Гелен Арнольд (1904-1976)
	О систематике антропологии1 Самые разнообразные и едва ли сопоставимые между собой усилия называлисьфилософской антропологией. «Антропология с практической точки зрения» Кантапретендовала на систематическое, но популярное руководство для знания света(Weltkenntnis), и как раз такое, чтобы можно было им пользоваться, т. е. практическое,причем выражение «свет» использовалось в таком же смысле, как, например, оноупотребляется в характеристике «светский человек». Афоризмы житейской мудростиШопенгауэра сходны по содержанию и намерениям, равно как и более ранние сочинения французских моралистов, которые можно принять за образец.Антропология Им. Герм. Фихте (1856)2 является прежде всего, как говорит подзаголовок, «Учением о человеческой душе». Но от психологии ее отличалапредпринятая в третьей главе попытка рассмотреть и «телесное воплощение души»,попытка, которая, пожалуй, и не могла вылиться ни во что-либо другое, кроме понимания тела (Leib) как «реального выражения души», причем душа совершеннометафизически оказывалась индивидуальной и неизменной сущностью, конечнойсубстанцией. Фихте попытался спекулятивно соединить с этим некоторые данные нейрофизиологии и физиологии органов чувств.Сам он (с.274) ссылался на «совершенно новую науку», в которую ему хотелосьвписаться со своим учением: речь шла о взглядах, представленных Г. Р. Тревиранусом3 работой «Биология, или философия живой природы» (1802), взглядах, основанных наидее, «что тело есть лишь художественно завершенное изображение, соответствующеедо мельчайших частей внутреннему органическому «образцу», в котором выражается душевное своеобразие вида животных» (Фихте, с. 274). Эта идея впервые появляется у Гердера, ее можно найти у многих романтиков, прежде всего у Каруса и Шопенгауэра,и проследить далее по прямой линии вплоть до многочисленных современных авторов,занимающихся исследованием выражения и его характерологией; впрочем, со времени Лафатера и Гердера эта наука находит себе место исключительно в сфере немецкого духа. В противоположность классической психологии вундтовского типа, потребностьучитывать телесную сторону стала ныне всеобщей, а для этого почти повсюдуопираются на основной принцип упомянутой тут школы: принцип, согласно которому внешнее есть «выражение» внутреннего. Антропология, базирующаяся на исследовании выражения, детализировала этот принцип, а на следующей, методической ступени, т. е. при классификации деталей,привела к многообразным положительным, в том числе и практическим, результатам,пригодным для самых разных целей диагностики и прогнозирования характера и поведения. Но основополагающее представление о теле как «поле выражения» «души»можно использовать лишь до тех пор, пока само оно не подвергается более подробному исследованию, а служит общим, «витающим перед автором» фоном конкретных отдельных исследований. В качестве философского принципа положение «внутреннееесть внешнее» в высшей степени неудовлетворительно, во-первых, логически, ибо тут ипроводится, и отрицается различие, а затем и онтологически, ибо если захотеть *Gehlen A. Zur Systematik der Anthropologie. - In: Gehlen A. Studien zur Anthropologie undSoziologie. Neuwied am Rhein u. Berlin: Luchterhand, 1963. S. 11-63.Перевод впервые опубликован в —Проблема человека в западной философии“. М.: Прогресс,1988. С. 152-200. -------------------------------------------------------------------------------- Page 2 2представить себе то, что имеется в виду, то останется только «чуждая понятиюсвободная предустановленная гармония», как заметил по поводу этого же предмета Гегель («Феноменология духа», гл. «Физиогномика и френология»). Эти значительныетрудности не мешают тому, чтобы исследование успешно проходило в двух отношениях: во-первых, исследование жизненных движений человека, причастного ккаким-либо ситуациям, особенно мимики, жестикуляции и языка, вместе с ихустоявшимися отложениями («скрытое, остающееся в индивиде действование» –Гегель), а затем и определенных сочетаний признаков телесного строения с внутренней предрасположенностью. Чем точнее и аналитичнее, т. е. чем научнее действуют приэтом, тем яснее обнаруживаются возможности предсказания, а представлявшийся фон «выражающего себя внутреннего» становится все менее важным для самого процесса исследования. В противоположность этому антропология, базирующаяся на исследовании выражения, оставляет без ответа некоторые принципиальные вопросы, ибо они оказываются недоступными ее методу. Она принимает язык просто как факт, не исследуя, что же такое вообще язык, или даже то, можно ли и как осмысленно поставить этот вопрос. Ее также не заботит, что собственно означает удивительная способность человека к выражению и почему ничто не выражает себя у какой-нибудьчерепахи или коровы. Примечательно также, что у нее нет надежных аргументов перед фактом того, что ей приходится рассчитывать на непроизвольность выражения наблюдаемых людей, ибо ведь и внутренние импульсы в принципе могут подлежатьконтролю и торможению. Как говорил Лихтенберг, дело состоит только в твердом решении снова стать непостижимым на тысячелетия4. Что это, собственно, означает,очень важно для теории. Практически это можно в настоящее время оставить без внимания, но только по социологическим соображениям, ибо как раз в настоящее времямы живем в эпоху, совершенно отличающуюся, например, от старой Испании или Японии, когда уклонение от непроизвольного выражения представляло собой сословный и авторитетный нормативный идеал. В то время культивированная неспособность к непроизвольному выражению и ставшее нерефлектированным волевое «самообладание» (Haltung) только и определяли масштабы человеческих качеств.Наконец, Шелер и Клагес попытались удовлетворить растущую потребность вобщей философской антропологии. Не входя подробно в содержание отдельных утверждений или тезисов этих авторов, мы все же должны зафиксировать некуюо бщность, которая связывает эти весьма различающиеся между собой системы и чревата большими последствиями: сущностью и отличительным свойством человека,которого оба автора намереваются описать в его целостности, оказывается все-таки дух.Конечно, историческая ситуация 1920-х годов уже не позволяла простоо характеризовать дух как связующее звено в человеке между земной и божественной действительностью, ибо это древнее представление, идущее от Платона и проходящеечерез всю христианскую философию вплоть до идеализма, остается вполне мыслимым,но оно потеряло свою силу. Некоторые фактические мотивы, неизменно подталкивающие к такому пониманию, еще существуют: Они состоят в очевидной сначала разнородности «духа» и «естества» (Physis), в той легкости, с какой их можно различить и тем самым разделить, или, наоборот, в необычной трудности обнаружитьне просто «постулированную», но понятную связь между тем и другим, и понятную именно для самого духа. Пример обоих названных философов доказывает, что недостаточно мыслить, исходя из «жизни» в биологическом смысле, если действительно желаешь уйти от традиционной схемы: удобное противопоставление пробивает себе дорогу, и дух оказывается инстанцией «противоестественной», если он -------------------------------------------------------------------------------- Page 3 уже не является больше сверхъестественной. Таким образом у нас уже появляется дух как противник души*, и Шелер тоже объявил дух принципом, противоположным всей жизни: «Но этот центр, исходя из которого человек совершает акты опредмечивания мира, своего тела и своей Psyche, не может быть частью самого этого мира».Я не собираюсь тут устраивать проверку всех этих положений, но хочу только показать механизм движения мысли, приводящей к таким результатам, чтобы доказать:мышление здесь все-таки происходило по схеме антично-христианской антропологии,только со сменой знака. Антифизика – это ведь тоже метафизика, и на старых подмостках просто сдвинули декорации, но не произвели глубокого и, если можно так выразиться, химического преобразования содержания и форм мышления, которое здесьуже было подготовлено Ницше.В этом месте следует добавить еще одно последнее критическое замечание. Идеализм упрекал метафизику старого стиля в том, что она работает с абстрактными ивсеобщими понятиями и неспособна растворить их в движении мысли, что считается подлинно философским методом. Часть этого возражения следует принять и сказать:все абстрактные и всеобщие понятия, которые должны быть «сущностными понятиями», такие как «дух», «воля», «душа» и т. д., суть понятия метафизические, т. е.где-то всегда приходят в столкновение с опытом. Их содержание в большей мере угадывается чувством, нежели бывает показано, их располагают друг против друга иодно над другим сообразно ценностным склонностям непостижимого происхождения, а отношения, якобы существующие между этими вещами, суть в большей степени движения чувств, которые возбуждаются называнием этих понятий. Такие учения сходны с искусством и в том отношении, что в свободном соревновании ищут поддержки у вкусов публики, но не ожидают успеха от согласия с фактами, как тоделают науки.Избавиться от этой взаимосвязи нельзя при помощи постулата о единстве тела, душии духа, выставляя его против метафизики и антифизики духа. Возможно, что тем самымближе подходят к фактам, но эта формула не содержит указаний о том, как и почемувместо различия следует мыслить только различимость, и как опять-таки отсюдаприйти к единству, и эта формула не позволяет – ибо сама она работает сабстрактными понятиями – определить даже ближайшие шаги, чтобы приблизиться кфактам (и каким-), подтверждающим формулу. Из всего этого мы делаем вывод, чтонадо заключить в скобки всякую теорию, сознательно или по недосмотру ориентированную метафизически, ибо ее существование или несуществование наряду сфактами не только ничего в них не меняет, но и не порождает никогда новых конкретных вопросов применительно к ним. В таком случае метафизична всякая теория, которая тенденциозно или, как это большей частью бывает, наивно группирует такие абстракции, как «душа», «воля», «дух» и т. д. II Если философии видится наука о человеке, ей не могут быть безразличны полученные прежде результаты, тем более, если они критически выведены, а темсамым указывают, какому методу следовать.В этом месте выявляется единственное положение, которое мы должны предпослатьфилософской антропологии: это предположение, что наука о человеке в полном смыслеслова все-таки возможна.Это значит: всякая наука состоит в выдвижении гипотез, соответствие которыхфактам должно быть доказано, и она должна брать свои понятия из фактов, а неазвание главного труда Л. Клагеса -------------------------------------------------------------------------------- Page 4 компоновать факты, согласно установившимся понятиям. Если это наука философская,то, как сказано, это значит: не «метафизическая», но, если угодно, «всеохватывающая».Ведь морфология, физиология, физиология чувств, психология и т. д. тоже занимаютсячеловеком, а именно, так, как это только и возможно для отдельной науки: исследуяопределенные стороны этого самого сложного изо всех предметов и по возможностиотвлекаясь от остальных. Психологией обычно занимаются, не принимая во вниманиеязыкознания, а оно в свою очередь даже усматривало преимущество в том, чтобыосвободиться от психологических примесей. Категории физиологии – это отнюдь некатегории психологии мышления и т. д. Поэтому, если мы выставляем названную вышегипотезу, то философская наука о человеке включает в себя попытку делатьвысказывания о человеке как целом, пользуясь материалом этих отдельных наук ивыходя за их пределы, и притом, опять-таки, высказывания эмпирически-научные:предпосылка именно в том и состоит, что это возможно, и в этом же заключаются итрудности.Итак, наша научная философия ставит перед собой задачу делать научныевысказывания о человеке, и она предполагает, что эта задача разрешима. При этом мыоставляем за собой полную свободу создавать гипотезы, а также отказываемсяобсуждать сами по себе принципы или аксиомы, которые мы выставляем в качествегипотез, ибо смысл их состоит как раз не в них самих, но в их эффективностиприменительно к фактам. Поэтому, если кто-нибудь отвергнет выставляемые намигипотезы по «метафизическим» основаниям, то для нас отсюда не следует вообщеничего, никакой обязанности дискутировать, ибо мы хотим лишь науки о человеке, а невлиять на чужие убеждения.Обрисованный здесь образ действий, с которым мы немедленно начнемзнакомиться вплоть до техники постановки проблем, не может быть назван«позитивистским»,напротив, он является специальным случаем всякого практического образа действий, а именно, познавательно-практическим. Всякаяпрактика предполагает задачу, волю к ее разрешению и общую разрешимость задачи, вто время как выбор средств, техники и методов совершенно неограничен ируководствуется лишь их пригодностью для решения задачи.Этот опыт систематической антропологии я предложил в своей книге «Человек. Егоприрода и его место в мире» (Берлин, 1940, 7-е изд, 1962). Для дальнейшей работы наднамеченной там наукой, будет целесообразно рассмотреть теперь примененные в нейметоды сами по себе (в книге они были связаны только с работой над материалом), азатем более подробно обосновать определенные позиции. При этом мы хотимдействовать так, чтобы на этот раз методически развить, исходя из задачи,выдвигаемую нами многочленную гипотезу, пользуясь при этом удобным случаем длясодержательных добавлений. Доказательство эффективности самой гипотезыпроведено в названной книге и не нуждается в повторении: там оно составилособственно содержательную часть после введения.Наше предположение, что решение нашей задачи построения совокупной науки очеловеке возможно, уже заключает в себе первый член гипотезы, а именно, гипотезы отом, что «человек» есть предмет единый и доступный одной науке. При более близкомрассмотрении это утверждение распадается на два тезиса: тезис о единстве вида«человек» и тезис о единстве или «целостности» в себе каждого отдельного человека.Конечно, первое утверждение не исключает разновидностей и видов внутри рода«человек», а означает только, что этот род отграничен в себе ясно и без переходов, покрайней мере в известные нам эпохи, и что это подлинно биологический род. Этоможно считать надежно установленным, и точно так же, как есть общая анатомия«человека» – подлинная наука, логически предшествующая всякой специальной -------------------------------------------------------------------------------- Page 5 анатомии и морфологии рас, так и логически безупречна общая наука о человеке.Гораздо труднее второй тезис о единстве, или целостности, человека в себе.Окажись он неправильным – и нам пришлось бы иметь дело с другим утверждением,что человек составлен по меньшей мере из двух различных «субстанций», тела и души.Эта теория может выступить в двух формах, в виде эмпирического высказывания или ввиде некой «метафизической» теории. В первом случае она станет, как минимум,утверждать, что существуют две различные науки, которым следовало бы разделитьсяв исследовании человека: биология (морфология, физиология и т. д.) и психология,даже если и будет признано, что им надо как-то «сотрудничать».Метафизические теории дуалистического рода мы можем вполне опустить, ибо внаши намерения входит именно эмпирическая антропология и мы не обязаны (см.выше) дискутировать устаревшие метафизические положения, тем более чтометафизики обычно решают по своему разумению, где начинается та «глубочайшаяистина», на которую они притязают, так что спор некому было бы рассудить.Однако нашей гипотезе противостоит гипотеза эмпирического дуализма, простогососуществования по меньшей мере двух наук о человеке, причем нет никакогосомнения, что понятия образуются в них совершенно по-разному. Тут мы добрались дорешающего в методическом отношении места. В этом затруднении мы можем помочьсебе только тем, что оставим в покое нашу гипотезу о «единстве» человека, равно как ипротивоположную ей, т. е. временно отложим в сторону всю проблематику дуализма.Но это означает нечто весьма определенное для нашего следующего шага: мы должнынайти – и вывести отсюда все конкретные вопросы – точку отсчета, которая есть ещедо всякого различения физической и психической сторон, т. е. «души» и «тела», и дажедо всякой возможности их различения. Лишь тогда мы можем ожидать, что в процессеисследования будут даны нам основания для последующего самоопределенияотносительно оставленных в стороне вопросов. Противоположность тела и души – нетолько древняя и необычайно популярная, но и опирается на очевидные факты, однакомы все-таки отказываемся от того, чтобы сделать ее с самого начала обрамлением всейтематики, но не от того, чтобы вновь рассмотреть ее в каком-нибудь месте нашейсистемы, возможно, при совершенно изменившихся условиях.Наша постановка проблемы влечет за собой следствие, имеющее значение дажедля частностей формулировки: вплоть до выбора слов следует избегать какой-нибудьскрытой в том или ином выражении предрешенности относительно этого различия,поэтому все выражения, употребляемые в нашем исследовании, должны бытьпринципиально «психофизически нейтральными».В практике редко встречаются примирение или сглаживание в приемлемом смыслепервоначально очевидных различия или противоположности, с которыми к тому жесвязаныкакие-тоинтересы. Побольшейчасти -------------------------------------------------------------------------------- Page 6 различие «нейтрализуют» или лишают важности, что возможно лишь черезнахождение третьей точки зрения, оказывающейся достаточно плодотворной,чтобы выйти из этой противоположности мотивов, интересов и сил. Я не вижудругой возможности рассмотреть древнюю, окаменевшую во всех своихмыслимых вариантах проблему души и тела, кроме как растворить ее при весьма изменившихся условиях в некоей третьей теории, более близкой фактам.Искомая отправная точка есть действие. Человеческое, осознанносовершаемое действие как процесс представляет собой в своем реальномпротекании, с точки зрения переживания, совершенно неразрывное, до-проблематическое единство своего рода. В процессе действия просто не даноникакого различия или различимости «внутреннего» и «внешнего», психическогоили физического, и самое большее – последующая рефлексия в отнюдь недеятельном состоянии может разделить «внутренние» фазы размышления,решения и т. д. и «внешнего» действия «как такового». Напротив, во время самогодействия эта рефлексия неосуществима, условия ее осуществления уничтожены.При этом само реальное действие может протекать совершенно осознанно, но вэтом «внутреннем бытии» действия нет никакой данности внутреннего впротивоположность внешнему. Таким образом, если действие полностьюпроисходит по ту сторону мыслимого различия, то оно находится и по ту сторонукатегории «выражение». Оно может, но отнюдь не должно быть«выразительным», как, например, жест, и тем самым мы избавились отпобуждения с самого начала рассматривать тело как «поле выражения» «души»или нечто подобное. Под действием, впрочем, следует понимать не что-то особенное, но всякое схватывание чего-то, всякий рабочий ход.Каждый новый шаг требует нового понимания задачи. Теперь ее можно обозначить следующим образом: построение всеобщей антропологии, идущее отдействия, влечет за собой гипотезу и ее доказательство, что всю организациючеловека можно понять исходя из действия.Теперь нужно зафиксировать несколько значений: под действием нужно понимать предусмотрительное, планирующее изменение действительности, асовокупность измененных таким образом или вновь созданных фактов вместе снеобходимыми для этого средствами – как «средствами представления», так и«вещными средствами»,– должно называться культурой. Это выражение всякийраз следует соотносить с конкретным человеческим продуктивным сообществом(Leistungsgemeinschaft). Такие выражения, как «народ», «государство»,«общество» и т. п., не могут быть здесь определены, и мы используем весьмаобщее выражение «сообщество» всюду, где сотрудничают конкретные иотличимые от других группы, то есть определяем его через действие. Тем самымопределены эти три выражения, т. е. указан точный смысл, который мынамереваемся им придавать, а так как сами эти дефиниции – составные частигипотез, то в столь же малой степени они могут обсуждаться сами по себе: онимогут быть верифицированы, то есть сделаны истинными, только в силу ихуспешного применения к фактам при построении нашей науки. Понятия«действие», «культура» и «сообщество», как они здесь определяются, суть такжепсихофизически нейтральные понятия, предшествующие любому различениювнутренних и внешних фактов, качеств и т. д.На популярном языке не употребляемого нами метода можно было бысказать: действие и запланированные изменения мира, совокупность которыхназывается культурой, относятся к «сущности» человека, а это положение эквивалентно другому: исходя из действия как отправной точки и т. д., можнопостроить совокупную науку о человеке.Нет такого человеческого сообщества, в котором не было бы «культуры», т. е. -------------------------------------------------------------------------------- Page 7 какого-нибудь предусмотрительного изменения фактов и обстоятельств,полезного человеку, будь то даже (в чем никогда не бывает недостатка) толькопроизводство оружия или защитных средств, каковы одежда и кров, или жетехника заготовки продовольствия. Противопоставление природы и культурыимеет смысл лишь постольку, поскольку имеется в виду нечеловеческая,стихийная и предоставленная себе самой природа в противоположность темостровкам методического изменения, которые внедряет в нее человек, чтобыпринудить эту стихию поддерживать его. Конкретное человеческое сообществосуществует только в «обезвреженном» и оборудованном для его целейокружении, которое включается этим сообществом в природу.Мне возражали, что нельзя в буквальном смысле слова говорить о человекекак действующем существе6. Это возражение оспаривает либо необходимостьборьбы за существование, либо ее всеобщность, и только в этом последнемслучае оно отчасти оправдано. В сложных культурных связях имеютсявынужденнаяилидостижимаябезработица, какие-товозможностивысвобожденного и даже роскошного существования – но только за счет того,что бремя труда несут другие. Понятие действия с достаточным приближениемможно было бы заменить понятием труда, и в любом человеческом сообществеесть, бесспорно, труд «в поте лица» – равно как и колоссальная аккумуляциямощности разнообразных продуктов и дел, которые, начиная с определенногоуровня культуры, замещают собой или даже превосходят неумолимые требованияприроды. III Действия людей отчасти соотносятся с общей для них действительностью,отчасти же – друг с другом. Они предпринимают запланированные изменения поотношению друг к другу, и есть бесчисленное множество способов влиять,принуждать, вразумлять, подавлять и освобождать, дрессировать, убеждать ивоспитывать: все это суть воздействия на взаимоотнесенное поведение. Наконец,каждый человек может и должен занимать позицию относительно себя самого,контролировать свои побуждения и интересы, решать в пользу каких-то из них,тормозить другие и т. д. и, таким образом, планомерно изменять свое внутреннеесостояние в соответствии с некоей руководящей идеей, отвечающей требованиямсообщества. Наблюдаемая в том или ином сообществе «мораль» и представляетсобой такие ориентации побуждений, обладающие весьма различной структурой.Итак, наша гипотеза об исследовании всей организации человека исходя издействия включает в себя понимание той или иной морали в общем контекстеконституции человека как живого существа. Как говорил Гердер, человек «уже неесть безошибочная машина в руках природы, но он сам становится для себяцелью и предназначением обработки»7. Это отличная формула для более точногопонимания того явления, которое замечали и о котором говорили во все эпохи,–рискованной конституции человека, сущностной угрозы и вытекающей отсюдапоставленности-на-себя-самого, что нашло свое выражение в различныхмифологических образах: человек словно соскальзывает с вершин своего раннего,более совершенного состояния, которое называли золотым веком или раем, и незнает, на что решиться. Гердер высказывает то же самое без мифологическихобразов, а Шиллер в статье «О грации и достоинстве» говорит нечто сходное: «Вживотном и растении природа не только выражает назначение, но и сама еговоплощает. Человеку же она дает лишь назначение и ему самому предоставляетего воплощение»8.Смутные очертания того, что здесь намечено, нуждаются в тщательнойпостановке самой проблемы. Старые формулировки сводятся всегда к различию -------------------------------------------------------------------------------- Page 8 физической и моральной природы человека или же с самого начала подходят кделу метафизически. Относительно морали трудно достигнуть согласия в науке,если оставаться в области общезначимого, и именно потому, что отдельныеморальные системы (или жизненные формы «нравственности») ведут себявзаимоисключающе. Поэтому необходимо отвлечься от содержания отдельныхсистем и сказать, что во всяком человеческом сообществе можно выявитьопределенные нормы взаимооценки и самооценки. Отсюда можно сделать вывод,что они относятся к условиям существования человеческих сообществ, а темсамым и самого человека, и как раз их необходимость в сочетании с их всегдасомнительной значимостью (здесь мы не можем заняться ею подробнее) очертилабы область всегда осознававшейся «ненадежности», рискованности. Ноупотребленное нами выражение «мораль» имеет столь дуалистическую окраску,что мы хотели бы совсем избавиться от него, а наилучшим заменяющим еговыражением, к тому же психофизически нейтральным, является понятиедисциплины (Zucht). Воспитание и самодисциплина суть главные направленияэтого нормированного (планомерного) действования относительно друг друга, ивсе дело в том, чтобы зафиксировать как необходимость, так и ненадежность этихдействий: существует принуждение к дисциплине, равно как и постояннаявозможность неудачи. Я показал, как первая сторона объясняется исходя изизбытка побуждений у человека, а вторая – исходя из исключительночеловеческойосознанностижизненныхпобуждений, именнопотомуподверженных нарушениям.Итак, неверно игнорировать, как это обычно делает физическая антропология,ту сторону, что человек есть «сам себе предназначение и цель обработки»,неверно также, видя обе стороны, субстанциально разделять их, говоря: человекчастично относится к миру физическому, частично – к миру духовному(моральному). Если мы захотим на мгновение воспользоваться понятиемпричины, которое нам скоро предстоит отбросить, то в противоположностьпоследнему воззрению следовало бы сказать: та же самая причина, что делаетчеловека действующим существом, делает его и вероятным «неудачником» –только так и надо было бы ставить проблему, а наша гипотеза должна сделатьвыводимой эту сложную ситуацию. Поэтому одно и то же, говорим ли мы, чтонаша антропология должна включить в тезис о человеке как действующемсуществе и проблемы морали, или же мы говорим, что эта «высшаяненадежность», которую предполагает проблема нравственности, должназаключаться в устроении и конституции человека. В одной формуле: человек естьдействующее существо и тем самым существо дисциплины. Это задача,систематически до сих пор еще не решенная, и в том же самом смысле Ницшеназвал человека «неустановленным животным»9. Это хорошая двусмысленность,ибо человек, во-первых, как-то «не готов», не остановлен в своем движении, ещеявляется для себя самого предназначением и целью обработки, а во-вторых, ещене установлено, что, собственно, есть человек.То, что человек есть существо дисциплины и что он – в выясненном теперьсмысле – создает культуру, отличает его от любого животного и одновременноего определяет, ибо это имеет силу, без исключения, всегда и повсюду, кудатолько достигает наш опыт. Нет животных, живущих предусмотрительнымдеятельным изменением стихийной природы, нет животных, имеющихнравственность и самодисциплину.Однако более конкретное понимание именно этих действий у нас покаотсутствует, и мы развернем относящуюся сюда проблематику.Эмпирический метод исследования живых существ должен называтьсябиологическим методом, а так как предмет, которым мы занимаемся, есть -------------------------------------------------------------------------------- Page 9 человеческое действие, то возникает вопрос о биологическом способерассмотрения человеческого поведения. Этот вопрос может быть поставлентолько в рамках другого, более широкого, поскольку задается как раз вопрос обэмпирических условиях, при которых существует соответствующий род. В этиусловия следует включить и телесные, соматические свойства этого рода, и этотспособ рассмотрения станет биологичен даже в том более узком значении,которое обычно имеется в виду. Если мы таким образом исследуем действиялюдей, то рассматриваем их как способы, какими сохраняет себе жизнь существос данной соматической организацией, и притом ввиду внешних обстоятельств,подлежащих дальнейшему исследованию. Это единственная эмпирическаявозможность ставить вопрос, и оба рассмотренных выше направлениячеловеческого действия, т. е. культуросозидающая и дисциплинирующаядеятельность, должны оказаться в этой совокупности условий.Здесь сразу же предостерегающее замечание: понятие причины должносовершенно исчезнуть. Оно имеет определимый смысл лишь там, где можноизолировать отдельные связи, т. е. в рамках подлинно экспериментальных наук.Во всех же неэкспериментальных науках причина является метафизическимпонятием, и смысл его по большей части состоит в том, что абстрактноизолируют какой-то признак и полагают его в качестве «причины» всегокомплекса признаков, из которого он был изолирован. Так говорят, например, чтохозяйственный строй есть причина явлений культуры (Маркс), или жеиндустриальное развитие есть причина роста народонаселения, или, в нашемслучае, использование рук есть причина сильного развития мозга, а оно в своюочередь – причина становления человека, или разрежение лесов в позднийтретичный период есть причина схождения с деревьев, а тем самым –прямохождения и т. д. Все это – метафизика.Равноценный подход, с самого начала предполагающийся нашейбиологической постановкой вопроса и позволяющий избежать ошибочного«вопроса о причине», таков. Вместо того чтобы говорить: А есть причина В,выделяют искомую связь условий. Таким образом, возникают формулировки: безА нет В, без В нет С, без С нет D ... и т. д. Если этот круг в себе замыкается – безN нет А, то, значит, достигнуто тотальное понимание рассматриваемой системы,причем без метафизического допущения даже одной-единственной причины.Конечно, только этот метод адекватен нашей проблеме. Выясняя условия, прикоторых сохраняет себе жизнь человек, мы рассматриваем некую систему:наделенный такими-то свойствами организм, который при посредстве этихдействий существует в данных обстоятельствах. Пустые места этой схемы(свойства... действия... обстоятельства...) всякий раз могут быть заполненымножеством конкретных признаков, но тотальное понимание достигается лишьтогда, когдавсеэтиопределенияявляютсявописаннойвышевзаимозависимости.Сразу же можно видеть, что если целостность человека существует, этот методбыл бы единственно адекватен ей, и наоборот: эта целостность доказываетсялишь при удаче этого метода. Он показывает, как далеко мы ушли от формул о«взаимодействии тела и души» и им подобных. И если пока он отрезает нам путьк вопросу о возникновении человека, то в этом только его преимущество: сначаланадо ведь установить, что это за X, а уже потом задаваться вопросом о еговозникновении. Быть может наши результаты, стоит только таковым появиться,прольют определенный свет на проблему происхождения человека.IV -------------------------------------------------------------------------------- Page 10 Если эмпирическая наука о человеке должна подходить к нему с той жевсеобщностью, с какой анатомия или физиология описывают «человека кактакового»,тоонаоказываетсясвязаннойсвесьмаабстрактнымиформулировками. Во всяком случае, можно показать, что «человек как таковой»,дабы существовать, не может обойтись без определенных достижений,важнейшие из которых суть: предусмотрительное, планирующее преобразованиеналичных обстоятельств в нечто пригодное для жизни, создание ориентации вмире и истолкование мира, равно как акты самоопределения по отношению ксобственным побуждениям, включая сюда взаимный контроль и взаимноеторможение, проникающие вплоть до сферы побуждений (см. мою книгу«Человек. Его природа и его место в мире»). Если назвать совокупностьпредусмотрительноизмененных«стихийных» обстоятельстввместесотносящейся сюда деятельностью, «культурой», понимая под ней необходимые«вещные средства», равно как и. «средства представления» (== истолкования,теории, мотивы контроля, запреты и т. д.), то под это понятие попадает ивзаимная деятельность людей в смысле воспитания, руководства, господства,образования социальных связей, семьи и т.д. Тогда в самом общем виде можносказать, что культура относится к физическим условиям существования человека.Это высказывание неприменимо ни к одному из животных.В зоологии стало необходимым понятие «окружающего мира». Оно означает,что бесчисленные специфические «экологические ситуации», возможные вприроде, «используются» определеннымивидами, которыекнимприспосабливаются или вписываются в них, безразлично, как себе представляютдостижение этого. Поэтому во многих случаях по телесному строению животногоможно заключить об особенностях его окружающего мира, и так объясняетсяопределенность ареала, имеющая силу для подавляющего большинства видов, тоесть возможность зоогеографии.Поведение тоже позволяет исследовать приспособление к среде.Подрастающее животное может вести себя по отношению к характернымсоставляющим окружающего мира с врожденной уверенностью и точностью, что,конечно, никоим образом не исключает того, что оно с течением времени учитсяи накапливает опыт. В прекрасных исследованиях, которые, к сожалению, сталимне известны уже после публикации моей книги, К. Лоренц (Die Naturwiss., 1937,19–21, Verh. dt. zool. Gesellschaft, 39)*на многих примерах показал, чтоинстинктивные действия – это управляемые из центра автоматизмы, которыемогут смешиваться с таксиями, т.е. с формами реакции на внешниераздражители. Реакции могут быть вызваны «схемами». Так молодой серый гусьнезависимо от опыта и примера родителей реагирует на очертания орлана-белохвоста бегством. Сами эти инстинктивные действия суть результатприспособления, органически фиксированные, специализированные способыповедения применительно к определенным конфигурациям окружающего мира.Впрочем, что касается приспособления к окружающему миру, то тут всеравно, предпринимает ли животное действия по его изменению или нет, ибо этидействия опять-таки управляются инстинктами, как, например, витье гнезд у птицили постройки бобров. Эта изменяющая деятельность никогда не планируетсязаранее, и «факт» ее свершения никогда не зависит еще и от планирования.Понятие окружающего мира и соответственно приспособления к нему сталонеобходимым для зоологии даже и тогда, когда некоторые роды, напр., мыши,кролики и воробьи демонстрируют высокий уровень приспособительного*«Естественные науки», 1937, № 19–21, «Вестник немецкого зоологического общества»,1939. -------------------------------------------------------------------------------- Page 11 поведения в меняющемся окружающем мире. Если это назвать «умом», то онокажется тут связанным с определенными биологическими условиями: неслучайно здесь говорится о неагрессивных, неприметных типах, стремительноразмножающихся.Теперь мы хотим воспользоваться хорошо продуманными определениями,которые предложил X. Вебер10 (Die Naturwiss., 1938, 39)*. Тогда «средой»(Umgebung) оказывается совокупность связанных между собой естественнымизаконами частей жизненного пространства, в котором мы наблюдаем организм, вкоторое мы его помещаем или считаем помещенным, а «окружающим миром»(Umwelt) является содержащаяся во всем комплексе среды совокупность условий,позволяющих определенному организму сохраняться в силу его специфическойорганизации. Таким же образом Вебер говорит и о потенциальной среде, изкоторой определенный организм мог бы вычленить комплекс условий, которыенужны ему, чтобы сохраниться, и этот считающийся вычлененным комплексусловий был бы потенциальным окружающим миром. В этих прекрасныхопределениях четко выявляются признаки, игнорировать которые нельзя, нерискуя понятием как таковым. Я еще раз подчеркну следующие:1. Окружающий мир есть «вырезка» из более широкой сферы (среды).2. Он образует специфический, т.е. определенный комплекс.3. Он соотнесен с видом или с индивидом,- мыслимым как эквивалентныйпредставитель вида.4. Окружающий мир (Вебер специально этого не подчеркивает) нельзя«транспонировать», т.е. никакое животное не может «поместить себя» вокружающий мир другого или же вести себя, исходя из содержания этого другогоокружающего мира, разве что содержание одного потенциально окажется исодержанием другого, как, например, при охранительных симбиозах.Использование определенного таким образом понятия окружающего мираприменительно к человеку сопряжено с трудностями, которые, как япредполагаю, носят принципиальный характер, т.е. не могут быть устраненыпутем введения дополнительных гипотез или увеличения степени общноститеории.А именно, если применить это понятие окружающего мира к «человеку», с тойвсеобщностью, которую мы предложили в начале, то нельзя будет указатьтипично человеческого, т.е. соотнесенного с этим родом комплекса условий,которые должны быть выполнены, чтобы этот род мог «сохраниться». Человек неживет в отношении органического приспособления к каким-либо определенным,выявляемым естественным «сферам», но его конституция делает необходимой ипроизводит разумную, планирующую деятельность, которая позволяет ему прилюбомстеченииестественныхобстоятельствпосредствомихпредусмотрительного изменения создавать себе средства и технику своегосуществования. Поэтому мы видим, что этот род живет «повсюду»: в пустынях,полярных областях, в горах, в степях, в топях и на воде, во всех климатическихпоясах,– поэтому невозможно назвать специфический, приуроченный емуокружающий мир или его среду в смысле предложенных выше определений.Итак, биологическое понятие окружающего мира соотнесено с видом или слюбым индивидом, выступающим как эквивалентный представитель вида.Однако к рассмотрению вида «человек» это добавление неприложимо. Верно,конечно, что человек существует во «всех возможных» условиях, но семьяавстралийских аборигенов, если поместить ее в большой город, не сумела бывыжить.*«Естественные науки», 1938, № 39. -------------------------------------------------------------------------------- Page 12 Теперь я хотел бы сказать: по тем же самым основаниям, по которым человеккактаковойживет«повсюду»,конкретныйотдельныйчеловеквдействительности иногда незаменим. Ибо «вот этот человек» всегда живетрезультатами своей изменяющейся деятельности, своей культурной сферой ивнутри нее, а не в приспособлении к стихийным обстоятельствам, и в этойкультурной среде он может быть в особых случаях (отнюдь не всегда) такукоренен в силу привычки или дисциплины, что действительно оказываетсяпривязан к ней.Мы хотели бы способность к культуре (в вышеупомянутом смысле)символически именовать К. Это должна быть общечеловеческая переменная сразными значениями величин. В первом приближении она бы обозначалавариабельность мыслительных средств и форм деятельности, то есть и вещныхсредств. При малой величине К имеет место «прикованность к окружению» втрадиционной культурной среде, при большой величине К у человека естьвысокая способность приспосабливаться к самой разнообразной среде. Я не вижувозможности, на которую мне должны были бы указать оппоненты, установитьнеобходимое соотношение этого фактора с биологическим понятиемокружающего мира, ибо он означает как раз уровень способности оторваться отконкретных условий среды.Поэтому перенесение понятия «окружающий мир» из сферы животного начеловека наталкивается на принципиальные затруднения. Они заключаются, какмы видели, в том значимом только для человека (для человеческого рода иконкретного индивида) факте, что результаты его запланированной, изменяющейдеятельности (вместе со всеми ее средствами) должны быть отнесены кфизическим условиям существования. Так как для животного это не имеет силы,то всякое указание на совокупность условий существования (а это как раз и естьокружающий мир), полученную применительно к животному, для человекавозможно лишь в двух смыслах. Когда рассматривают очень большую подчас«прикованность» к конкретной сфере культуры и обнаруживают здесь наличиеспециального и биологического отношения («способность жить только этим»), топонятие окружающего мира в точном смысле кажется тут уместным. Однаковсякое указание на конкретное содержание, имеющее значение для одной группы(эти враги, этот ландшафт, эта пища и техника ее получения и т.д.), становится вслучае другой группы ложным, так что и здесь нельзя указать сопряженную сродом констелляцию окружающего мира, ибо она должна охватывать «любое»содержание вместе с его противоположностью.Итак, мы можем сказать: там, где у животного мыслится окружающий мир, учеловека располагается сфера культуры, а Икскюль, сравнивший уверенностьповедения животного в его окружающем мире с поведением человека в своейквартире, высказался более точно, чем сам предполагал. Обобщая зоологическоепонятие окружающего мира так, чтобы оно охватывало и человека, мы окажемсяперед следующей дилеммой:- а) Говорить осмысленно о понятии окружающего мира «человека» нельзя.б) Если под окружающим миром понимать особые сферы культуры, вместе сих «фоном», то имеется много случаев, когда совершается «транспонирование»,когда происходит новое приспособление к другим средствам культуры иэкологическим ситуациям. Я упомяну лишь о двух таких случаях.Согласно фон Айкштедту11(гл. сочинение, 1-е изд., с. 819), около 1700 г.областью проживания индейцев сиу и фоке был район произрастания дикого рисав Миннесоте. Это означает собирательство, охоту в лесах, использование каноэ.Будучи вытеснены индейцами оджибве, у которых были ружья, они перекочевалив прерию, а от европейцев получили лошадей. «Всего через несколько лет уже -------------------------------------------------------------------------------- Page 13 весь народ был на конях, и тем самым перед ним одним разом открылосьогромное новое жизненное пространство в высокой прерии».Другой пример – мы сами, в первую очередь северные и западные европейцы.Экспансия этих рас захватила три континента, а в силу несравненных культурныхдостижений удалось найти технику для хотя бы и временного пребывания ввоздухе, даже в стратосфере, и под водой. Разделение южной полярной областина сферы интересов является уже перспективным политическим предприятием. Впротивоположность этой технике – которая, в определенном выше смысле,всегда есть культура – имеются только совершенно неспецифические границыбиологическихвозможностейжизни, как, например, разрушительныетемпературы, абсолютное отсутствие воздуха и т. п.Поэтому я бы сказал, что внутри мира и при любых условиях человек можетвыстоять в силу предусмотрительного и планирующего изменения таких условий,причем конкретная мера этой способности колеблется в широком диапазоне. Дляпонимания этого отношения не только не нужно понятие окружающего мира, ономожет просто уводить нас на ложные пути.Далее, «человек» как в целом,- так и в отдельности обладает «миром» также исубъективно.Планирующее, предусмотрительное изменение любых данных природныхусловий есть условие физического существования человека. Человек живетисключительно этим. Однако эта способность к планированию означает также,что любая частная данность может быть «в представлении» перемещена впространстве и времени и перекрыта какой-нибудь другой. Так дикарь видит вдереве будущую лодку, так для мусульманина, где бы он ни был, на востокевсегда Мекка, так мы знаем, что за горою деревня, хотя она и не видна, так мымысленно устраняем мешающий нам изгиб реки, а затем регулируем его, такведут войну за будущие жизненные пространства для будущих поколений, хотябы даже в других частях света. Как раз в случае человека нельзя отвлечься оттого, что он является существом представляющим, равно как и воспринимающим,причем первым – в более высокой степени, и что этим он живет. Каждаявоспринимаемая констелляция условий – а сами они произвольны – взрываетсяв представлении в непредвидимом и опять-таки произвольном направлении, ачеловек ведет себя, исходя из этих представляемых ситуаций, так же, как исходяиз данных ситуаций. Существо, которому открыта вся полнота пространства ивремени, имеет мир, а не окружающий мир.Но тем самым сказано еще больше.Содержание, воспринимаемое человеком, уже не ограничено биологическиполезным или употребимым, но характеризуется совершенно бессмысленнымбиологически богатством. Так, сначала совершенно не нужно восприниматьбесчисленное множество звезд. Следствием этого является то, что человек – вовсех известных обстоятельствах – знает не только свою сферу культуры и свое(потенциально заменимое) жизненное пространство, но что сферы этирасширяются до самых звезд. Иными словами, он рассматривает это жизненноепространстволишькак«часть» большого, неопределенноширокопростирающегося целого, его мироориентация и истолкование полностьюраспространяется на это целое, и он, таким образом, истолковывает звезды какбивачные огни покойников (Австралия), если не использует их в качествемировых точек для ориентации во время ночного плавания по морю, как этоделают полинезийцы. В силу той же самой мыслящей и истолковывающейинтерпретации он постигает данный ему мир как часть не данного. Такимобразом, он «проламывает» воспринимаемый мир и «интерполирует» всюдуневоспринимаемое, будь то демоны, демокритовы атомы, боги или что-то еще. -------------------------------------------------------------------------------- Page 14 Итак, он интерполирует в воспринятое воспринимаемое, в воспринимаемое –невоспринимаемое. А его поведение относится вообще ко всем этим классам.Человек проламывает или деятельно расширяет непосредственно данный егочувствам мир, а именно, благодаря той же «технике», при помощи которой онвообще сохраняетсуществование. Подзорные трубы имикроскопы -------------------------------------------------------------------------------- Page 15 совершают это так же, как и «искусственный нос», сопровождающий его в образеохотничьей собаки, или как сигнальный барабан.Все эти тезисы резюмируются в следующих словах: человек, органическинеспециализированный и открытый для раздражении, не приспособлен ни к какойспецифической природной констелляции, но в любой констелляции удерживаетсяблагодаря планирующему изменению преднайденного и достижениям ориентации(истолкованиям, интерпретациям, новым комбинациям представлений и т.д.).Поэтому и субъективно у него есть мир, т.е. расширяемое, лишь отчастисознательно им воспринимаемое, охваченное в представлении в пространстве ивремени целое.Наконец, следующее рассуждение носит уже не только логический характер:возможность понимать и познавать окружающий мир животных уже доказываетспособность иметь мир. Биологическое понятие окружающего мирапредполагало, что исследуемое животное живет и существует в «секторе»возможных содержаний, из которых однако лишь определенные содержаниястановятся физически, практически или чувственно значимыми для животного,образуя систему, а именно специфический окружающий мир. Белка и паук наодном и том же дереве незнакомы между собой и не существуют друг для друга.Эта особенность окружающего мира как сектора существенна для егоопределения и появляется поэтому в определении Вебера в соотношенииокружающего мира и среды. Существенным было то, что окружающие миры немогут быть транспонированы, каждый вид оказывается в плену собственногоокружающего мира. Из чего же должен быть, собственно, вырезкой окружающиймир человека- Я думаю, невозможно ответить на этот вопрос, не предположив,что у человека есть «мир». Если мы попытаемся определить человеческийокружающий мир, то нам придется охватить его в представлении и тем самымдать себе самим мир, или же нам придется транспонировать наш «окружающиймир» в иной, чтобы описать его с точки зрения этого иного окружающего мира. Ито, и другое противоречит утверждению, что у человека есть окружающий мир втом же смысле, что и у животных.Поэтому я ожидаю еще одного определения того, что должно содержатьпонятие человеческого окружающего мира в строгом смысле. Я думаю, будетвидно, что это понятие взорвало бы все границы определений, ибо оно должнобыло бы содержать произвольные признаки вместе с их противоположностями.Не лежит ли в основе противоположного тезиса нечто вроде «биологическойредукции» человека к его соматическому составу, так что, беря за точку отсчетаживотное, абстрагируются от «духовных свершений» человека, потому чтотрудно постигнуть их биологически и им присуща столь необычайнаяизменчивость- Это была бы неявно дуалистическая теория. Но прибиологическом (т. е. попросту: эмпирическом) рассмотрении человека нельзяотвлечься от его поведения, а это конкретно касается не только воспринятого, нов гораздо большей степени – представляемого и даже «представляемого как невоспринимаемое». Не есть ли сфера культуры именно природная сфера человека ивырезка из области, данной как неограничимая, из мира-VПонятие окружающего мира есть понятие соотносительное, и оно требуетконкретного определения через указание того зоологического вида, для которогозначим данный окружающий мир или которое благодаря своим специальныморганам «приноровилось» к этому окружающему миру.Если у человека, как мы видели, нет окружающего мира, но есть «мир», то этодолжно было повлечь за собой и соответствующее представление о том, что -------------------------------------------------------------------------------- Page 16 здесь «приноравливания» не происходит. Если, иными словами, рассматриватьчеловека морфологически, то у него нет специализированных органов,составляющих субъект приноравливания, коррелят окружающего мира. Итак,человек есть существо неспециализированное и в этом смысле примитивное,причем примитивность означает, что все характерные органы и органическиеобразования человека частично являются филогенетически изначальными илиархаическими, частично же – онтогенетически примитивными, т. е.представляютсобойфиксированныеэмбриональныеформы. Подспециализацией следует понимать тенденцию или, точнее, конечную фазупротекающего развития, которое состоит в утере полноты возможностей,заключенных в неспециализированном органе, ради соответствующейокружающему миру высокой развитости некоторых из этих возможностей за счетостальных. Эти тезисы, касающиеся человека и важные в систематическомотношении, могут найти широкое эмпирическое обоснование, и всю 1-ю частьназванной книги (с. 80–136) я посвятил соединению отдельных разрозненныхдоказательств этого, имеющихся в литературе по истории развития иморфологии, разработке непосредственно относящихся сюда теорий ихарактеристике гипотезы Болька12как самой плодотворной. В рамках этогокороткого сочинения невозможно подробнее осветить все необходимые здесьдетали.Если еще раз остановиться на сравнении с животным, то человек окажется вэтой перспективе «недостаточным существом», как это усмотрел уже Гердер. Этоозначает не только отсутствие волосяного покрова и естественной защиты отнепогоды, вообще органов защиты от враждебной природы, будь то броня илиспециализированные возможности бегства, не только отсутствие органовнападения и естественного оружия, не только ограниченность остроты чувств,каждое из которых далеко уступает специалистам по соответствующему чувствусреди животных,– это означает еще и опасный для жизни недостаток подлинныхинстинктов, т. е. прирожденных эффективных фигур движения, настроенных насхемы-возбудители. Даже сосательный рефлекс, если он является инстинктивнымдействием, работает неуверенно. Все это означает общий «эмбриональный»облик, мастерски вычлененный теорией Болька, включая удивительно длинныйпериод роста и развития и связанную с ним потребность в защите. В естественныхстихийных условиях человек, если его рассматривать с точки зренияоснащенности органами только как потенцию биологического существования,был бы уже давно истреблен, живя на земле среди самых ловких пугливыхживотных и самых опасных хищников13.Вернемся теперь назад. Выше (в разделе III) мы рассмотрели действиячеловека как способы самосохранения существа с определенными соматическимихарактеристиками. Теперь звенья нашего взгляда разъясняются друг через друга:перед нами – недостаточное в отношении органов существо, лишенное вбольшой степени надежных инстинктов, предоставленное неопределеннойполноте открытого мира, не редуцированного и даже частично не приглушенногоприспосабливанием. Только предусмотрительное, деятельное изменение этогомира в мир, пригодный для жизни, сделает возможным само существование этогосущества. Здесь у нас замыкающийся круг условий и понятие «целостности»человека, а затем – возможность биологического понимания человеческого«интеллекта».Тезис о «неустановленном» существе мы будем понимать в смысле данной впредыдущем разделе схемы. Это достигнутое нами теперь позитивноеопределение «рискованности» человека, его конституциональной ненадежности итем самым «поставленности на-себя-самого». Это существо должно отвоевать -------------------------------------------------------------------------------- Page 17 условия своего существования у мира, который биологически совершенноправильно определяется как «поле неожиданностей», и при этом оно все времявстречается с собой и постигает себя как задачу и проблему, будучи для себясамого «целью и предназначением обработки».Мне приходилось выслушивать возражения, что если человек и являетсяморфологически неспециализированным и примитивным, то как раз мозг егодостигает максимума специализации: человек – это «специализированноемозговое существо». Но мозг как орган интеллекта плохо определен: еслирассматривать его вне его темных вегетативно-регулирующих функций, то онскорее окажется органом предусмотрительного действования, если угодно,«психомоторным» органом, а потому, точно так же, как и руки, он являет, таксказать, сам материальный факт того, что человек есть организм, выстроенный врасчете на управляемое действие. Но почему- Ответ дан выше. Вместе с мозгомследует рассматривать органы чувств, способность к речи и мышлению и преждевсего совершенно не животную чрезвычайную подвижность всего человеческоготела, колоссальное многообразие возможных, реагирующих друг на другадвигательных фигур, а затем следует задать вопрос, каков должен быть организм,который нуждается в этом. Это именно «эмбрионный», органическинеспециализированный, бедный инстинктами организм, предоставленный всейполноте открытого мира. Это бесконечная пластичность поведения,репрезентированная в мозге, и в этом смысле мозг высоко развит, но он отнюдь неспециализирован, когда вместе со специализацией теряется полнотавозможностей: это орган «для любых целей».Лишь на указанном пути возможно биологическое, т. е. эмпирическое инедуалистическое понимание «духа». Правда, это станет возможным толькотогда, когда будет верифицирована необходимая теперь следующая крупнаягипотеза: что все духовные свершения человека становятся понятными ивидимыми, исходя из этой способности к действию. Но прежде чем мы перейдемк этому, здесь необходимо сделать еще одно содержательное и одно методическоепримечание.VIПоследняя из выдвинутых гипотез состояла в том, что все духовныесвершения человека можно понять, исходя из его способности к действию.Доказательствоэтогоможет, конечно, касатьсятолькобольших,основополагающих классов свершений, и даже здесь оно потребовало быспециального и обширного исследования. Поэтому я подробно провел этодоказательство для широких областей восприятия и языка, а затем вывел поменьшей мере фундамент теории науки (§ 41, 42), однако теорию искусства я даллишь в зачаточном виде в рамках теории фантазии, которая во многихотношениях еще не удовлетворительна; наконец, проведя анализ высших«руководящих систем» – религий и мировоззрений, я разрешил эту задачу встоль широком масштабе, что это могло бы, в общем, гарантироватьплодотворность выдвинутых принципов.И если здесь я вкратце еще раз даю набросок первой части вышеупомянутойсхемы – учения о восприятии, то это происходит по двум причинам: во-первых,чтобы показать на примере процесс, состоящий в приложении развернутойтолько что точки зрения к большим классам фактов, на которых она должнапроверяться, а затем, чтобы зафиксировать рамки, в которых только и можнопонять нижеследующее обсуждение двух заново введенных важных понятий.Для человека, предоставленного «полю неожиданностей» мира и зависимогоот его изменений, дело заключается в том, чтобы и ориентироваться в этом мире, -------------------------------------------------------------------------------- Page 18 и заполучить в свои руки что-то из него. Такая «теоретическая практика»представляет собой формулу для построения мира человеческого восприятия.Самое большее, что может дать восприятие,– это обеспечить своим повторениемзнакомство. Для человека же гораздо важнее узнать об изменениях вещей, т. е. обих возможных качествах, соответствующих направленным на них действиям и ихизменениям. Это очевидно, поскольку человек создан для запланированного,предусмотрительного изменения ситуаций, ибо именно преднаходимая ситуацияотнюдь не обязательно содержит необходимые жизненные условия, что являетсялишь другим выражением для отсутствия приспособления.Итак, следует ожидать, что ориентация в мире восприятия тесно связана учеловека физиологически с развитием его способности к действию, и для этогоесть ряд оснований. Во-первых, его мир восприятия «открыт», в нем нет «схем-возбудителей» или сигналов для инстинктов: именно в этом состоит«переизбыток раздражении», которому подвержен человек, и надо будет ожидать,что только так станет необходимой определенная ориентация, а именнопроработка всей полноты переживания, для того чтобы создать определенныерасчленения, различения, предпочтение и игнорирование в полнотевоспринимаемого. Эти биологически необходимые результаты окажутся затем«практическими» в том смысле, что в своем возникновении они будут связаны исплетены с развитием способности к действию. А именно, лишь будучи включенв построение элементарных форм движения, этот опыт становится«необходимым», каковым он и должен быть в силу своего центральногобиологического значения, и наоборот: лишь войдя в сквозную организацию полявосприятия, сами движения могут стать «разумными» и развить по меньшей мерезначительную часть своей совершенно необъятной пластичности и способности ккомбинациям.С самого начала, однако, среди предпосылок оказывается не только опыт,касающийся преднаходимых качеств и вещественных ценностей, опыт«наличного обстояния», но и опыт возможного, зависимого от протеканиясобственных действий человека, так сказать, опыт «состава долженствования».Этому соответствует то, что мир человеческого восприятия действительноесть продукт, результат, и в буквальном смысле содержит именно факты14.Чтобы убедиться в этом, надо исследовать структурные законы зрительноговосприятия и прежде всего уяснить координацию глаз и рук, осязания и зрения, итогда обнаружится, что зрительное восприятие не есть руководящее, но делаетсяруководящим. Здесь обращают на себя внимание следующие процессы:1. Речь идет о совершаемых годами движениях в игровом обиходе детей,которые можно рассматривать с нескольких точек зрения. Во-первых, этодвигательные упражнения (см. ниже) с их объективными последствиямитактильного опыта, они опосредуют соподчинение зрительных и тактильныхвпечатлений, а также опыт их взаимного варьирования, проистекающий изизменения повседневных движений.2. Решающим результатом этих сложных, но хорошо анализируемыхпроцессов является то, что зрительное восприятие перенимает опытосязательного восприятия, т. е. все больше исключает руку как орган познания, вто время как оптическое поле насыщается опытным знанием тяжести,консистенции, материальной структуры вещей и т. д., то есть становится видимойпрактическая ценность вещи. Символика зрительного восприятия содержит вконечном итоге в первую очередь указания относительно действительных ивозможных обиходных качеств вещей. Но тем самым движения и действиявнушаются чисто оптически, т. е. без всякого труда.3. В самом зрительном восприятии внутренняя структура вычленяется таким -------------------------------------------------------------------------------- Page 19 образом, что опыт относительно изменений в его составе приобретается в ходеизменений всего состояния находящегося в движении человека. Так, один весьмапростой пример этого – увеличение удаленных вещей при приближениивидящего их человека; другой пример – то, как видимые вещи скрывают другдруга в зависимости от относительной величины и удаленности при собственномдвижении наблюдателя. Развитие направлено к тому, чтобы в конце концоввоспринимались только важные и плодотворные изменения. Всегда отмечаетсяразличие между движениями, которые совершаются в пределах оптического полянами самими и которые самостоятельно происходят в нем без нашего соучастия(собственные движения видимых вещей), напротив, изменения, которыепрактически или объективно не имеют значения, «не замечаются»,нейтрализуются, как это, напр., обычно происходит с тенями вещей и сменой ихнаправления, которая соответствует изменениям положения солнца и нашегособственного местоположения.Во всяком случае, эти исследования (§ 13–20) доказывают, что сквозноечленение оптического поля, его заряженность оптическими символами иразделение на передний план (значительное) и задний план (безразличное)совершается спонтанно и является результатом опыта соответствий междуизменениями собственных движений человека и впечатлениями его восприятия.При этом чувственные даты, обычно упускаемые из виду, игнорируемые, могутбыть актуализированы и даже, при изменении направления интересов и действий,стать направляющими ценностями, как это, напр., имеет место в случае снюансами окраски поверхности воды, имеющими значение для моряка.Это позволяет дать широкое эмпирическое подтверждение важному всистематическом отношении тезису, что «проработка» полноты раздражении вцелях обзорной ориентации связана с развитием способности к действию,получающей завершение в легко обозримой символике зрительного восприятия,т. е. в расчленении ее поля сообразно ценностям обихода и опыта. Видимые вещисодержат не только случайные наличные обстояния, но одновременно признаки инамеки на возможные или вероятные обстояния, а тем самым – и указания дляобихода и действия.Посмотрим теперь с другой точки зрения на действия, входящие в этотпроцесс. Если наша гипотеза относительно человека верна и согласуется сфактами, то от существа действующего, предоставленного всей полнотеоткрытого мира и живущего ее изменением, мы не можем ожидатьинстинктивных форм движения. Ведь именно они врождены в качестве«правильных» и независимо от опыта целесообразно отвечают на определенные,отличные от других сигналы окружающего мира, каковы, например, движениябегства у маленьких серых гусей при виде очертаний орлана-белохвоста. Такиедвижения должны появиться как можно раньше, и мы, во всяком случае, можеможидать найти их у человека в случае биологически важных стереотипныхконстелляций раздражении; но так обстоит дело лишь в самом раннем детстве.Элементарные движения, состоящие в перемещении, поиске пищи, убежища ит.д., принимают законченный вид у всех животных чрезвычайно рано, в пределахот нескольких часов до нескольких недель. У всех животных они остаютсяжизненно важными, и то, что они появляются как можно раньше, имеет большоезначение, особенно если «стартовый» окружающий мир, в котором животноеоказывается при рождении, продолжает существовать и далее, и нет переходногопериода, когда животное было бы защищено,– ведь и он должен быть предельнокоротким.Движения человека подчинены совсем иной закономерности. Два условияможно заметить сразу: движения должны иметь совершенно исключительное, не- -------------------------------------------------------------------------------- Page 20 животное, не-специализированное богатство комбинаций именно для того, чтобысоответствовать безграничному многообразию обстоятельств и ситуаций,которым предоставлен человек и которыми он должен овладеть. Таким образом,они не должны быть приспособлены к определенным обстоятельствам, иметьособую фиксированную форму; далее, необходимо, чтобы они не были«прирожденными», ибо прирождены всегда особые комбинации движений. Но впозитивном смысле это значит, что человек развивает их и развивает всоответствии с опытом, т. е. они должны быть построены в связи с ориентациейопыта (см. выше) и на опыте изведать самих себя. Ибо тут намечаютсяпроизвольно многообразные комбинации движений, т.е. и такие, которые должнызаново комбинироваться ввиду неких обстоятельств, включающих в себя опытдвижения. Опыт движения всегда имеет две стороны, он включает в себя и опытвзаимных координации, и опыт того, как они реализуются на деле. Природадостигает этого благодаря одному искусному приему, а именно за счет созданиясовершенно необычной подвижности тела, у которого вся внешняя поверхностьобладает тактильной чувствительностью и которое в большой мерепросматривается. Благодаря этому любое возможное движение рефлектируется,т.е. возвращается чувствам, и неизбежно испытывает как предметы, так исопротивления в качестве себя самого15. К тому же природа отказывает человекув прирожденных готовых координациях, предоставляет в его распоряжениенесравненно более долгий, чем у животного, срок созревания и ставит егодвигательное развитие под контроль его собственного зрения и осязания,связывая его к тому же преимущественно с самообнаружением тела, т.е. свзаимонаправленными движениями. Таким образом, каждый двигательныйимпульс становится импульсом к ожиданию, он должен открыть (и тем самымзаставить ожидать) последствия ощущения в собственном теле или в вещах, вопыте координации и в результатах движения. Прибавьте к этому упомянутыепроцессы кооперации глаза с рукой, результатом чего является возрастающееобогащение оптическими символами,– и станет ясно, как человеческие движениявсе больше должны становиться руководимыми движениями, как они зановокоординируются виртуальными проектами движения перед лицом новыхувиденных ситуаций, т. е. планируются, и, наконец, уже совершенно не могутсравниваться с прирожденными движениями. Мы открываем, таким образом,необычную область взаимных возможных изменений, сравнивая развитиевосприятия с развитием движений, а оно биологически необходимо. Уникальнаязамедленность и инертность процесса созревания человека, являющаяся, поБольку, существенной чертой неспециализированности, оказывается поэтому, сдругой стороны, «щадящим периодом», во время которого биологическибеспомощное существо делает как себя самое, так и мир темой опыта, открытия иовладения.В качестве достигнутой конечной цели можно выдвинуть следующее: встолкновении с вещами человек построил свои движения и развил их до такогомногообразия, возможности которого не будут исчерпаны никем и никогда. Приэтом он включил эти вещи в свою деятельность и в процессе долгой работыдошел до такого знакомства с ними, которое в конце концов «разрешает всесомнения». Все эти вещи получили характер объективности, а именно сталинейтральными при том, что потенциально они известны, т. е. они близко, интимнознакомы из собственного самоощущения в обиходе, но они в той же мере «еще неопределены», как и «определены окончательно». Один только глаз без трудаскользит по ним и только ему с одного взгляда они указывают, что они такое, чембы они стали, если бы мы занялись ими, и что для этого надо было бы сделать.Так, они намекают человеку на возможность располагать ими, в чем находит свое -------------------------------------------------------------------------------- Page 21 выражение уверенный навык обихода, необычайный и, так сказать,взрывоопасный запас уверенных в успехе движений. Если человек простоспокойно сидит в одном из своих типичных положений покоя, в которых он всеже сохраняет вертикальное положение, то он видит «мир», в котором онсовершенно обжился и может действовать в любое время и в любом месте,совершая действия, которые он «смог» совершить, пройдя долгий путь опыта.Действия эти не должны быть внезапным ответом на внешние раздражения, ноони могут дожидаться «знака», который умеет обнаружить предвидящий взгляд.Обрисованной тут структуры восприятия и движения нет ни у одногоживотного, и особенность конституции человека можно указать уже в областисенсомоторных процессов, значительно ниже уровня «рассудка».VIIЕсли я воспользуюсь тут благоприятной возможностью, чтобы выделить двасущественных понятия, а именно «свободы от ситуации» и «разгрузки», топрежде всего надо заметить, что, говоря о «свободе», всегда нужно задаватьвопрос: свобода от чего и свобода для чего. То, что человек свободен отситуации, означает, что он независим от случайного наличного обстояниянепосредственно преднаходимой ситуации. Независимость эта – столь же«теоретическая», как и «практическая», и это – на любом уровне для обоихвыражений. Человек видит и познает, помимо непосредственно наличногоматериала или, точнее, проходя его насквозь, именно прорисовывающийся в немгоризонт возможностей и вероятностей изменения. Поэтому никакая ситуация непозволяет предсказывать с полной определенностью, исходя из ее «наличногосостава», что может делать в ней человек и как он будет себя вести. Свобода«для» означает, конечно, что существует свобода использования заключающихсяв этом составе возможностей, изменения ситуации в каком-либо направлении, взависимости от круга объективных возможностей, имеющегося опыта ипредпочитаемых интерпретаций и истолкований. Представления о пространствеи времени суть не что иное, как взятая in abstracto*принципиальнаянеисчерпаемость любого опыта, открытость любой ситуации, незавершенностьв ней любого движения, изменчивость любого факта. Пространство и времямыслятся как априорные предпосылки, ибо если условия собственного егосуществования являют себя человеку, то они являют себя как безусловное: нетолько как пространство и время, но и как любовь и смерть и «бремя жизни», какпот лица его.К понятию «разгрузки», еще не вполне исследованному, но в основных чертахуже постижимому, можно прийти от размышлений о том, что с биологическойточки зрения, уже доказавшей свою плодотворность, сущностные признакичеловека выступают как «недостатки» или «бремя»: это относится и ко всейсовокупности его органов, обрекающих его на беспомощность, и к егонезащищенности в неприспособленном для него мире – поле неожиданностей.Итак, задача самосохранения задается тут особенным образом: надо рассмотреть,как человек само это бремя обращает в средства продления и поддержания жизни.Тогда мы увидим, что он, так сказать, использует свою неприспособленность,чтобы обозреть и заполучить в свои руки и самого себя, и мир. Здесь – кореньбесспорной правоты тех, кто говорил об «эксцентричности» человека, его«позиции вне жизни» и т. д. и по большей части тут же давал этому«метафизическую» интерпретацию.От дуалистических формулировок, которые тут напрашиваются, можно уйти,*Отвлеченно (лат). -------------------------------------------------------------------------------- Page 22 показав, как проявляется особая человеческая «техника» самосохранения уже вструктурах его сенсомоторной жизни, и через анализ языка продемонстрировав,что законы, найденные в этих структурах, остаются теми же самыми и длявысших функций. Анализ этого, может быть, несколько растянутый, но вконечном счете удовлетворительный, я дал в своей книге; он не может обойтисьбез понятия разгрузки, которое, таким образом, выступает здесь в первомзначении, предполагающем получение возможностей для жизни именно спомощью наличных ненормальных условий.Здесь впервые следует задуматься над связью обозначения и обзора воптическом поле: массы, доступные для возможного ощущения, отнюдь непроявляются в восприятии во всей их достижимой полноте. Напротив, полевосприятия стало в значительной мере символическим, и это, как мы видели, входе развития собственных движений человека. Например, блики, тени, орнаментна каком-нибудь предмете, допустим чашке, мы обыкновенно отчасти вообще незамечаем, отчасти же с их помощью восприятие указывает на пространственные иобразные представления, и тем самым косвенно у него «имеются» оборотныестороны предметов и внеположные нам части пространства. Точно так жеоцениваются пересечения. Напротив, материальная структура («тонкий фарфор»)и вес видятся целиком, но иным и, так сказать, более предикативным образом, чемвыступающий на переднем плане характер «сосуда», т. е. полого и круглого, иопять-таки иным образом даны определенные оптические даты, напр., ручка или«удобное для руки» место всей формы внушают определенные привычныедвижения. Все эти даты глаз охватывает одним взглядом. То есть поле восприятияпостроено так, что на фоне бесконечно многообразных, нейтрализованных истановящихся неактуальными, лишь потенциально воспринимаемых датпоявляются определенные центры высокосимволического сгущения –располагающегося, со своей стороны, на различных уровнях,– то есть вещи, ичто всю эту систему можно обозреть единым взглядом именно потому, что стольисключительно многое «не замечается» и не входит в значащие центры. Следуетпрямо сказать, что наш глаз необычайно безразличен к наличному составуощущаемого и даже его фону, но он в высшей степени чувствителен к самымсложным обозначениям (Andeutungen).Выше мы исследовали эту ситуацию с точки зрения ее возникновения, в товремя как теперь достигнутое состояние интересует нас с точки зрения разгрузки.А об этом можно сказать следующее: непосредственность воздействия всейполноты раздражении разрушена, контакты с ними сведены к минимуму, но этотминимум обладает огромной потенцией к развитию. Таким образом, порядоквосприятия настолько же соответствует опосредованному поведению человека,устремленному к будущим фазам действительности, насколько он порождается,со своей стороны, неприспособленным, неспецифическим, «пробующим»поведением. Вся эта жизненно важная в своих результатах структурапредполагает, конечно, избыток неприспособленных, непрофильтрованныхраздражении, и именно благодаря этому условию и удается та постепенная«зарядка» впечатлений символами, то упорядочивание и расчленениеоптического поля, которое вырастает в процессе повседневной деятельностичеловека и предстоит нам как обозреваемый мир: оно зримо выражаетдостигнутую дистанцию, разрушение сферы непосредственности и возможностьпредусмотрительного поведения, предвосхищающего будущие впечатления иживотного условий человек извлекает средства, чтобы вести человеческуюжизнь, и эту непростую связь я называю «разгрузкой».Далее, это выражение должно означать еще одну сторону той же ситуации, аименно прогрессирующий непрямой характер человеческого поведения, все более -------------------------------------------------------------------------------- Page 23 ослабленный и тем самым более свободный, более изменчивый контакт. Междудействием и его целью вводятся промежуточные звенья, становящиеся, со своейстороны, предметом производного и побочного интереса, и человеческимповедением мы считаем не случайное использование находящегося рядом орудиядля достижения ближайших целей, но обработку орудия для достиженияотдаленных целей. Здесь можно заметить, что действия или, в самом общем виде,движения человека являются руководимыми и планируемыми движениями,ориентированными на предполагаемые, предвидимые ситуации. То, что извневыглядит как поведение изменчивое, лишенное непосредственности, то предстаетизнутри запланированным, предусмотрительным, управляемым высшимицентрами.В этом последнем аспекте понятие разгрузки получает дополнительныйсмысл. Чтобы низшие функции могли вводится в качестве ведомых инаправляемых, высшие должны перенять у них определенную, изначальноприсущую им деятельность, прежде всего, варьирование и комбинирование, новысшие функции совершают это в непрямой, только обозначающей,символической форме, т. е. они осознаны. Только этот механизм, собственно, иявляется той предпосылкой, которая позволяет разделить функции на высшие инизшие. Простейший пример – проект движения. Движения рук, первоначальнообремененные задачами перемещения, теряют их с обретением вертикальногоположения. Во множестве игровых, обиходных, осязательных и хватательныхдвижений они проиграли огромное количество комбинаций и вариаций в прямомконтакте с самими вещами. Но это значит: они не совершили действий всобственном смысле слова, заранее запланированной работы. Только когдаразвернуто поле проектов фантазии, все вариации и комбинации могут бытьспроектированы заново, «в представлении», в воображаемой картине движений иситуаций, а само реальное движение становится направляемым, вторичновводимым рабочим движением. Итак, задачи вариаций и соподчинения движений,которые маленький ребенок годами разбирает по складам, перенимаются вдальнейшем виртуальным движением, реальное движение осуществляетсяпростыми способами и может частично автоматизироваться. Но проект движения– это движение лишь «слегка намеченное», виртуальное и тем самымпредусмотрительное, движение только возможное, но пережитое как таковое внаправленности на будущее и будущие ситуации.В этом смысле «разгрузка» означает, что центр тяжести человеческогоповедения все больше перемещается на «высшие», то есть самые нетрудные,лишь обозначающие функции, а тем самым мы – в новом аспекте – встречаемсяс упомянутой выше ситуацией: сфера непосредственности разрушена и поведениестало предвосхищающим, направленным на будущие фазы действительности.Эта закономерность соответствует не только исследованной выше структуреполя восприятия, но она генетически вплетена в его построение, причемфеномены достигают тут высокой степени сложности. Приведем хотя бы такойпример: значения в оптическом поле суть воплощение прежних, реальносовершавшихся движений, например, когда мы вместе с дверной ручкой видим инарисованный на ней указатель «повернуть вниз». Сами эти значенияпредставляют собой точки опоры и вехи для ориентации потенциальныхдвижений, которые сразу отправляются от этих символов и, руководствуясь ими,направляют или тормозят реальное движение. Итак, богатство обозначений воптическом поле связано с возрастающим перевесом потенциальных движенийи, следовательно, переходом реальных пробных движений в движениянаправляемые и планируемые. Таким образом, то, что человек «разгружает себя»,есть обширная тема двустороннего рассмотрения, ибо, проходя мир восприятия,нагружая его символами, сосредоточивая в значениях и тем самым дистанцируяот себя, он одновременно пускает в ход более высокие, менее трудоемкие, только«намечающие» и потенциальные функции, и как раз благодаря этому движениястановятся действиями, управляемыми и активно вводимыми действиями в -------------------------------------------------------------------------------- Page 24 расчете на дальние цели.Впрочем, к последнему из рассмотренных аспектов можно приложить понятиеразгрузки в том же самом, наиболее широком смысле, в каком оно употреблялосьдо этого, т. е. в смысле извлечения жизненных возможностей и техникисамосохранения из наличных аномальных условий. Здесь они заключаются внеобычной подвижности человеческого естества, в отсутствии у негоприрожденных, специально приспособленных фигур движения, а весь трудныйпуть развития этого богатства движений есть одновременно путь разгрузки: покане разовьется такая способность к потенциальным комбинациям, что реальныедвижения станут совершенно вторичными, а именно направляемыми илитормозимыми, в зависимости от того, какие значения охватываемой взглядомситуации воспринимаются двигательной фантазией16.VIIIЗдесь невозможно показать с какой поразительной убедительностьюописанные структурные законы сенсомоторной жизни могут быть применены кязыку (ук. соч., § 23–27, 29–36, 38–40). Легко предвидеть, что языкнепосредственно продолжает эти процессы разгрузки. И если задуматься над тем,что символика, спонтанно распространяющаяся за пределы мира восприятия,ослабление непосредственного контакта с ним, все более изменчивое и толькоозначающее поведение принадлежат к всеобщим законам этой жизни, то едва ливызовет удивление, что эти законы снова и в самой четкой формеобнаруживаются в языке, если только сам язык принципиально понимают каксенсомоторную систему, обнаруживающую, конечно, особую специфику,которую можно анализировать. Во всяком случае, здесь язык делает последнийшаг к освобождению от ситуации: адресуясь при помощи слова, нами самимисозданного символа, к некоторой вещи, внимая ей в слове чувственно, слышимо исимволически, располагая словом произвольно, мы становимся совершеннонезависимы от данной ситуации. Произвольно преступая границы «здесь-и-теперь», мир оказывается в нашем распоряжении в одних только значениях, чьяинтимная близость нам проистекает из нашей собственной жизненности, а словаодновременно замещают и представляют восприятия, перекрывая их в ихфактичности и произвольно транспонируя их, что имеет чрезвычайно важноевитальное значение в ориентации на удаленное и будущее.«Мышление» как качество само по себе не может быть выведено. Интенциявообще есть самонаправленность, по-ведение-себя через указующий символ кпроявляющемуся в нем целому, подобно тому как кошка в шелестепредвосхищает мышь. Отчего интенция, несомая звуковым движением слова,обладает этим особым качеством – «мышлением», объясняется, видимо, тем, чтотолько в звучании речи движение интенции уже содержит сам указующий символ:звук. Поскольку движение, ориентирующееся на вещь, и сама эта вещь (хотя итолько символически, как слышимая) сведены здесь в одно единственноесубъективное переживание, то понятно, что и по отношению к этой функции естьфункция еще более косвенная, которая ею руководит и ее варьирует: предельноде-сенсуализированное мышление является разгружающей инстанцией поотношению к языку, и этим фантазмам, самым изменчивым, бесконтактным изагруженным, нужны для опоры лишь эфемерные, едва намеченные символыдвижений и представлений. Мышление есть представление представления, илисимволика второго порядка, оно зависит от сенсомоторной символики языка илидвижений руки.Я упомянул это здесь лишь для того, чтобы показать решающее значениетакого понимания для преодоления проблемы души и тела. Если рассматриватьмышление, исходя из языка, а язык – исходя из элементарных движений и -------------------------------------------------------------------------------- Page 25 ориентации, то с этой точки зрения отпадают любые причины длядуалистических допущений. Но только перестав сваливать все трудноразрешимые вопросы на понятие «души», можно четко прояснить проблематикуэтого понятия.Тогда эта проблема касается уже только жизненных побуждений человека, аименно того обстоятельства, что человек переживает в себе свои побуждения,потребности, интересы и т. д. в неразрывной связи с иллюзиями их исполнения.Такая осознанность, «иллюстрированность» сферы побуждений являетсяоснованием того, что называют «внутренним миром», и у нас нет никакихоснований приписывать этот великий парадокс какому-нибудь животному. Самомышление приводится в движение либо отсюда, либо внешними поводами, и еслидальше оно увлекается самим собою, находит свою тематику в себе самом, то итогдаеговлекутинтересы(конечно, весьмаусловныеивысококультивированные). Я придаю большое значение тому тезису, что«автаркия» мышления имеет совершенно мнимый характер: будучи в себе самом,так сказать, только потенциальностью, мышление служит столь различным целями поводам, что именно поэтому кажется независимым от каждой особой,конкретной цели, так что возникает ложная видимость самостоятельной сферы,лежащая в основе всякого дуализма. Каждое возможное движение, если толькооно умышленное, каждое внешнее впечатление, каждый осадок в нас такоговпечатления, каждое обращение и каждый приступ к чему-либо: каждый интереси каждое побуждение могут сопровождаться мышлением, которое, такимобразом, есть не что иное, как способность комбинировать любой из этихэлементов с любым другим, вводя его в действие в качестве простого знака иповода для комбинации. Остается еще только понять образный мир«внутренних», данных самому человеку побуждений и желаний.Если такова задача, то предначертан и путь ее решения. Он может заключатьсятолько в том, чтобы поместить этот феномен в ряд условий, которые и дают врезультате «действующее существо». Связать структурные законы внутреннейжизни с уже полученными результатами надо таким образом, чтобы получитьобозримый и замыкающийся в себе ряд условий: без А нет В, без В нет С, без Снет N, без N нет А. Тем самым и была бы продемонстрирована «целостность»человека, и не хватало бы только последнего шага: показа возможности того, какможет возникнуть видимость дуализма, понимания потенциального разделения,которое должно выводиться из уже наличных результатов.IXЗаконыжизненныхпобужденийчеловекаобразуютвзаимосвязь,замыкающуюся с удивительной логикой, если ее рассматривать с точки зрениядействия. Мы исходим из того, что человеческие побуждения, потребности иинтересы (не ставя здесь вопроса об их различении) специфически «внутренне»даны самому человеку, а именно в оболочке фантазий и образов предметов илиситуаций исполнения этих побуждений. В процессе же действия,удовлетворяющего эти потребности, от этой внутренней сферы уже ничего неостается, она полностью растворяется в ситуативном сознании деятельности,направленном исключительно вовне. Но в случае сна, покоя, поверхностноймеханической деятельности мы переживаем внутреннее давление желаний иинтересов в образах их надежд и опасений, и тогда мышление вращается вокругэтих образов. Итак, сначала положение дел таково, что наши побуждения непереходят в действие необходимым и самоочевидным образом, в этом случае онивообще бы не осознавались нами как таковые, но их отношение : к действию, таксказать, проблематическое, поскольку они могут «прекратить связь» с действием -------------------------------------------------------------------------------- Page 26 или же нет. Первый случай я называю «зиянием» (Hiatus), и это слово должноозначать, что человек в состоянии удерживать в себе свои побуждения, желания иинтересы, прекратить связь с действием, что может происходить или (в состояниипокоя) само по себе, или же умышленно, поскольку он не отдается им деятельно итем самым они только и получают значение «внутренних». Именно это «зияние»и составляет целиком то, что называют душой.В «зиянии» мы переживаем побуждения в оболочке фантазий и образовситуаций их исполнения, т. е. в образах внешнего мира. Голодному мерещатсяяства, а тщеславному – ордена. Поэтому Новалис, назвавший душу «внутреннимвнешним миром», видел проблему столь же глубоко, как и Кант, говоривший, чтомы наполняем душу именно представлениями внешних чувств. Ясно, чтожизненные побуждения человека с такой их осознанностью, подвержены всемопасностям расстройств и заблуждений, которых лишено живущее инстинктамисущество, и здесь возникает вопрос, какая же необходимость заставила смиритьсяс этим риском.Ответ на этот вопрос уже дан. Приспособленные инстинктивные движения,мгновенно реагирующие на избранные сигналы, у человека отсутствуют, болеетого, ему ничто не гарантирует, что и внешний мир исполнит его потребности.Вопрос о том, какова должна быть структура побуждений открытого миру ипредусмотрительнодействующегосущества, допускаетнескольковзаимопересекающихся ответов: во-первых, что предметность его действования иповедения предполагает способность тормозить и откладывать на будущееудовлетворение потребностей. Только деятельность, умеющая объективноследовать общим законам обращения с предметами, сумеет вынудить у открытогомира условия для удовлетворения будущих потребностей, а потому актуальныепотребности должны сдерживаться, чтобы не наделать от «жадности» ошибок.Лишь тот, кто видит в себе образы своих побудительных желаний, ибо вне себяон их не видит, окажется в состоянии так изменить этот мир, чтобы встретиться сними завтра. Поэтому «зияние», которое мы называем душой, есть только бездна,еще раз являющая себя в человеке, бездна, отделяющая наши потребности от ихисполнения, а «наполнение» жизни побуждений целевыми образами, которым это«внутреннее» только и дает свободу и делает возможным торможение, естьусловие для того, чтобы удовлетворить эти побуждения завтра. Но это – лишьодна сторона дела, и отсюда нам понятно только, как направленная в будущеедеятельность человека может все-таки побуждаться влечениями, как она можетслужить его устойчивому интересу, упорно «витает» перед ним. Но какпроисходит само это «наполнение души представлениями внешних чувств»-Благодаря отсутствию прирожденной гармонии между прирожденнымицелесообразными инстинктивными движениями и схемами раздражении, то есть,выражаясь позитивно, благодаря тому что согласование переживаемыхпотребностей, вспомогательных движений и образов исполнения происходит учеловека эмпирически, есть дело опыта и должно быть выучено. У нас нетоснований предполагать, что голод дан маленькому ребенку как-то иначе, чем вкачестве болезненного ощущения неудовольствия. Только ориентация этогочувства на повторяющиеся впечатления и картины избавления от него создает современем направленную, конкретную, то есть слитную потребность, котораястановится ощутимой и дает о себе знать в фантазиях исполнений, то естьпостигается теперь как определенное побуждение, как жажда чего-тоопределенного. Для этого нам не надо предполагать ничего, кроме всеобщейспособности воображения или проницающей фантазии, достигающей при этомименно сферы побуждений,– или же наоборот: открытости миру также ичеловеческих побуждений. -------------------------------------------------------------------------------- Page 27 Эта их открытость миру или ориентируемость (не прирожденнаяориентированность) имеет и более широкое значение. Ницше как-то описал то, очем здесь идет речь, говоря о «представлениях, излитых на жизненную сферувлечений» и сопровождающих все ее проявления.Конечно, сами эти представления изменчивы, и с этой точки зрения«иллюстрированность» жизненных побуждений является их пластичностью. Подэтим следует прежде всего понимать способность потребностей и интересоввступать в связи друг с другом и разрывать их, находить новые ориентации,группироваться по принципу сходства и родства, то есть распространяться и,подобно самим представлениям, вплетать отсутствующее в присутствующее. Тутсразу же можно видеть, что пластичность в этом смысле есть не что иное, какоткрытость миру, то есть способность человеческих потребностей следовать заопытом, избегать давления необходимости или фиксировать счастливый случай,ориентироваться или переориентироваться сообразно опыту и воспроизводитьэтот опыт в воображении, чтобы снять его. Структура влечений существа,предоставленного открытому, не гармонирующему с ним миру, должнаобнаружить в биологически понятной связи все свои характерные черты:потребности должны в известных границах содержательно меняться вместе сопытом и следовать за прогрессом в овладении миром и ориентации в мире, далее(как это было развито выше) они должны иметь возможность отделяться отдействия и наличной ситуации, ибо в них должны содержаться дальние ценности,образы прошедшего, стремление к отсутствующему и заинтересованность вбудущих ситуациях, и они должны быть подвижными (опять-таки в известныхпределах) на уровне побудительной фантазии или самого «представления», такчто мы можем комбинировать интересы и потребности в чисто мысленныхситуациях и целях. Все эти характерные особенности вытекают из конституциичеловека как взаимосвязи условий в указанном выше смысле: осознанность,возможность торможения, пластичность и открытость миру взаимно объясняютдруг друга.Если бы побуждения и потребности не становились целенаправленнымиинтересами только под впечатлением обстоятельств своего исполнения, они бы неиспытали и никакого содержательного наполнения фантазией цели. А без этогоопять-таки не удалось бы сохранить содержания побуждений при изменениивнешних обстоятельств, и не было бы никакой деятельности, служащей будущемуисполнению побуждений. Если бы тут не было пластичности и способности кперенастройке, т. е. переориентации, что возможно опять-таки при сознательномисполнении, то мы оказались бы неспособны использовать вполне выносимое илидаже благоприятное изменение внешних условий и столь же неспособнызаинтересоваться планами и возможностями, набрасываемыми сознанием ивыходящими за пределы наличного мира.К этим закономерностям примешиваются и другие. Так как всякоепобуждение осознанно, оно уже поэтому является предметом возможной оценки.Всякая потребность без исключения, даже голод, может отвергаться, тормозитьсяили допускаться иными интересами. Жизненную важность этой возможностиможно увидеть сразу же, как только будет принято в расчет, что длительныеинтересы, ориентированные на будущее независимо от изменений ситуаций,могут быть прочно зафиксированы, только если им будут подчинены потребностимомента, и, далее, что деятельная оценка средств для достижения целей свнутренней точки зрения означает «контролируемый», т.е. активизируемый попотребности интерес относительно средств, подчиненный интересу относительноцелей,– и так же обстоит дело и в других случаях. Эта организация жизненныхпобуждений в иерархическую систему через совершаемые ими акты взаимного -------------------------------------------------------------------------------- Page 28 контроля, торможения, отсрочения, предпочтения и распределения должнасоответствовать иерархии задач, стоящих перед человеческой деятельностью, иможет достичь точного соответствия им. Кроме того, сама она еще являетсявынужденной, о чем будет сказано ниже, при рассмотрении проблемы «избыткапобуждений».Следующую фундаментальную закономерность мы открываем, отвечая навопрос, что дало нам право уравнять потребности, побуждения и интересы. И наэто можно ответить, если принять во внимание действие: для человека, спонтанноудовлетворяющего свои потребности, необходимо иметь «увлеченную»заинтересованность и в опосредованных и обусловленных действиях иобстоятельствах дела, и наоборот: различие между действиями, непосредственновызванными«влечениями» ивбуквальномсмыслебиологическицелесообразными, и действиями, которые служат элементарным потребностямболее косвенным и опосредованным образом, не должно быть жесткоопределенным различием. Это – другая сторона «пластичности» человеческихпобуждений, способных расти вослед действиям и сплетаться с их содержанием,так что то и другое становится потребностью. Так, например, влечение голодасовершенно невозможно отличить в конкретном переживании от интереса искатьпропитание в этом определенном месте и от потребности отправиться в это место,а отсюда следует, что объективной границы между побуждениями и интересами,потребностями и привычками вообще не существует. Вне тираническихабстракций языка вообще невозможно переживать элементарные «влечения» кустранению затруднений, их нельзя отделить от потребности в средствах дляэтого и в средствах для этих средств, то есть это столь же влечения, сколь икомпетентные и разумные деловые интересы, встроенные к тому же в структурубодрствующих, превалирующих и длительно действующих интересов.Элементарные, органически представленные влечения также следуют у человекаобщей закономерности: даже если они абсолютны, они могут быть заторможены,исполнение их может быть в любой момент отложено, они соединяются с инымиинтересами любой степени обусловленности, могут быть сильно изменены посвоему содержанию и тем самым вписываются в намеченные выше общие законыпобуждений, которые оказываются, таким образом, в ряду условийсуществования открытого миру и действующего человека.ХДо сих пор я пользовался благоприятной возможностью объяснятьметодический процесс, который мне кажется необходимым при исследованияхтакого рода. Читатель заметит, что при этом удалось избежать того, чтобывыхватывать отдельные черты человеческой конституции и соединять их сдругими по типу причины и следствия, в чем и состоит один из важнейшихисточников ошибок при образовании антропологических теорий. Удалось ивключение соматической стороны, без применения схемы, оперирующейпонятием выражения, и старая проблема души и тела получила совершенноновый вид. Ибо, избирая психофизически нейтральную исходную точку, а именнодействие, можно набросать такую картину человека, в которой отдельныепризнаки (безразлично, внутренние или внешние) вступают в соотношения друг сдругом, зримые лишь отсюда и притом таким образом, что они образуютбиологически понятную связь. Вся эта теория получит подтверждение, если ееудастся удостоверить данными отдельных наук, каждая из которых занимаетсяодной из сторон целого. Это подтверждение должно быть по возможности именнотаким, чтобы благодаря ему в самих этих науках были бы определены -------------------------------------------------------------------------------- Page 29 перспективные вопросы. Для меня очень важно прояснить эту методическуюсторону, ибо только отсюда становится понятен каждый отдельный тезис. Далее,я воспользовался предлагаемой здесь возможностью, чтобы более подробно, чемраньше, рассмотреть проблему «человек и окружающий мир» и понятиеразгрузки. В заключение здесь надо также показать по-новому тот важныйкомплекс фактов, который я обозначил как «избыток побуждений».Итак, достаточно одного взгляда на историю и современность, чтобы увидетьинтенсивность человеческой деятельности, полностью преобразующей обликЗемли, настолько неописуемой, что и с этой стороны подтверждаетсявпечатление, которое каждому знакомо на собственном опыте: эта деятельностьдалеко выходит за пределы того, что требовалось бы для простого продления исохранения жизни. Человека прямо-таки влечет за .пределы простогобиологического минимума потребностей. Сюда добавляется, далее, то, чтосвершения, при помощи которых самосохраняется человек, имеют длительныйхарактер, они не зависят от периодических ритмов природы, и, соответственносделанному выше наблюдению, что органические потребности входят впобуждения к действиям, нет никакой специфически значимой периодическойритмики этих элементарных побуждений. Периодичность инстинктов внесла быбольшую дисгармонию в постоянно деятельное существо.К. Лоренц указал мне как-то на параллели, которые можно провести междуизбытком побуждений у человека и игровыми «избыточными движениями» уживотных. Если вместе с Больком усматривать сущность человеческойконституции в «задержке» или «омоложении», в «эмбрионоподобном» облике, тоэта аналогия оказывается значимой, если только упомянутую задержку не делают«причиной» избытка побуждений. Напротив, момент различия человека иживотного состоял бы не только в том, что у первого сохраняется эта«избыточная активность», но в том прежде всего, что эти формы «несобственной»и косвенно связанной с потребностями, если угодно, игровой и избыточнойдеятельности создают условия, при которых постоянно удовлетворяются иорганические потребности, в то время как у животного избыточные движениямолодости переходят затем в движения упрощенные и целенаправленные. Дажеорганически представленная структура побуждений полового влечения ивлечения к пище «рассчитана» у человека на исполнение через компетентные иварьированные действия, не прямо направленные на цель, но идущие окольнымпутем. В дополнение к упомянутому выше явлению, что сила побуждения далековыходит за пределы того, что было бы необходимо для удовлетворения минимумапотребностей, два этих признака, как мне кажется, в достаточной степениограничивают сомнительное понятие.Если Лоренц, далее, ссылается на интенсификацию влечений, всегданаблюдаемую при приручении животных, то я опять-таки убежден, что он увиделнечто большее, чем просто аналогию. Только и приручение нельзя делать«причиной», так как необходимое в случае с человеком понятие«самоприручения» уже предпосылает самому себе принцип объяснения. Можносказать, что обратное воздействие, проистекающее из человеческой деятельностии ее созданий и в значительной своей части называемое словом «приручение»,имеет тенденцию ко все большей выработке специфически человеческих черт,что можно констатировать и во многих других аспектах (Е. Фишер)17.В ином свете мы видим этот основной факт избытка побуждений с тойстороны, что оно дает необходимую энергию торможения для построенияважнейших функций. Значительная часть побудительных сил употребляется нато, чтобы удержать длительные интересы, т. е. зафиксировать их в противовесвозможным контринтересам. Вся система взрослого характера есть -------------------------------------------------------------------------------- Page 30 дисциплинарная система, она основывается на подлежащем созданиюравновесииподчинении, контролируемыхдопущений, окончательногоотклонения и контроля одних побуждений со стороны других. Этадисциплинарная система закладывается в воспитании, которое даже тогда неперестает быть взаимовоспитанием, когда позднее в дело вступаетсамодисциплина. Без этого была бы невозможна жизнь в сообществе иупорядоченная деятельность, а так как в этом опять-таки состоят условиясуществования отдельного человека, то эта система дисциплины побуждений,направляемый характер, является также и биологическим условиемсуществования. Это следует зафиксировать однозначно, а подтверждается это итем, что такое формирование жизненных побуждений само вынуждено, причемвынуждено как раз избытком, навязывающим переработку и фиксацию, котораясама является «внутренней потребностью», влечением. Если это формированиеудалось, то результатом его является почти неисчерпаемая направленнаядеятельная энергия. Если оно не удается то пространство отдельных влеченийможет начать расширяться, болезненно разрастаясь и производя опустошения,наблюдаются маниакальные страсти (Slichte), быстро развивающиеся функции,чрезмерные усилия, затрачиваемые на внутреннее торможение, вытеснения,ведущие к фиктивной деятельности, к опьяняющим средствам, асоциальность ит.д. Пластичность, способность к отклонению и перестройке, к интеграциичеловеческих побуждений и потребностей, а также тот самый избытокпобуждений, который нас тут занимает, требуют именно для своеготелеологического, сообразно целям, применения такой дисциплинарнойструктуры, которая обусловлена торможением, так что это торможение самовынуждено. В этом, как мне кажется, и состоит та «высшая ненадежность»человека, которую мы упомянули раньше, и необходимость перекрывающихруководящих структур, охватывающих сообщества. В самых разныхвзаимоотношениях и формах такие структуры существуют в нравах, культах,религиях, мировоззрениях, нет известного нам человеческого сообщества, где быих не было.XIРезультатом осознанности всех вообще изменчивых функций человека,начиная с внешних движений и внутренних побуждений и кончаяпредставлениями и мыслями, является способность символически вводить какие-либо элементы каждой из этих сфер в другие сферы. Мы коротко назовем этифакты «трансформациями». Известно, что полнота возможностей едва лиобозрима: все эти функции могут взаимно соотноситься, символически переходяв другие. Это самая общая и потому самая абстрактная форма, в какой можноописывать человеческое поведение. Если мы представляем себе, а затемсовершаем движение, перерабатываем в мышлении чувствуемую потребность,если мы ощупываем видимую вещь или сравниваем понятие треугольника спредставлением о нем, то всякий раз содержание одной сферы транспонируется всодержание другой. Насколько я понимаю, эти трансформации можно разделитьна следующие классы:а) трансформации, завершающиеся действием. Простой пример: осознанноепобуждение перерабатывается в процессе планирования и размышления о выборесредств, а цель достигается в деятельности. Или же комплекс интересов иубеждений ведет к поведению, которое удовлетворяет эти интересы и безобъективного результата – магические действия, жертвы и т. д.;б) трансформации, не завершающиеся действием. Тут есть подклассы:61) уже зафиксированные, длительные или нестабильные интересы -------------------------------------------------------------------------------- Page 31 поддерживают определенные трансформации внутренних сфер. Напр., тот, ктоничем не занят, размышляет о своих желаниях, или же интерпретирует какое-либовпечатление сообразно существующим мнениям, или «ассоциирует» какие-либовосприятия с представлениями и мыслями и т. д.;62) наконец, есть и такие трансформации, в которых открывается способностьк трансформации как таковой. Она развивается и делается мотивом своегособственного продолжения. Этот класс чрезвычайно важен, ибо развиваютсяособые потребности и побуждения к таким трансформациям. Здесь, далее, надоразличать:б2а) чисто сенсомоторные циклические процессы.Ощупать видимый предмет, затем изменить его нажатиями так, чтобы в немстало видно что-то новое, которое потом снова ощупают – это циклическийпроцесс, довольствующийся самим собой. Его нельзя причислить к классу а),хотя в него и входят действия, ибо этот процесс «бесконечен», у него нетестественного завершения ни со стороны движения, ни со стороны ощущения.Если шимпанзе у Келера прерывают даже «занятие едой», чтобы «только разокскакнуть» с излюбленной палкой для прыжков, то они развивают тутспецифическую потребность в таких сенсомоторных циклических процессах;626) напротив, следующие подклассы суть чисто человеческие.Такие «бесконечные» трансформации, довольствующиеся сами собой, могутбыть в полной мере выдержаны в сфере сознания. Мы открываем «стимул кразмышлению»,. т. е. способность развивать понятия и представления, соотносяих друг с другом. Трудности, которые тут все время возникают, могут сделатьчисто игровой процесс желаемым, ставящим себе цели в самом себе. В точноститак же, как было описано выше, и тут интересы выпадают в осадок, и класс этотоказывается тогда рядом с классом 61). Первые ступени развития наук, напр.,многие раннегреческие досократовские теории имеют очень ощутимый игровойуклон, это род бесконечных в себе «интерпретативных игр», которые, однако,становятся «руководимыми», т.е. такими, в которых не только открывает иразвивает себя способность к определенным трансформациям в представлении имысли, но в которых и эта способность полагает себе цели в себе самой.Следствием этого является открытие законов или техники трансформации, так,например, логика есть не что иное, как техника трансформации понятий.Конечно, потребность, которая тут удовлетворяется, может сливаться с инымипотребностями и интересами. Такие занятия могут приобрести характер«священного», если, например, некоторые чувства, связанные с понятием «бесконечного», рассчитывают на самопостижение в математике и т. д.;б2в) последний класс возникает тогда, когда рациональные действия класса а)ставятся на службу последнего из названных выше классов. Если уже в каменныйвек человек практически обрабатывал какой-то материал, чтобы с его помощью нарисовать свои наскальные рисунки, то действовал он как раз в этом смысле: онзаготавливал для себя этот материал, чтобы с его помощью воссоздать болееранние созерцания, в которых он был заинтересован и которыми обладал как представлениями, так чтобы в этих картинах он в концентрированном иусиленном виде переживал свои интересы – вероятно, уже достаточно сложные,даже магические 18. Таково искусство, но так же действует и наука, если онаэкспериментирует, ибо тогда она развертывает практику «в направлении теории»,она принимает меры и создает ситуации, чтобы установить связи междупонятиями, то есть образовать теорию, которая, со своей стороны, ведет к новымэкспериментам и т.д. Поэтому экспериментальная наука имеет в своемраспоряжении всякое новое воззрение непосредственно как факт и может еготехнически применять. -------------------------------------------------------------------------------- Page 32 Итак, в сфере внутреннего мира (фантазий, побуждений, представлений и т. д.)человек может, используя рациональные действия (класс а) как средство дать«трансформациям» свободный ход, развивать их и делать мотивами ихсобственного продолжения в сфере внутреннего мира. Обдуманно изготавливая опьяняющие средства и яды, он транспонирует повседневное внутреннеесостояние в экстраординарное, создает себе грезы и видения, или же в качествехудожника (как это описывал Кант) приводит душу в движение ради свободнойигры воображения и рассудка, оживляя порыв своих способностей представления.Если эти возможности открыты и испытаны, они сами становятся потребностями,и тогда возникают настоящие навыки, сферы действия и технические приемы,находящие свое завершение не во внешнем мире, но во «внутреннем внешнеммире», и становится возможным грандиозное перемещение центра тяжестижизни. Сразу же видно, что классы 626 и б2в характерны лишь для человека и чтоотношение инверсии (Umkehrung) существует прежде всего между а и б2в:«внутренняя жизнь» может не только бесконечно продолжаться в самой себе набазе особых потребностей, которые сами себя и развивают, но может даже (приопределенных, прежде всего социологических условиях) поставить действие наслужбу этому процессу. В какой-то форме речь идет здесь, видимо, обобщечеловеческом факте, и я держусь того мнения, что различение внутреннегомира и внешнего мира, которое объясняется лишь особенностью открытой мируструктуры человеческих побуждений и дано вместе с «зиянием» (см. выше),постепенно может быть развито до степени противоположности, но лишь приусловии этой инверсии поведения. Проведение этой противоположностистановится затем интересом или потребностью, и смысл религиозной практикизачастую состоит в том, чтобы тематизировать эту противоположность. Итак,здесь мы видим, как в совершенно новых условиях вновь всплываетдуалистическая противоположность, которая уже грозила нам выше (см. разделII), а тем самым замыкается круг, внутри которого можно доказать поставленныйвыше тезис, а именно, что все духовные свершения человека можно понятьисходя из его способности к действию. Примечания 1/ Главным антропологическим исследованием Гелена является объемистая книга«Человек. Его природа и его положение в мире». До того как выпустить ее (1940г.), он проделал довольно сложную духовную эволюцию, в ходе которой решительно размежевался со всей немецкой традицией метафизической спекуляцией. Уже его учитель Дриш называл постижение «абсолютного», «в-себе» «гипотетическим знанием» (что не мешало ему строить в этой области развернутые теории - например, так называемое «учение о действительности»).«Гипотетичность» знания Гелен пытается преодолеть при помощи некоей«абсолютной феноменологии», проходит искус классическим немецким идеализмом (не только Фихте и Гегелем, но и Гербартом). В духе этих поисков выдержаны его работы начала 30-х гг., в частности крупные сочинения«Действительный и недействительный дух», 1931 г., и «Теория свободы воли»,1933 г. С середины 30-х гг. начинается (не в последнюю очередь под влияниеманглийского эмпиризма и американского прагматизма) новый этап в его развитии,когда антропологическая проблематика, постоянно присутствовавшая в егосочинениях, рассматривается все менее спиритуалистически. Этапные работы на этом пути - его статьи «О понятии опыта», 1936 г., и «Результаты Шопенгауэра», -------------------------------------------------------------------------------- Page 33 1938 г. Через два года после этого вышла книга «Человек» и сразу имела такойуспех, что в том же году была переиздана. Всего на протяжении жизни Гелена(дважды, в 4-м и в 7-м издании предпринявшего существенную переработкукниги) она вышла по меньшей мере 12 раз, что является рекордом для трудов пофилософской антропологии. К сочинению Гелена сразу отнесся с большим интересом Н.Гартман. В 1942 г. он предпринял издание сборника«Систематическая философия», для которого Гелен и написал данную статью,дающую хоть и неполное, но четкое представление о его философской антропологии, достаточное для первоначального знакомства с ней 2/ Им. Герм. Фихте (1796-1879)-сын И.Г.Фихте, немецкий философ, из работкоторого наиболее известна была именно цитируемая Геленом «Антропология». 3 /Тревиранус Г.Р. (1776-1837) - немецкий естествоиспытатель и врач, создательслова «биология». 4/См.: Гегель. Сочинения. Т. IV. С.165-187. Здесь же Гегель приводит и словаЛихтенберга, цитируемые Геленом. 5/ Отвечая критикам, осуждавшим его решительно антиметафизическуюориентацию, Гелен писал: «Пока еще нет надежного критерия того, какиедуховные образования просто претендуют на метафизическое значение, а какиеего имеют. ... Не обладая этим критерием, я не могу в каждом любом деянии илиговорении некоего человека опознать способность человека как такового ктрансценденции, в которую верю и я». (Gehlen A. A Studien zur Antropologie undSocziologie. Neuwied u. Berlin. 1963. S. 144) 6/ Одно из таких существенных возражений представил впоследствии Плеснер вПредисловии ко 2-му изданию своего главного труда: Плеснер доказывает, чтоГелен довел данный тезис «до границ его объяснительной способности» (Op. cit.,S. 27). Подробно аргументацию Плеснера мы приведем ниже. См. прим. 15. 7/ Это высказывание Гердера содержится в его сочинении «О происхожденииязыка». Приведем его в контексте, показывающем степень зависимости Гелена отГердера (в книге «Человек» одна из главок так и называется - «Гердер какпредшественник»): «Человек уже не есть безошибочная машина в руках природы,но он сам становится для себя целью и предназначением обработки. Называйте,как хотите, все это расположение его сил: рассудком, разумом, сознанием и т.д. -мне все равно, если только эти названия берут не для обозначения обособленных сил или простого повышения уровня животных сил. Это именно совокупное устройство всех человеческих сил, совокупное хозяйство его чувственной ипознающей, познающей и волящей природы, или, напротив, это позитивная силамышления, которая, будучи связана с известной организацией тела, называется учеловека разумом, подобно тому как у животных она становится ловкостью; унего она называется свободой, а у животных становится инстинктом. Различиесостоит не в уровне или прибавлении сил, а в совершенной разнородностинаправления и развертывания всех сил». (Uber den Ursprung der Sprache // HerdersWerke. In funf Banden. Bd. 2. 6. Aufl. Berlin u. Weimar, 1982. S. 110-111.). 8 /Пер. А.Г.Горфельда. См.: Шиллер И.Х.Ф. Собрание сочинений. В восьми томах.Т. VI. М., 1950. С. 174. 9 Это высказывание Ницше содержится в его работе «По ту сторону добра и зла»,Афоризм 62. Поскольку эта формула Ницше, часто встречающаяся в сочиненияхГелена, имеет для последнего ключевое значение, приведем ее также в контексте:«У человека, как и во всяком другом зоологическом виде, имеется избыток неудачных, больных, выродившихся, дряхлых, крайне страдающих; и у человека, -------------------------------------------------------------------------------- Page 34 удачные случаи всегда суть исключение и даже, в аспекте того, что человек - ещене установленное животное, - редчайшее исключение». (Nietzsche F. Werke invier Banden. Bd. 4. Salzburg, 1985. S. 195). Отсюда видно, какие опасныезаключения можно было сделать и из рассуждений Гелена 10/ Вебер Х. (1899-1956) - зоолог11Айкштедт Э. Ф. (1892-1965) - этнолог и антрополог. См. также примечаниеГелена в конце статьи 12./ Больк Л., которого сам Гелен называл гениальным амстердамским анатомом»,доказывал, что некоторые фундаментальные внешние свойства человека представляют собой стабилизированные на всю жизнь свойства эмбриона:сводчатость черепа, подчиненность челюстной части мозговой части, отсутствие волосяного покрова, строение таза, являющееся причиной прямохождения. 13/ Здесь особенно очевидно, что Плеснер недаром, рассматривая концепциюГелена, вспомнил о книге П. Альсберга «Загадка человечности». КритикаШелером Альсберга тоже имеет силу и для концепции Гелена. 14/Русское «факт» от лат. «factum» из «facio» (делаю) примерно соответствуетнемецким «Tatsache» и «Tatbestand», которые тут употребляет Гелен. 15/ О понятиях предмет и сопротивление см. выше у Шелера. 16 /По поводу концепции человека как «недостаточного существа», «разгрузки» и«действия» как принципа анализа Плеснер, напоминая о книге Альсберга, писал:«Изобретение инструментов и язык тут сближаются, но инструментальный эффект языка отличается тем, что ничего не меняет при активном обращении к требуемым вещам. Благодаря изобретательной функции слов конституируетсяпромежуточный мир, имеющий, я бы сказал, институциональный характер,нуждающаяся в нормах объективная система «значений», чья полезная нагрузка -и это снова ограничивает рассмотрение - ведет к новой нагрузке на другомуровне.Это не упрек. Однако понимание языка как действия ведет не так уждалеко. Всякой разгрузке через сбережение затрат телесного труда противостоит прирост нагрузки из-за усиления опосредованности ведомого языком поведения.Что же чему дает разгрузку- Тот, кто может беседовать с другим в силу понимания языка, получает преимущество значимой для обоих взаимностиперспектив. При всей раздельности каждый есть часть другого. Но это достаетсяему трудом точной артикуляции, которая, будучи постоянно подвержена опасности ложного истолкования, создает со своей стороны, в качествевыражения, отличение от говорящего, от актера языка. Выражение как овнешнение вызывает овнутрение и возможно только на основе овнутрения,углубления и замыкания действующего субъекта «в себе». Преимуществоопосредованного понимания через слова не уравновешивает его явногонедостатка.Понимание благодаря словам возможно - это хорошая и верная мысль -лишь для тех живых существ, моторика которых обладает высокой степеньюпластичности, а не идет по, в основном, унаследованному пути,соответствующему опять-таки определенным инстинктам, как моторикаживотных. Разгрузка инстинктов на основе далеко идущей редукции инстинктов,замена, как говорил зоолог О. Шторх, наследственной моторики моторикойблагоприобретенной и речь относятся таким образом к совокупному проекту такназываемого открытого миру существа. Но редукция инстинктов и освобождениемоторики имеют границы. Есть остатки инстинктов, пережитки родовой историичеловека, которые еще вступают в дело по ряду поводов: восприятие мимики,реакция на признаки, характерные для представителей другого пола, а также на -------------------------------------------------------------------------------- Page 35 определеные исконные возбуждающие качества: четкость, симметричность ирезкость очертаний, выпадающие из привычного вида вещей. От всех возбуждающих качеств (понятие ввел К.Лоренц) исходит загадочное очарование:непосредственное понимание в случае элементарных мимических жестов,ослепление при эротических и бросающихся в глаза проявлениях необычныхкачеств.При помощи такого арсенала понятий можно представить человеческое поведение как наблюдаемый процесс. Поворот «внутрь», точнее говоря,раскрытие внутренней сути имеет, помимо языка, еще одну точку приложения:побуждения человека, оторванные от моторики, переводят ответ в чувственный импульс. Он «создает зияние, пропасть между актуальным возбуждением и отложенным действием, которую мгновенно занимает сознание» (цитата изАльсберга. - А.Ф.). Если спроецировать это положение дел на опять-таки тождественную редукции инстинктов де-дифференциацию влечений,соответствующую наличию избытка побуждений, то отсюда сама собой получается единообразующая внутренняя жизнь, основанная не только на регулирующей системе мозга, но и - равным образом - на структуре побуждений вплоть до глубин вегетативной тьмы бессознательного. Фрейд оправдан, ибо панэротизм изображается как свойство определенного состояния человеческих побуждений, достигнутое вместе с де-дифференциацией влечений, изначально связанных с физиологическими органами. Более того: в поле зрения попадают духовные возможности и не-речевой сферы; ибо освобождение побуждения от преформированной моторики означает ослабление биологической однозначности поведения, которая должна привести к полной эмансипации от его полезногоэффекта, убыванию и формализации, например, схем раздражителей в восприятии, к высвобождению чистых качеств явления (следует отсылка кАльсбергу - А.Ф.).Иными словами, благодаря своей открытой структуре побуждений,благодаря опять-таки языку, который ей соответствует, человек эмансипирован от биологической однозначности поведения, которую сплошь и рядом выказывают животные, эмансипирован для биологической многозначности. Прагматическая одежка по бихевиористской мерке ему не подходит. Человеческое поведение нельзя свести ни к схеме, ни к цепочке рефлексов, ни к целенаправленному действованию. Эта эмансипация человеческого поведения от биологически однозначного действования, установленная самим Геленом, как раз благодарясохранению прагматической точки зрения отказаться. Не беда. В конце концов, вэтом - смысл всякого экспериментального введения какой-либо модели или«ключевой темы» (Op. cit., S. 25-27).17Фишер Е. (1874-1967) - антрополог. 18 Это рассуждение перекидывает мостик от самых ранних философских работГелена к его поздней антропологической концепции социальных институтов,развитой в книге «Первобытный человек и поздняя культура» (1956 г.) Перевод с немецкого кандидата философских наук А.Ф. Филиппова

Возврат:    [начальная страница]   [список авторов]

Все содержание (C) Copyright РХГА