Максимы и размышления

Человек никогда не понимает, насколько он антропоморфен.

Человеку прирождена и с его природой теснейшим образом связана та особенность, что для познания ему недостаточно ближайшего. Между тем каждое явление, которое мы сами воспpинимaeм, представляет в данный момент ближайшее, и, раз мы энергично будем пытаться проникнуть в него, мы можем требовать от него, чтобы оно само себя объяснило.

*

Этому люди, однако, не научатся, потому что это противоречит их природе. Поэтому и образованные люди, познав где-нибудь нечто истинное, не могут воздержаться от приведения его в связь не только с ближайшим, но также с самым отдаленным. Отсюда проистекает заблуждение за заблуждением. Близкий феномен связан в действительности с отдаленным лишь в том смысле, что все приурочено к немногим великим законам, которые повсюду обнаруживаются.

*

Человек должен верить, что непостижимое постижимо - иначе он не стал бы исследовать.

*

Мыслящий человек обладает тем удивительным свойством, что туда, где лежит неразрешенная проблема, он любит примышлять образ фантазии, от которого он не может отделаться, даже когда проблема разрешена и истина очевидна.

*

Человек находит себя среди действий и не может удержаться от вопроса о причинах. Как существо косное, он хватается за ближайшую из них как за наилучшую и на этом успокаивается. В особенности любит поступать так человеческий рассудок.

*

Всякая идея вступает в явление как чуждый гость и, начиная реализоваться, с трудом может быть отличена от фантазии и фантазерства.

*

Обыденный рассудок, которому приписывается роль гения человечества, должен быть сначала рассмотрен в своих проявлениях. Исследуя, для чего пользуется им человечество, мы найдем следующее: человечество ограничено потребностями. Если последние не удовлетворены, оно выказывает нетерпение. Если они удовлетворены, оно представляется равнодушным. Настоящий человек движется, стало быть, между обоими состояниями, и свой рассудок, так называемый человеческий рассудок, он будет применять для удовлетворения своих потребностей. Когда это сделано, его задача — заполнить собою сферу безразличия. Если он не выходит из ближайших и необходимейших границ, это ему и удается. Но если потребности повышаются, выступают из круга обыденного, то обыденного рассудка недостаточно, он уже больше не гений, и человечеству открывается область заблуждения.

*

В течение долгого времени занимались критикой разума. Я желал бы критики человеческого рассудка. Было бы истинным благодеянием для человеческого рода, если бы обыденному рассудку могли убедительно показать, как далеко он может простираться, а это и будет как раз столько, сколько ему совершенно достаточно для земной жизни.

*

В сущности говоря, вся философия есть лишь человеческий рассудок на туманном языке.

*

Человеческий рассудок, областью которого является, собственно, практика, заблуждается, лишь отваживаясь пускаться на разрешение более высоких проблем. С другой стороны, и более высокая теория редко умеет освоиться с кругом, где действует и орудует рассудок.

*

И как раз тогда, когда отстранены проблемы, допускающие только динамическое объяснение, снова в порядке дня появляются механические способы объяснения.

*

Все эмпирики стремятся к идее и не могут открыть ее в многообразии. Все теоретики ищут ее в многообразном и не могут найти ее в нем.

*

Однако обе стороны сходятся в жизни, в деле, в искусстве. Об этом так часто говорилось, но мало кто умеет это использовать.

Анаксагор учит, что все животные обладают активным разумом, но лишены пассивного, который является как бы толмачом рассудка.

*

Обыденное созерцание, правильный взгляд на земные вещи, является наследием общего человеческого рассудка. Чистое созерцание внешних и внутренних вещей очень редко.

Первое проявляется в практическом смысле, в непосредственной деятельности. Второе — символически, преимущественно посредством математики, в числах и формулах, посредством Речи, изначально тропической, как поэзия гения, как поговорочная мудрость человеческого рассудка.

*

Счет является, правда, низкой, но уже идеальной деятельностью человека, и с помощью него столь многое осуществляйся в обыденной жизни; большое удобство, общедоступность и применимость обеспечивают упорядочиванию по числу доступ и успех также и в науках.

*

Аллегория превращает явление в понятие, понятие в образ но так, что понятие все еще содержится в образе в определенной и полной форме и с помощью этого образа может быть выражено.

Символика превращает явление в идею, идею в образ, и притом так, что идея всегда остается в образе бесконечно действенной и недостижимой. Даже выраженная на всех языках она осталась бы все-таки невыразимой.

*

При самой разработанной номенклатуре мы должны помнить, что это только номенклатура, слово является приспособленным к какому-нибудь явлению, прикрепленным к нему знаком из слогов, следовательно, никоим образом не выражает полностью природу и потому должно рассматриваться только как пособие для нашего удобства.

*

Идея и опыт никогда не встретятся на полпути. Соединить их можно лишь искусством и практикой.

*

Только в самом высоком и самом обыденном идея и явление сходятся вместе. На всех средних ступенях созерцание и опыта они разделяются. Самое высокое -- это созерцание различного как тождественного. Самое обыденное — деяние, активное объединение разделенного в одно тождество.

*

Теория и опыт (феномены) противостоят друг другу в постоянном конфликте. Всякое соединение в рефлексии является иллюзией, соединить их может только деятельность.

Гёте И.- В. Избр. филос. Произв. М., 1964. С. 323, 350- 352.