Сочинения

Н. Федоров
ОБ ОБРАЩЕНИИ ОРУЖИЯ, Т. Е. ОРУДИЙ ИСТРЕБЛЕНИЯ, В ОРУДИЯ СПАСЕНИЯ

Статья “Разоружение”, перепечатанная из “Нового Времени” в №№ 154 и 156 газеты “Асхабад” за 1901 г.,{Ныне напечатана перед этою статьею (Примеч. В. А. Кожевникова).} нуждается в исправлении самого заглавия, которое, не соответствуя содержанию статьи, находится даже в некотором противоречии с ним; вернее было бы назвать статью не “Разоружение”, а “О невозможности разоружения”, потому что в статье этой говорится не только о невозможности, но и о нежелательности разоружения, говорится в то же время о возможности, безусловной необходимости и желательности обращения вооружения, т. е. как истребительных орудий, так и всяких других орудий, употребляемых для войны, и даже всего, что употребляется, применяется, что может и будет применено к военному делу — в орудия спасения. И такое обращение вооружения в орудия спасения есть акт совершенно естественный, но естественный для природы не слепой, а приходящей чрез нас, чрез род человеческий, в сознание, и через нас же почувствовавшей всю неестественность употребления оружия против себе подобных, почувствовавшей глубокое раскаяние, а с ним и стремление исправить все учиненное зло. Это исправление зла, понимаемого все в более и более обширном смысле, не может не быть возведено в долг, и даже естественно должно стать безусловным требованием, требованием самой природы человеческой, т. е. сыновней. Таков генезис мысли и дела, или проект естественного перехода от войны, вообще войн, не к миру, что нужно признать невозможным, а к союзу всех народов, воинскою повинностью уже обязанных, — к союзу на дело всеобщего спасения. Мир невозможен так же, как невозможно бездействие, как невозможно воздержание от дела; человек существо деятельное и не может не делать, а если не знает, что должно делать, будет делать недолжное; только тогда не будем мы делать недолжного, когда будем знать, что должно делать, и все силы наши отдадим делу, в котором признаем долг свой, только тогда не будем воевать, когда признаем возможным, а следовательно, и должным обратить силы, растрачиваемые ныне в войнах, во взаимной борьбе, на дело всеобщего спасения. И всеобщеобязательная воинская повинность при постепенном обращении оружия, при переходе оружия в орудия спасения как дающая всем общее дело, возлагающая на всех долг, должна быть принята всеми народами как великое благо, как благо, гораздо, несравненно более великое, чем права, данные первою французскою революциею, права, якобы неотъемлемые и тем не менее постоянно нарушаемые. Да и как могут права эти остаться ненарушенными, когда право одного есть стеснение другого; при сознании же всеми своих прав взаимное стеснение вызывает борьбу, войну; сознание не прав, а долга, к которому ведет всеобщеобязательная воинская повинность, приведет к устранению борьбы, войны. А вместе с тем призыв к воинской повинности христиан в Турции разве не был бы уравнением их с мусульманами; и, конечно, для такого уравнения Турции необходимо признать, что ислам не есть религия войны, как это и утверждается многими панегиристами религии Магомета?! Точно так же призыв индусов ко всеобщей воинской повинности, разве не был бы возведением всех низших индусских каст в кшатриев, т. е. в дворянство, и разве этот призыв не был бы более верною гарантиею против притеснения нынешних правителей Индии, чем всеобщая подача голосов или выборы, которыми так легко злоупотреблять? Предложение же со стороны европейских народов китайскому правительству ввести у себя всеобщую воинскую повинность, разве не было бы актом великодушия, т. е. отречением от раздела Китая?!. Если же воинская повинность была бы введена повсюду, тогда новая конференция мира, созванная тем же царем, как и первая, не была ли бы поставлена в необходимость, в виду очевидной бесплодности третейских международных судов, изыскать новые средства, новые способы к миротворению. Что третейские международные суды совершенно бесплодны, слишком ясно и ярко доказано войною англичан с бурами, которою как будто сама история решилась убедить народы в бесполезности третейских судов и в необходимости искать иного пути для устранения войны и сохранения мира. Для верующих тут несомненно участие провидения, обращающего и самое зло, производимое людьми, во всеобщее благо; а благо было бы великое, если бы народы вняли уроку, который вытекает из бурской войны, т. е. если бы поняли бесполезность третейских судов, и в таком случае кровь, пролитая и бурами и англичанами, была бы плодотворна, принесла бы великий плод. Отвергнув же третейские суды как средство, негодное для устранения войны, не найдем ли мы это средство в присоединении ко всеобщей обязательной воинской повинности также всеобщего и также обязательного образования чрез школы, в которых образование соединено с расширением самого знания, науки; наука при таком способе расширения, т. е. при расширении не чрез отдельных только ученых, а чрез школы, чрез совокупную работу учителей и учеников, сделавшись познаванием каждым народом себя и своей страны, сделает и школы у всех народов истинно национальными, а вместе и введет учеников в самое дело знания, учителей же обратит в делающих, в исследующих и вводящих в дело исследования младшее подрастающее поколение; учителя, таким образом, перестанут быть только учащими, только приготовляющими к делу, которого сами никогда не делали, а потому практически, т. е. настоящим образом, и не знают. Удивительно ли, что знания, приобретаемые в такой школе, как она ныне есть, оказываются ни на что не нужными, и после последнего экзамена их приходится только забывать!.. Школы, сделавшись — через присоединение к образованию и познавания каждым народом себя и своей страны — истинно национальными, никакой враждебности к другим народам вносить, однако, не будут, ибо способствуя и даже прямо ведя к обращению оружия, т. е. орудий истребления, в орудие спасения, такие школы приведут к сознанию невозможности совершить такой переход для каждого народа в отдельности от других народов, приведет к сознанию, что каждый народ есть лишь часть целого рода человеческого, часть, которая будет бесплодна без объединения со всеми другими народами. Кроме того, эти школы, национальные у всех, приведут к объединению и в религии, понимаемой как дело, ибо, объединяя всех в одном деле, школы эти должны привести и к единомыслию, к единоверию, т. е. приводя к единству в деле, приведут к единству и в догмате. Таким образом, обращение орудий войны и всего на войне употребляемого в орудия спасения есть не только великий нравственный, но и религиозный акт, акт истинно христианский и при том такой, который составляет отличительную черту православия, черту, не только не отделяющую православие от католицизма и протестантизма, но ведущую его к соединению с ними по вопросу об искуплении, т. е. спасении, делами или же только верою, по вопросу коренному и так резко разделяющему католиков и протестантов, вносящему между ними такую непримиримую вражду. Знаменательно, что вопрос об искуплении почти не был предметом споров или разъяснений в греко-русской или греко-славянской церкви; будем же надеяться на разрешение его этою церковью в том смысле, что спасительны не дела, никакого отношения к самому спасению не имеющие, спасительно лишь единое, общее всем дело действительного спасения от голода, болезней, а, наконец, и от смерти, к которой ведут и голод и болезни; на это дело и обращается оружие, постепенно превращаясь, переходя из орудий истребления в орудия действительного спасения, т. е. искупления. Если католическая церковь приписывает крестовым походам, этим, признаваемым священными, войнам, спасительную силу, не в них самих, однако, заключающуюся, не ими производимую, так как спасение, чрез эти войны получаемое, есть лишь награда, за них даваемая, то война не с себе подобными, а с силою неразумною, слепою, с силою умерщвляющею, война прямо избавляющая, искупляющая от греха вытеснения, эта война со слепою силою как дело, как исполнение воли Божией, составляющая сущность православия, есть уже само спасение, спасение прямое, самими производимое, а не получаемое лишь как награда. При таком разрешении вопроса о спасении православие сделается истинно универсальным, примирит и объединит не католицизм только и протестантизм, но и все существующие религии.

Соединение всеобщеобязательного образования и познавания со всеобщеобязательною воинскою повинностью уничтожит сословность знания и сделает его принадлежностью всех при обращении, чрез общеобязательную воинскую повинность, всего народа в естествоиспытательную силу; тогда и опыт из искусственного превратится в естественный, не в лабораториях, а в самой природе производимый, т. е. такой опыт внесет, или введет, в мир регуляцию, причем апостериорное знание уровняется с априорным, приобретет всеобщность и необходимость в управлении всеми, всем родом человеческим — в совокупности, слепою силою природы. Такая регуляция, управление слепою силою, будет делом истинно священным, и заставит ко всем наблюдениям и опыту, составляющим это дело, относиться со всею серьезностью, какая требуется делом религиозным, и не позволит относиться к ним пренебрежительно, как к делам, прямого отношения к военному делу не имеющим. Таким образом, устранится и справедливое замечание г. Симонова в его статье “Военные мысли о штатском деле” (“Н. Вр.”, 1899 г., март, № 8280) о совершенной непрактичности способа, предлагаемого в статье “Разоружение” для осуществления заключающейся в статье идеи, ибо способ этот непрактичен лишь “при существующем положении вещей”, как это признает и сам г. Симонов, так внимательно и доброжелательно отнесшийся к статье “Разоружение”, оставшейся почти незамеченною и даже вызвавшей глумление со стороны некоторых, очевидно, и не прочитавших ее; причем, должно сказать, что из самой этой статьи Симонов не мог видеть, что обязанность наблюдений и опытов возлагается на войска, как дело религиозное.

Статья “Разоружение” нуждается не в исправлении лишь, но и в дополнении всем тем, что появилось по обсуждаемому в ней вопросу после напечатания ее 14-го октября 1898 года в “Новом Времени”. Говоря об обращении войска в естествоиспытательную силу, военного дела в исследование, изучение природы, и основывая такое назначение войска и военного дела на данных, собранных на полях сражений, которые приводят к заключению о возможности вызывать дождь посредством взрывчатых веществ, указывая затем на необходимость исследования предложенного Каразиным аппарата, состоящего из громоотвода, поднятого на привязном воздушном шаре, на необходимость исследования этого аппарата чрез войска же, что не потребует никаких особых трат, так как “воздушный шар”, если и не вполне еще сделался, то уже делается военным орудием, в статье говорится дальше: “и не одно только исследование влияния взрывчатых веществ на атмосферные явления, хотя бы и с присоединением к их действию и действия посредством орудия, 85 лет тому назад предложенного Каразиным, но и все, что применяется к военному делу, может быть испытываемо чрез войска же не только как средство полезное на войне, но и как средство регулирования, управления естественными явлениями”. На этом основании на войска же нужно возложить исследование и способа, предложенного в последнее время Станоевичем, который состоит в том, что “к воздушному змею, подобному тем, какие употребляются в современной метеорологии для исследования воздуха, или к небольшому привязному аэростату прикрепляется сильный электрический колокольчик или сирена низкого или высокого тона, способные производить в самых облаках, так сказать, на месте, воздушные колебания, значительно более сильные, чем вызываемые вихревыми кольцами мортир.<1> Высоту подъема шара или змея, конечно, всегда можно изменять сообразно высоте туч, ставя, таким образом, аппарат в наилучшие условия действия. Шар или змей удерживается стальною проволокою вместе с двумя другими изолированными проволоками (медными или алюминиевыми), проводящими электрический ток к колоколу от батареи с земли. Можно было бы и батарею поднять на шар, если бы сила тяги позволила это”. (В. Р-ков, “Борьба с градом”, “Новое Время” 1901 года). Только что описанный аппарат предназначается для борьбы лишь с градом, но в статье, откуда описание это взято, выражается надежда, что он даст “возможность то рассеивать градовые тучи, то предупреждать ливень, то наоборот вызывать дождь в засуху”; следовательно, орудие, предлагаемое Станоевичем, может служить к управлению вообще метеорическими явлениями; способ же управления посредством этого орудия, основан на том положении, что “разряды электричества, которому приписывается важная роль в образовании града, могут быть смягчаемы и изменяемы воздушными вибрациями”; исходя из этого, Станоевич и “предлагает проект электрозвукового предохранителя от града, производящего сильные воздушные колебания на значительных высотах”. Убеждая в необходимости испытать способ, предлагаемый Станоевичем и описанный в “L’Illustration”, 1901 г. № 3052-й, “не страшась никаких расходов на это испытание”, В. Р-ков, в вышецитированной статье своей “Борьба с градом”, замечает: “военные воздушные парки могли бы произвести такие опыты без излишних затрат и без ущерба для своих прямых занятий”... “Шары и змеи в парках и обсерваториях всегда готовы к полету, остается только снабдить их электрическим колоколом”.

Борьба с градом посредством стрельбы из мортир быстро распространяется в последнее время в Италии, Швейцарии, Испании, Венгрии, Далмации и других частях Австрии (“Предотвращение града стрельбой из мортир”, “Прав. Вестн.” 1902 г. № 10-й); производятся опыты этой борьбы и у нас, в Крыму и на Кавказе, и “дали безусловно благоприятные результаты”, говорится в статье В. Р-ва “Первая русская градобойная мортира”, напечатанной в № 40-м “Московских Ведомостей” за 1902 г., борьба же с градом есть, конечно, начало регуляции, управления метеорическими явлениями, к которому делается призыв в статье “Разоружение” и во всех предшествовавших ей и в ней упоминаемых статьях, помещавшихся, начиная с голодного 1891 г., в “Русском Архиве”, “Пензенских Губернских Ведомостях”, газете “Дон” и друг., ибо стрельбою из мортир градовые тучи не рассеиваются только, но и “превращаются в благодатные дождевые”, как это говорится в вышецитированной статье “Предотвращение града стрельбою из мортир”; в статье же “Первая русская градобойная мортира” утверждается, что “сущность предотвращения града заключается, как замечено, в вызывании дождя из градоносных туч”, а потому “является вполне вероятным основание применить в будущем градобойные мортиры и к борьбе с засухой. А если в теплое время года мортирная стрельба окажется способною вызвать дождь, то в холодное та же стрельба может вызвать снег, что очень важно для предохранения озимых всходов путем своевременного покрытия их снегом. Такой же вероятный успех в будущем может принести применение градобойных мортир и на охранение садов и виноградников от утренних заморозков и т. д.”.

Таким образом, в виду распространения градобойных станций по Италии, Франции, Швейцарии, в Испании, Австрии, в Крыму и на Кавказе, в виду того, что даже страховые общества от градобитий уменьшают страховые платежи там, где устроены градобойные станции (“К вопросу об артиллерийской борьбе с градом”, “Русск. Ведом.” 1901 г. №№ 178-й и 191-й), мудрено сомневаться в действительности средства, предлагаемого для управления метеорическими явлениями и заключающегося в действии посредством взрывчатых веществ. Управление же метеорическими явлениями — предмет столь важный, требует действия на таких обширных пространствах, и наконец, самое средство к тому (взрывчатые вещества) столь опасно, что не может быть предметом деятельности отдельных лиц, и должно стать предметом государственной деятельности; государственная власть должна возложить на войска производство дальнейших опытов действия стрельбы, а также громоотводов и электрических колоколов, поднятых на привязных воздушных шарах и на змейковых аппаратах <2> в верхние слои атмосферы. Опыты эти должны” производиться на обширных пространствах, по определенному плану, выработанному учеными и изменяемому по мере накопления новых, почерпнутых из опыта данных; только чрез такие опыты, производство коих в самой природе и на обширных пространствах возможно лишь чрез войска, может быть разрешен и самый вопрос, как собственно действует стрельба на тучи, производит ли она воздушные вибрации и посредством этих вибраций смягчает разряды электричества, которому приписывается важная роль в образовании града, заставляя чрез такое смягчение разрядов электричества градоносные тучи проливаться дождем, осаждаться снегом, или же стрельба действует как либо иначе?!. В. Р-ков в статье своей “Борьба с градом” утверждает, что производство таких опытов чрез войска не может причинить ущерба для их прямых занятий, а статья “Первая русская градобойная мортира”, говоря о том, что история градобойного дела указывает на несколько случаев увечья и даже смерти, объясняет это тем, что за дело взялись не специалисты, и выражает надежду, что ничего подобного не будет, когда за дело возьмутся специалисты, т. е. военные артиллеристы.

Таким образом, все, чем приходится дополнить статью “Разоружение”, приводит к признанию необходимости обратить оружие в орудия спасения, обратить силы, действующие оружием, т. е. войска, в естествоиспытательную силу, обратить чрез общеобязательную воинскую повинность в естествоиспытательную силу все народы; что и будет достигнуто, когда с общеобязательною воинскою повинностью будет соединено и общеобязательное образование, но образование, соединенное с расширением самого знания; такое образование и приведет к исполнению всеобщеобязательного долга, всеобщеобязательной повинности, переходящей от защиты отечества против себе подобных, как это ныне есть, к защите против слепых сил природы, к управлению разумом всех разумных существ, к регуляции слепой неразумной силы природы. При этом уничтожится и разделение на два разума, теоретический и практический, и на два сословия ученых и неученых, — разделение, приводящее к двум невежествам, ибо неученые и сами признают себя людьми темными, а ученые сами же не признают свое знание объективным, т. е. имеющим действительную достоверность, ученые сами признают свое знание лишь субъективным и даже утверждают, что человек и не способен ни к какому знанию, кроме субъективного, т. е. недостоверного, ничего, следовательно, не стоящего, мрака вокруг нас не разгоняющего, что человек обречен, следовательно, на вечный, безвыходный мрак невежества. Таким образом, разница между учеными и неучеными заключается лишь в том, что неученые верят в возможность для человека знания, хотя его и не имеют, а ученые пришли к полному убеждению, что знание для человека невозможно. При уничтожении же разделения на два разума предмет знания для разума теоретического становится предметом дела для разума практического, и этот последний становится столь же широким, как и первый; в настоящее же время так называемый “практический разум” ученых (Канта) ограничивается лишь нравственною оценкою действий людей и при том людей не в их совокупности, а в розни, в какой они ныне находятся.

Позволим себе закончить нашу статью выдержкою из известного произведения Нордау — “Вырождение”; на стран. 103-й (Киев, 1894 г.) этого произведения говорится: “Человечество должно искать спасение не в возвращении к природе, но в разумной организации борьбы против природы, я бы сказал в общей против нее воинской повинности с правом льгот только для калек”. Мы же, со своей стороны, полагаем, что даже в настоящее время не найдется такого калеки, способного, однако, к жизни, и тем более не найдется такого в будущем, который не мог бы принять того или другого участия в общем и спасительном для всех деле; спасительная же организация уже существует; организация эта войско, в которое обращаются чрез введение общеобязательной воинской повинности целые народы, обращается весь род человеческий; нужно лишь, чтобы на войска, кроме защиты от себе подобных, было бы теперь же возложена обязанность исследования и всего того, что может служить для защиты против слепых сил природы; и это не только не будет в ущерб, но возвысив сознание воинов, возвысит и боевую готовность войск в случае крайности, возможность которой будет становиться при этом все меньше и меньше, а, наконец, такая крайность станет и совершенно невозможною. Не уничтожение войска, этой великой силы — что и невозможно, — а превращение его в естествоиспытательную силу сделает войну невозможною. Нужно не бросить меч, а перековать его на орало, не бросить оружие, ибо его могут поднять и обратить против нас же, нужно из орудий разрушения обратить его в орудие спасения; война не волевое явление, и никакими уговариваниями, как бы сильны и красноречивы они ни были, уничтожить войну нельзя. Что война не волевое явление, самым ярким и несомненным доказательством служит завоевание Туркестана, который был завоеван не только вопреки воле, но и несмотря на самые настоятельные воспрещения нашей дипломатии и центрального правительства, как об этом свидетельствует первый туркестанский генерал-губернатор К. П. фон-Кауфман (см. “К. П. фон-Кауфман, устроитель туркестанского края. Личные воспоминания Н. Остроумова”).

--------------------------------------------------------------------------------

1 Говорится о градобойных мортирах (см. “Предотвращение града стрельбой из мортир”. — Правит. Вестник 1902 г. № 10 и след. и статью Н. С. в Русск. Ведом. 1901 г. №№ 178 и 191-й “К вопросу об артиллерийской борьбе с градом”).

2 Змейковым аппаратом, предназначенным только для наблюдений, была, совершенно неожиданно, 19 апреля 1902 г. вызвана гроза, как это сообщается в апрельских номерах 1902 г. газет “Новое Время” № 9386-й и “Московские Ведомости”; следовательно, змейковый аппарат может быть также отнесен к числу аппаратов, пригодных для управления метеорическим явлениями и которым должно быть вооружено воинство и теперь называемое христолюбивым; а тогда оно будет поистине христолюбивым воинством, ибо если этим аппаратом была вызвана гроза, которая имеет такую тесную связь с атмосферными осадками, то могут быть вызваны, следовательно, и эти осадки; нельзя не заметить также, что аппарат, который может вызвать грозу, является и весьма опасным, грозящим опасностью жизни, и жизни не производящих лишь опыты, и потому не может быть оставлен в руках частных лиц, и может быть поручен лишь войскам, призванным защищать жизнь других и жертвовать своею за друга своя.