глазных мышц, увеличивающие
внутриглазное давление, надавливание на глазное яблоко, гипервентиляцию
или задержку дыхания.
При открытых глазах цвета, как правило, бывают очень яркими, проникающими,
взрывными; световые и цветовые контрасты усиливаются и углубляются,
фиксация глаз затруднена, а контуры воспринимаемых объектов расплывчаты.
Все представляется в волнообразном движении, неодушевленные предметы
часто воспринимаются как наполненные жизнью. Весьма характерным изменением
является восприятие человеческих лиц, животных и предметов в виде переплетения
орнаментов и геометрических фигур. Многие из тех, кто испытал подобные
изменения в восприятии, описывали его близким к видению таких художников,
как Жорж Сера и Винсент ван Гог, признавая, что ЛСД-сеансы помогли им
глубоко понять мир этих художников, проникнуться к ним симпатией и понять
их искусство. Столь же часты ссылки на художников школы фовизма (например,
на Анри Матисса) и на использование ими декоративного дизайна в портретах
и натюрмортах. В этой связи упоминались также Густав Климт и другие
художники венского "Раскола", комбинировавшие в своих работах
образные темы с мозаикой и орнаментальными элементами. Иногда в своем
переживании испытуемые находили сходство со знаменитой серией рисунков
кошек Луиса Узина - последовательным усилением распада реальности на
геометрические формы и фигуры, вплоть до полной дезинтеграции форм и
цвета. Все эти изменения еще более наглядны, когда испытуемый фокусирует
и фиксирует глаза на отдельном фрагменте окружения. Визуальное поле
в таком случае все больше и больше затуманивается и суживается. Воспринимаемая
область теряет свое пространственное и логическое соотношение с окружением
и становится автономно переживаемым микрокосмом. Послеобразы возникают
не только при закрытых глазах, их устойчивые формы могут влиять на богатство
эстетического переживания и при открытых. Это происходит наиболее явно,
когда испытуемый наблюдает свою руку с вытянутыми пальцами, медленно
двигающуюся перед его лицом. Благодаря устойчивости послеобразов он
может видеть различные стадии этого движения одновременно. Эффект в
целом напоминает наложение фотографических отпечатков, сделанных через
короткие промежутки времени, или стробоскопический эффект.
Вероятно, наиболее интересными изменениями восприятия в этой группе
являются оптические иллюзии. Различные объекты окружения могут терять
свою привычную форму: испытуемому кажется, что они пульсируют и пребывают
в состоянии странной нестабильности и текучести. Во время этого процесса
они часто представляются непропорциональными, искаженными и трансформированными.
Собственное тело и фигуры других людей, присутствующих на сеансе, претерпевают
гротескные изменения: некоторые части тела кажутся миниатюрными, другие
- увеличенными или растянутыми. Подобные же причудливые изменения в
восприятии могут произойти и с неодушевленными предметами. В результате
этого процесса восприятие окружающей обстановки может измениться таким
образом, что она начинает поразительно напоминать картины знаменитых
кубистов - таких, как Пабло Пикассо, Жорж Брак, Луис Уэйн (1860-1939)
- английский художник, переживший на пороге зрелости психотический срыв.
Связанные с этим резкие изменения в восприятии он четко проиллюстрировал
в серии рисунков кошек, где показана вся последовательность перехода
от реалистического изображения этих животных к геометрическим и абстрактным
картинкам, очень слабо напоминающим реальность Фернан Ложе или Марсель
Дюшан. Фантазия, как важный творческий элемент, становится при этом
значительно богаче и способствует изменениям восприятия. Аморфные поверхности,
текстура объектов, пятна на полу и на стенах могут выглядеть как фантастические
животные, гротескные лица или экзотические ландшафты. Оптическая сторона
эстетических ЛСД-сеансов может быть настолько ошеломляющей и богатой,
что ее называют "оргией видения".
Визуальный аспект эстетического ЛСД-переживания часто дополняется подобными
изменениями в акустической области. Типичной является сверхчувствительность
к звукам: люди слышат шумы, которые при обычных обстоятельствах для
них неразличимы или вообще находятся за порогом их восприятия. Одновременно
нарушается способность ясно различать звуки, что в результате ведет
к акустическим иллюзиям: монотонные акустические стимулы, такие, как
шум вытекающей воды или различных электрических приборов, могут обманчиво
трансформироваться в прекрасную музыку. Сенсорные сигналы вызывают иногда
реакцию в несоответствующих им органах чувств. Например, под влиянием
ЛСД человек может "видеть музыку" или "ощущать на вкус
цвета". Импульсы, приходящие в одну сенсорную область, вызывают
очень ясную и отчетливую реакцию других чувств. Это обычно называют
синестезией.
Порой наблюдаются лишь незначительные изменения восприятия окружающего,
но они интерпретируются необычным эмоциональным путем. Пространство
вокруг может представляться невыразимо прекрасным, чувственным, привлекательным
или же комическим; очень часто оно описывается как обладающее магическим
или сказочным качеством. Подобным же образом может изменяться и звуковое
восприятие. Нередко испытуемые открывают в музыке такие сферы, которые
они были неспособны воспринимать раньше. Во время сеансов оказывается
возможным слушать музыку всем своим существом при совершенно новом подходе.
Часто складывается впечатление, что музыка резонирует в различных частях
тела и включает мощные эмоции. Одно из самых общих заявлений в отчетах
испытуемых о том, что в день сеанса они впервые в жизни услышали музыку
по-настоящему.
Рисунки из ЛСД-сеанса
с преобладанием эстетических переживаний. Иллюзорная трансформация угла
терапевтической комнаты. Воздух кажется полным странных вибраций и магических
течений; складки полотенца, висящего на стене, воспринимаются в виде
эльфа.
Эстетические переживания, как выясняется, представляют собой наиболее
поверхностный уровень ЛСД-переживаний. Они не раскрывают бессознательное
субъекта и не имеют никакого психодинамического значения. Наиболее значительные
аспекты этих переживаний можно объяснить в физиологических терминах
как результат химической стимуляции сенсорных органов, отражающих их
внутреннюю структуру и функциональные характеристики. В этой связи интересно
упомянуть, что некоторые явления из этой группы, можно вызывать при
помощи различных физических средств. Так, геометрические и другие простейшие
видения могут быть вызваны электрической стимуляцией оптических проводящих
путей, механическим давлением на глазное яблоко или при освещении интенсивным
стробоскопическим светом. Некоторые испытуемые подчеркивали также сходство
этих переживаний с искажениями сигналов в неисправных электронных устройствах
типа телевизора и радиоприемника.
Иногда геометрические образы и орнаменты или элементарные акустические
иллюзии во время ЛСД-сеансов приобретали некоторые специфические эмоциональные
побочные значения. Испытуемый, к примеру, мог почувствовать, что абстрактные
конфигурации намекают на мягкий, теплый мир чувств удовлетворенного
ребенка. Они могут переживаться также и как отвратительные и отталкивающие,
опасные и агрессивные, чувственные и соблазнительные или сладострастные
и непристойные. Такая ситуация представляет собой переход от абстрактного
к психодинамическому уровню ЛСД-переживаний. Эмоции, видоизменяющие
и окрашивающие абстрактные образы, принадлежат в таких случаях к биографическому
материалу испытуемого. Иногда абстрактные и изобразительные элементы
собираются в сложные картины. Переходный характер этого феномена особенно
очевиден. В качестве иллюстрации можно использовать следующий пример
из ЛСД-сеанса психиатра, принимавшего участие в программе обучения:
"Я глубоко запутался в абстрактном мире вращающихся геометрических
фигур и роскошных расцветок, более ярких и светящихся, чем что бы то
ни было прежде в моей жизни.
Я был очарован и загипнотизирован этим невыразимым калейдоскопическим
спектаклем. В какой-то момент геометрические структуры стабилизировались
и образовали форму довольно сложного, витиеватого обрамления большого
зеркала в стиле барокко. Оно представляло собой сплетение ветвей с роскошном
листвам, вырезанных на дереве. Зеркало было разделено на пять или шесть
отделений неправильной формы, образованных боковыми ответвлениями обрамления.
Серия рисунков автора после первых ЛСД-сеансов демонстрирует последовательную
иллюзорную трансформацию башенных часов, имевшую место в заключительный
период этого сеанса. Первый рисунок сделан в том виде, в котором башня
воспринимается в обычном состоянии сознания; последующие отражают оптическое
искажение того же обьекта под влиянием 100 микрограмм ЛСД.
Интересная оптическая
иллюзия из сеанса с богатой сенсуальной символикой. Наблюдавший собственную
ладонь пациент видел, как она трансформируется в сменяющие одна другую
группы обнаженных женских тел. По этому феномену можно проследить проблематику,
связанную с чрезмерной мастурбацией.
К моему огромному удивлению, когда я заглянул в эти отделения, перед
моими глазами начали разворачиваться различные интересные сцены. Персонажи
этих сцен были в значительной степени стилизованы и несколько похожи
на кукол. Общая атмосфера была довольно забавной и комичной, но с определенным
подтекстом секретности и лицемерия. Неожиданно я понял, что наблюдаю
символическую сатиру на свое детство в маленьком провинциальном городке,
в мире "мелкой буржуазии". Он был населен характерными фигурами,
представлявшими "сливки" общества. Взрослые, встречавшиеся
вместе, оказывались совершенно несостоятельными в своем поведении и
суждениях относительно других людей. Они не отказывали себе в мелких
сплетнях, разыгрывая бесконечные нелепые и лицемерные социальные-игры,
и обменивались маленькими "секретами" сексуального порядка
("так, чтобы не услышали и не узнали дети"). Себя самого я
переживал как участника и наблюдателя этого гротескного спектакля, довольно
любопытного и волнующего, но часто вызывающего смущение. К моему удивлению,
все эмоции того периода моей жизни всплыли из глубин бессознательного,
вновь ожили и стали реальными".
|
Станислав
Грофф