Антропология и другие формы понимания человека
Естественнонаучная антропология и философская антропология

Э. В. Деменчонок

ОПЕРАЦИОНАЛЬНО-БИХЕВИОРИСТСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ ЧЕЛОВЕКА

Бихевиоризм — господствующее и наиболее стойкое направление в психологии США XX в., оказавшее огромное влияние на философскую мысль в этой стране. Воздействие бихевиоризма в той или иной мере испытали неореализм, прагматизм, опера-ционализм, неопозитивизм и постпозитивизм. В свою очередь, эти философские теории во многом определили мировоззренческие установки бихевиоризма. Возникнув под влиянием идей эволюционной биологии, бихевиоризм поставил перед собой задачу разработки объективных подходов в исследовании человека. Основоположники бихевиоризма Э. Торндайк и Дж. Уотсон выступили против субъективистского и идеалистического понимания сознания и человека, предложив вместо интроспективного подхода методы исследования внешнего поведения (бихевиоризм—от англ. behavior—поведение). Психологи-бихевио-ристы внесли определенный вклад в разработку конкретных вопросов психологии. Вместе с тем механистические теоретические установки этого течения создавали серьезные трудности, вынуждали его теоретиков переосмысливать и дополнять исходные принципы “классического” бихевиоризма, создавать различные варианты необихевиоризма.

Бихевиоризм как психологическая теория уже с момента своего появления стал объектом критики его оппонентов среди ученых-психологов, указывавших на его фундаментальный порок — попытку объяснить психику вне понятий сознания, мышления, воли, вне ее социальной природы. Но та острая и получившая широкий общественный резонанс полемика, центром которой в 60—70-х годах стал бихевиоризм, была вызвана главным образом философскими экстраполяциями его теоретиков, попытками развить на его основе новую, сциентистскую теорию человека и общества.

Наиболее последовательно эта философская претензия бихевиоризма на переосмысление современного знания о человеке, на новое понимание его природы выразилась в работах Берреса Фредерика Скиннера (р. 1904) — профессора Гарвардского университета и одного из самых известных и влиятельных представителей данного направления. Его деятельность не ограничивается экспериментальной психологией (ему принадлежит заслуга разработки оригинальных методик изучения оперантного поведения). Усилиями Скиннера бихевиоризм превратился в своеобразную философскую теорию. Непрекращающиеся на протяжении четырех десятилетий дискуссии вокруг идей и концепций Скиннера объясняются не столько результатами его экспериментальных работ или фундаментальностью его теоретических построений, сколько тем, что он по-своему живо откликается на новые идеи и открытия науки. При этом идеи биомеханики, психофизиологии, кибернетики, теории информации, психолингвистики и другие новейшие материалы науки неизменно интерпретируются им в рамках мировоззренческих установок бихевиоризма. Немало способствовала широкой известности Скиннера его научно-популярная деятельность. Скиннер является автором романов-утопий, рассчитанных на широкую аудиторию философско-психологических работ, автобиографических эссе. Его выступления по телевидению пользуются успехом у американской публики и в определенной мере формируют характерный для массового сознания образ науки.

Имя Скиннера получило известность с выходом в 1948 г. его нашумевшего романа-утопии “Второй Уолден”. В художественном отношении роман не стал событием и представлял собой изложение в литературной форме социальных идеалов и философских взглядов автора. Шокирующие манипулятивные представления о человеке и обществе принесли книге полускандальную популярность, сделали предметом споров и толкований.

В романе в пасторальных тонах описывается “идеальная” община на берегу Уолденского озера, гармоничная и счастливая жизнь которой достигается благодаря полному контролю и регулированию поведения ее членов со стороны элиты ученых-контролеров. Роман преподносился Скиннером как современное продолжение написанной веком раньше книги Генри Дэвида Торо “Уолден, или Жизнь в лесу”. Однако по своему идейному содержанию скиннеровский проект тотально манипулируемого общества явился антиподом идеалу свободной личности, получившему столь яркое выражение у выдающегося гуманиста и демократа Г. Торо.

Роман Скиннера представляет собой проект-утопию социального применения бихевиоризма в масштабах общества в целом. Он стал своеобразным рекламным проспектом необихевиористских идей, выдвинутых тогда еще сравнительно мало известным Скиннером-психологом, и прежде всего идеи “позитивного подкрепления”, авансом фантастических возможностей, которые будто бы открывает перед обществом “наука о поведении”. В свою очередь, последующие академические работы Скиннера обнаруживают ориентированность на сформулированный в романе социальный идеал, играют роль “научной” базы социально-реформистских проектов автора 1.

В философско-социологическом отношении работы Скиннера представляют собой бихевиористскую разновидность сциентист-ской утопии. Если в “классическом” технократизме и последующих футурологических проектах оздоровления капитализма наука рассматривается главным образом со стороны обеспечения ею технико-экономического роста и развития потребительных возможностей производства как основы движения капиталистического Запада к “интегрированному обществу согласия”, то Скиннер делает ставку на социально-регулирующие возможности науки в виде разработанных учеными-специалистами способов контроля и программирования человеческого поведения. При этом реальное решение социально-экономических проблем и противоречий отодвигается на второй план по сравнению с задачей выработки заданных стереотипов поведения, конформистского отношения к наличному порядку вещей.

Скиннер говорит о драматизме ситуации человечества XX в., пережившего две мировые войны, утратившего “мечты о прогрессе к более высокой цивилизации”. Он отмечает противоречивость результатов научного прогресса: применение науки предотвратило голод и эпидемии, снизило смертность, но в то же время сделало войны более ужасными и разрушительными; говорит о “безответственности, с которой используется наука и ее результаты”, превращающей науку нередко в “опасную игрушку в руках ребенка”. Однако констатируя эти тревожные явления, он приходит к тенденциозным, апологетическим выводам, будто причина всех бед заключается не в антигуманных социальных последствиях использования науки в условиях капитализма, а в недостаточно повсеместном и всеохватывающем ее применении, в еще не полной “сциентизации” общественной жизни.

Корень существующих проблем Скиннер усматривает в том, что “наука распространила наш контроль на неодушевленную природу, но не подготовила человека к возникающим серьезным социальным проблемам” ². Выход он видит во всеохватывающей сциентизации общества, и прежде всего в распространении методов науки на человека и его поведение. В плане методологическом — это перенесение методов естественных наук, особенно физики и биологии, на сферу человеческой жизнедеятельности, в плане социальном — разработка “технологии поведения” как средства установления социальной гармонии. “Насколько мы далеки от ,,понимания человеческих дел" в том смысле, в каком физики и биологи понимают свои области, настолько же мы далеки от предотвращения катастрофы, к которой, похоже, мир неумолимо движется”, — заявляет Скиннер ³.

Скиннеровская “научная” теория человека строится как антитеза традиционному философскому его пониманию. Согласно автору, человека следует рассматривать как естественно-природный, а не социальный объект, поэтому “наука о человеческой природе” должна быть продолжением “науки о природе” ⁴.

Ограничивая науку естествознанием, Скиннер отвергает всякий иной тип знания, в том числе общественные науки ⁵. Он убежден, что “экспериментальные и математические методы, используемые при открытии и описании униформностей, являются свойством науки в целом” ⁶, в том числе и наук о человеке.

Следуя эмпирической традиции, Скиннер признает реальным лишь то, что наблюдаемо. Предметом психологической науки могут быть только непосредственно фиксируемые феномены. В человеке таковыми являются функциональные связи между стимулами и реакциями, доступные экспериментальному контролю.

Эти связи, объясняющие поведение человека, доступны наблюдению посредством несложных приборов, используемых в экспериментальной психологии, таких, как изобретенный им же “скин-неровский ящик”.

В итоге автор сводит теорию человека к “науке о поведении”. Само же поведение понимается им как ответные телесные реакции на действие внешней среды: “Я определяю поведение как движение организма в пространстве относительно себя или какой-либо другой пригодной системы отсчета” ⁷. Человеческое поведение — это “функция” окружающих условий: “Причины поведения являются, технически говоря, независимыми переменными, а поведение как зависимая переменная есть их функция” ⁸.

Скиннеровский “научный” подход к объяснению человека перекликается во многом с современной постпозитивистской философией, в частности с “научным материализмом”, редуцирующим “ментальное” к “физическому”. Во многом созвучна теория Скиннера и “аналитическому бихевиоризму” Г. Райла. Общим для них является методологический принцип редукционизма. К научным понятиям Скиннер относит только те понятия, которые обозначают физические события и предметы. Ментальные понятия, выражающие внутренний мир человека, — выбор, намерение, цель и т. п. — считаются “объяснительными фикциями” (поскольку они не соотносятся с процессами, доступными наблюдению и измерению, а потому должны быть элиминированы и в ходе развития бихевиоральных и физиологических исследований заменены научными терминами).

Одной из центральных проблем любой концепции человека является проблема свободы и необходимости или свободы и детерминизма. Как же решает ее Скиннер?

Краеугольным камнем скиннеровой “науки о поведении” является постулат о жестком детерминизме, отрицающий свободу воли ⁹. Важно иметь в виду, что механицистски понимаемый детерминизм, на котором автор строит всю теорию поведения, берется им как априорная посылка, гипотеза (которая так и остается недоказанной, но тем не менее используется в качестве удобного и работающего принципа в объяснении причин и мотивов человеческого поведения).

Собственно теоретический багаж Скиннера-психолога невелик и исчерпывается главным образом идеей “оперантного обусловливания”, на которой он пытается построить свою философию человека. Теория “оперантного” поведения в отличие от “двухтактной” (стимул—реакция) линейной схемы классического бихевиоризма дает более усложненное объяснение человеческого поведения, учитывающее роль обратной связи. Наряду с фактором воздействия и ответной реакцией выделяется третий элемент — “подкрепляющие последствия”, т. е. сопутствующие модификации организма и характера его реакций. Результаты действия влияют на последующее поведение, в итоге путем подкрепления складывается определенный тип или “репертуар” поведения. Согласно этой теории, человек руководствуется принципом удовольствия, стремится избежать действий с неприятными последствиями (т. е. отрицательного подкрепления) и предпочитает действия положительно подкрепляемые. Уклоняясь от отрицательных факторов и подкрепляя положительные, человек как бы способствует позитивному изменению стимулов социальной среды. В этом Скиннерсклонен видеть проявление активности человека по отношению к социальному окружению.

В действительности же данная концепция трактует выбор действий только как избирательность к стимулам среды, а не как целенаправленную деятельность. Поведение человека рассматривается безотносительно к его уровню сознания, убеждениям, мотивам и сознательно преследуемым целям. Отказывая человеку в способности к целенаправленной деятельности, Скиннер отрицает роль субъекта в социальных преобразованиях. Активное отношение к среде сводится к манипулированию факторами среды как способу активного контроля над человеческим поведением. Общественные отношения трактуются лишь как разновидность поведения, включающего взаимодействия между людьми. Таким образом, в представлениях американского психолога общество — это поле гигантского по масштабу бихевиористского эксперимента, осуществляемого контролирующей элитой над “управляемой” массой.

Главное препятствие к воплощению “науки о поведении” в социальную практику Скиннер усматривает в бытующих иллюзиях свободы личности. По его мнению, идея свободы и достоинства, провозглашенная в доктринах буржуазно-либерального индивидуализма, стала широко распространенным мифом обыденного сознания, чем-то вроде светской религии масс. Она поддерживается гуманистической традицией в философии, психологии и художественной литературе, сотворившей культ человека, уверовавшей в безграничность его разума и свободы. Традиционная концепция человека “создала индивида как средство противодействия контролю, и она делала это успешно, но таким образом ограничивала прогресс” '°.

Скиннеровское “научное” видение человека призвано развеять не оправдавший себя миф свободы. Свобода воли, моральная ответственность, достоинство, автономность человека объявляются устаревшими понятиями, подобно флогистону или теплороду в физике, лишь прикрывающими наше незнание человеческой природы. Детерминизм, подчеркивает автор, “противостоит традиции, которая считает, что человек — это свободный деятель, чье поведение есть продукт не определенных предшествующих условий, а спонтанных внутренних изменений линии действия” 11. Объектом сциентистской критики у него являются Достоевский и Фрейд, Маслоу и Роджерс, Поппер и Кестлер. Всех их автор критикует как представителей отвергаемой им “литературы свободы и достоинства”.

Мысль Скиннера движется в метафизическом противопоставлении крайностей детерминизма и индетерминизма: либо полная зависимость от окружающей среды, либо ничем не ограничиваемая автономность.

Представление о детерминированности человека первоначально было выдвинуто Скиннером в противовес субъективно-идеалистической философии и психологии, основывающейся на интроспекционизме. Однако в дальнейшем критика идеи “автономного субъекта”, телеологически действующего на основе внутренней мотивации, превращается Скиннером в удобную форму нападок на свободу личности. В.контексте скиннеровской критики образ “автономного человека” получает собирательный и сугубо негативный смысл: он становится общим именем для свободы личности, сознания, субъективности человека. Всякая концепция, в той или иной форме признающая известную автономность человека, объявляется ненаучной.

Механицизм бихевиористов, считавших предметом психологии не сознание, а поведение по схеме “стимул—реакция”, впоследствии пытаются преодолеть представители необихевиоризма, которые включают в данную концепцию факторы побуждения, установки, познавательные феномены. Эта тенденция заметна и в рассуждениях Скиннера, в том числе в его критике “автономного человека”. Оставаясь в целом на позициях бихевиористского отрицания роли сознания, американский психолог в то же время пытается смягчить грубую прямолинейность выводов своих предшественников. Он соглашается включить феномены духовной жизни в поведенческий анализ, однако лишь при условии их бихевиористского истолкования.

Учитывая упреки критиков в том, что бихевиористы изучают “пустой организм”, Скиннер стремится представить собственную “научную” теорию как более широкую, способную дать всеохватывающий анализ поведения человека. Неверно было бы, заявляет он,просто игнорировать вопросы сознания,самопознания,моральных ценностей и мотивов, характеризующих душевную жизнь человека: нужно объяснить их в понятиях поведения.

Насколько же это удается самому Скиннеру? Декларируемая им задача—объяснить сознание в рамках теории необихевиоризма — остается в его работах нерешенной, а при ближайшем рассмотрении и неразрешимой. Строго говоря, автор не поднимается до рассмотрения философско-психологических проблем сознания, его природы, структуры, закономерностей функционирования. Суть его подхода состоит в сведении деятельности сознания к его внешним проявлениям, приспособительным реакциям, в стремлении доказать его полную зависимость от “стимулов среды”. Схема “оперантного поведения” превращается Скиннером в универсальное объяснение духовной жизни человека.

Американский психолог согласен признать сам факт “приват-ности”, существования внутреннего мира человека, однако при этом отрицает какую бы то ни было его специфику по сравнению с природным миром. “Проблема возникает отчасти из несомненного факта приватности: маленькой части универсума, заключенной в человеческой оболочке, — пишет он. — Нелепо отрицать существование этого частного мира, но столь же глупо было бы считать, что коль скоро он частный, то природа его иная, чем у окружающего мира. Различие заключается не в веществе, из которого состоит частный мир, а в его доступности (исследованию. — Э. Д.)” ¹².

По утверждению Скиннера, экспериментальный анализ не игнорирует сознание, а рассматривает его совершенно иначе, как поведенческий феномен. “Вопрос не в том, может ли человек познать себя, а в том, что он узнаёт, когда делает это” ¹³. Сугубо прагматический смысл данного подхода он разъясняет следующим образом: “Масштаб, которым человек должен осознавать себя, зависит от важности самонаблюдения для эффективного поведения. Самопознание ценно лишь в той мере, в какой помогает встретить обстоятельства, при которых оно возникло” ¹⁴.

В одной из своих ранних работ, “Вербальное поведение”, американский психолог предпринял опыт интерпретации языка в терминах оперантного поведения, согласно которому произносимые одним человеком звуки приобретают устойчивые значения в процессе подкрепления их со стороны другого человека ¹⁵. Эта концепция условно-рефлекторного освоения языка подверглась резкой критике, в частности, американским лингвистом Н. Хом-ским, который выступил против биологизма в объяснении вербального поведения, подчеркивая, что язык развивается и функционирует по своим собственным законам ¹⁶.

“Без помощи вербального сообщества все поведение было бы бессознательным, — пишет Скиннер. — Сознание есть общественный продукт. Оно не только не есть особое поле автономного человека, оно не находится в сфере отдельного человека” ¹⁷. Ссылка на общественный характер сознания используется автором как аргумент против автономности человека. Верное положение о том, что сознание есть общественный продукт, получает у него превратное истолкование, выдвигается как довод в отрицании индивидуальности сознания. Американский психолог не различает индивидуальное (личное) сознание и общественное, игнорирует в сознании диалектику индивидуального и социального. Он не раскрывает подлинно общественного характера сознания: оно трактуется им как лишь инструмент эффективной адаптации людей к внешним обстоятельствам и друг к другу.

По мнению Скиннера, оперативным поведением можно -объяснить все многообразие человеческой деятельности, даже столь сложной, как поэтическое творчество. Он считает, что “появление поэмы” так же обусловлено сочетанием факторов генетики и среды, как и “появление ребенка”. Поэма появляется у поэта как функция его истории подкрепления ¹⁸. В обстоятельствах среды, в истории подкрепления людей автор надеется отыскать объяснение не только поэзии, но и любви, творчества, желаний, мыслей и чувств.

Последним оплотом “автономного человека” Скиннер считает “сложную познавательную деятельность, называемую мышлением”. Объяснение процессов мышления он подменяет перечислением возможных вариантов ответов на стимулы среды: обобщение изображается как стереотипизация ответа, его механическое перенесение человеком из опыта “своего маленького мира” на весь остальной мир; абстрагирование — это одинаковые ответы на одинаковые по свойству стимулы; вспоминание — сходный ответ, повторенный во времени; ассоциирование слов — повторение ответа при разных словах-стимулах ¹⁹. Фиксирование этих вариантов отношений между стимулом и реакцией не требует обращения к мышлению (действия рассматриваются как обусловленные стимулами, безотносительно к сознанию субъекта), и сами эти констатации ничего не дают для понимания феномена мышления: поведенческие реакции и мышление рассматриваются Скин-нером феноменологически, как рядоположенные, вне их внутренней связи.

Скиннер пытается объяснить обстоятельствами подкрепления даже влияние идей на деятельность людей. Та или иная философская теория “суммирует эффект окружающих условий”, который в принципе можно было бы проследить. “Человек, обладающий ,,философией свободы", — это такой, который изменился определенным образом под воздействием литературы о свободе” ²⁰. Эту мысль Скиннер поясняет примером из теологии. Бессмысленно ставить вопрос: человек грешит потому, что он греховен, или он греховен потому, что грешит? Говорить, что человек греховен потому, что грешит, — значит дать операциональное определение греха. Сказать, что он грешит потому, что греховен, — это значит проследить его поведение до предполагаемых внутренних черт. Но вовлечена ли личность в род поведения, называемого греховным, зависит от обстоятельств, и причину следует искать в истории обстоятельств подкрепления. Поэтому нельзя говорить о моральности человека в смысле обладания особым свойством или добродетелью: социальное окружение заставляет его вести себя моральным образом ²¹.

Скиннер отрицает формирование каких-либо устойчивых социально значимых индивидуальных черт, характеризующих личность, ее духовно-нравственные качества. По его мнению, о чертах характера, например смелости, говорить бессмысленно, поскольку они относятся к свойству не самого человека, а его действия, когда окружающие обстоятельства побуждают его к этому. “Поведение изменяют обстоятельства, а не внутренние черты или добродетели”, — делает вывод автор ²².

Ссылаясь на результаты психологических экспериментов, Скиннер ставит под сомнение существование личности как интегрирующего начала индивида, обеспечивающего последовательность его поведения, активно-творческий характер деятельности. По его словам, человеческое “Я” есть репертуар поведения, свойственный данному типу обстоятельств. Два или более репертуара, сформированные различными типами обстоятельств, составляют два или более “Я”. Личность обладает одним репертуаром, свойственным ей, скажем, среди друзей, и является совсем иной в семье. Если же личность оказывается одновременно с семьей и друзьями, то невозможно говорить о ее идентичности ²³. Коль скоро поведение человека есть лишь цепь реакций на изменение окружающих условий, репертуар социальных ролей, набор масок, за которыми нет никакого личностного “Я”, можно ли говорить о личности как единстве, целостности? Существует ли вообще в человеке индивидуально-личностное ядро, отделяющее его от слепой стихии обстоятельств, превращающее в субъекта сознательной деятельности, способного расширять степень своей свободы и нести за нее ответственность? Ответ на эти вопросы для Скиннера заведомо отрицательный. “Картина, создаваемая на базе научного анализа, показывает не тело с личностью внутри, а тело, которое есть личность в том смысле, что оно располагает сложным репертуаром поведения”, — заключаетон 24

Иронизируя над выводами данной “суперэмпирицистской” концепции, американский философ Т. Мачан пишет: “Скиннер выводит свою идею человека как суммы поведения, движущегося организма, который не обладает сознанием, способностью начинать действия, свободой и, следовательно, не имеет достоинства. Если человек не божествен и если он не просто часть природы, что невозможно, значит, он должен быть машиной” ²⁵.

В спектре буржуазной философии и психологии концепция Скиннера обозначает крайнюю точку сциентистского отрицания свободы, личности, сознательной и творчески-преобразующей сущности человека. Это ставит ее “по ту сторону” не только идеалистических концепций, но и традиционной гуманистической теории. в той или иной форме признающей в человеке личность.

Характерна в этом отношении скиннеровская полемика с теорией Фрейда. Вопреки стремлению Скиннера изобразить бихевиоризм как победу над “мифами” традиционной философии и решительный шаг к строго “научному” анализу поведения, в этой полемике еще рельефнее обнаруживается ущербность сциентист-ской позиции американского психолога, ее неспособность быть подлинно научной альтернативой фрейдизму.

И бихевиоризм и фрейдизм возникли как реакция на интроспективную концепцию. Но они развивались по разным путям поиска объективного метода и детерминистского объяснения человеческого поведения, пришли к различным философским выводам. Если Скиннер исходит из детерминированности поведения внешней средой и считает всякое обращение к внутреннему миру человека противоречащим “науке”, то у Фрейда отправной точкой психологической и философской теории является личность во всей сложности ее структуры. Первый разрабатывает систему “управления” действиями и эмоциями человека со стороны вне его лежащего субъекта (элиты контролеров, организации и т. п.), второй ищет психотерапевтические средства врачевания социально травмированной личности путем мобилизации ее внутренних духовных ресурсов. Скиннер отказывает человеку в свободе, достоинстве, ответственности — а тем самым и вменяемости — и уповает лишь на рациональность “науки”, способную привнести целесообразность и организованность в стихию поведенческих реакций. Фрейд подходит к личности как пребывающей в экзистенциальной ситуации, наделенной свободой выбора и полностью несущей бремя ответственности и, раскрывая драматизм противоборства составляющих личность сил, апеллирует в конечном счете к подсознательному как союзнику и единственной йадежде на сохранение человеческого “Я”.

Ассимилируя некоторые положения фрейдизма, Скиннер обращает их против идеи автономности человека. Например, идея бессознательного используется для дискредитации сознания. Фрейдову концепцию структуры личностм, в которой получила отражение реальная проблема многоплановости мотивационной структуры поведения, Скиннер обращает против самой идеи целостной личности.

Фрейдову теорию Скиннер следующим образом переводит на язык бихевиоризма: 1) внешние события среды, которые вызывают 2) внутреннее душевное состояние, результатом чего является 3) некоторое наблюдаемое поведение. Во фрейдовом объяснении поведения Скиннер считает среднее звено — состояние сознания — излишним. По его мнению, объяснение отклоняющегося сексуального поведения взрослого заключается в инцинденте наказания, а не в чувстве вины ²⁶. По Скиннеру, мысли и чув-ства есть результат влияния окружающей среды, они существуют вне какой-либо связи с действиями, как рядоположенные, не влияют на поведение. Американский психолог настаивает, таким образом, на существовании прямой, не опосредуемой субъективно связи между факторами окружения и поведением, отрицает роль внутреннего состояния личности, через которое преломляется воздействие окружающих условий.

И бихевиоризму и фрейдизму присущ общий недостаток:

непонимание отражательной природы психики и общественно-исторической обусловленности сознания, игнорирование социальной природы целей, побуждений человека, т. е. явлений, действующих между стимулом и реакцией. Фрейд абсолютизировал психическую причинность и видел в ней универсальное объяснение человеческих поступков, регулятор социальных отношений личности. Однако предпринятое Скиннером “исправление” фрейдизма в сциентистско-позитивистском духе не могло устранить его фундаментальных недостатков. При этом отбрасывались такие рациональные моменты фрейдовой теории, как выдвижение на передний план вопроса мотивации как реальной детерминанты поведения, исследование причинной роли психических явлений (мотивов, структуры личности), значимость подсознательного и сознания для сохранения личности, человеческого “Я”. Интерес к личности, к переживаемым ею конфликтам и неврозам выводил Фрейда к объективным противоречиям между личностью и буржуазным обществом, придавал его выводам социально-критическое звучание.

Концепция Скиннера вызвала широкую критику со стороны представителей гуманистического направления в психологии и философии, которые не без основания расценили ее как “атаку на бытие человека” и отмечали, что в скиннеровской теории “человек упразднен”. Серьезные контраргументы бихевиоризму были выдвинуты представителями появившейся в США в 60-х годах “экзистенциальной” психологии (она возникла в значительной мере как реакция на бихевиоризм и претендовала на роль “третьей силы” наряду с фрейдизмом и бихевиоризмом в исследовании поведения). Ее лидеры — А. Маслоу, К. Роджерс и др. — с идеалистических позиций критиковали натурализм концепции Скиннера, ее позитивистскую трактовку науки, упразднение таких понятий, как свобода воли, целенаправленность действия, самоактуализация, внутренний смысл, которые важны для понимания сущности человеческого существования и действия. Признавая, что факторы окружения влияют на основные человеческие возможности, они подчеркивали, что наиболее важной детерминантой человеческого поведения являются определенные внутренние качества, свобода воли, субъективный опыт, воля к росту и развитию с целью самоосуществления.

Показательна в этой связи длительная полемика между Скин-нером и известным американским психологом К. Роджерсом. Роджерс настаивает на том, что наряду со стремлением организма - к самосохранению существует особая область в поле опыта индивида — сфера личности, “Я”, которая складывается из оценок личностью своих черт и отношения к внешнему миру. Он подчеркивает, что субъективное видение реальности личностью важно в определении того, как она будет действовать. Роджерс считает, что человеческая природа, в сущности, положительна: в основе своей мы стремимся к росту и самоактуализации, хотим близких и осмысленных отношений с другими. В отличие от скиннеров-ского “позитивного подкрепления” Роджерс полагает, что личность не нуждается в таковом и сама в состоянии развиваться позитивно, настраиваясь на собственный опыт, отвечая на собственные внутренние побуждения. Развиваясь открыто и свободно, личность может в своем поведении сочетать свои индивидуальные интересы с интересами общества ²⁷.

Критикуя скиннеровский детерминизм, редуцирующий человека до “отвечающей на стимулы машины”, американский психолог Н. Бранден в книге “Психология самоуважения” отмечает, что неотъемлемой характеристикой человека, отличающей его от всех других живых существ, является способность инициировать процесс абстрактного мышления. В человеке существует сила выбора как психологически нередуцируемого естественного факта. Свобода выбора есть не отрицание причинности, а ее категория. Процесс мышления небеспричинен, он вызывается человеком. Человек — это моральный агент, способный выбирать, что

правильно, а что ложно ²⁸.

Либеральный американский философ Т. Мачан, главный редактор журнала “Ризон”, в книге “Псевдонаука Б. Ф. Скиннера” указывает на необходимость исходить из более широкой, чем у Скиннера, концепции науки и причинности, которая предполагает, что людям присуща свобода воли и свобода выбора. По его мнению, большинство современных философов согласны с идеей “разумного человека”, убеждены, что принципы самоопределения, самостановления, самоосуществления присущи каждой личности, каждому индивиду. Если проследить любое действие человека от его зарождения, то становится ясно, что оно неотделимо от мыслительной способности. Действия, которые можно считать свободными, предполагают суждения, интенции, выбор цели, планирование и другие мыслительные операции. Таким образом, свобода обнаруживается в человеческой способности мыслить. На ней основывается и наша ответственность как выбор между альтернативными основаниями человеческого поведения; эта ответственность будет бессмысленна, если мы не свободны брать ее на себя. Исходя из этого, Мачан определяет человека как “обладающего способностью к воле и сознанию” ²⁹.

Концепция Скиннера являет собой современный пример вульгарного материализма, стремящегося отождествить идеальное с материальным во всех отношениях, тем самым отбросить его, изгнать из научной теории. Признание “идеального” в научной теории рассматривается им как неизбежный дуализм и отказ от материалистического монизма. В действительности же его “бескомпромиссное” отрицание идеального как субъективной реальности блокирует подлинно научное исследование и фактически является капитуляцией перед идеализмом.

Представители вульгарного материализма, например радикального физикализма “научного материализма”, в объяснении сознания осуществляют прямой логический переход к физическим процессам, игнорируют качественную специфику информационных структур. Современные бихевиористы в попытке объяснить сознание либо ссылаются на необходимость истолкования его на языке физики или физиологии, либо вовсе уходят от подобной задачи и ограничиваются лишь фиксированием внешних “поведенческих” проявлений деятельности сознания (сознание как “черный ящик”).

Диалектический и исторический материализм рассматривает идеальное как субъективную реальность, являющуюся особым свойством высокоорганизованных материальных систем, выражением деятельной способности социальных индивидов. На общенаучном уровне весьма продуктивно рассмотрение категории идеального с позиций информационного подхода к проблеме “сознание и мозг”. Изучение человека как сознательного социального существа невозможно, если игнорировать субъективную реальность, сводить ее к объективной реальности. Способность оперировать “информацией” в “чистом” виде выделяет человека как существо социальное и означает качественно новый тип самоорганизации. Понимание свободы воли как акта самодетерминации устраняет метафизическое противопоставление свободы воли и детерминации, имея в виду не только внешнюю, но и внутреннюю детерминацию самоорганизующейся системы ³⁰.

Отрицание Скиннером свободы личности строится на ложной дилемме: либо “донаучное” описание личности на основе интроспективной психологии, либо натуралистическое объяснение человека на базе физиологии, не нуждающееся в понятии субъективного. Поскольку “ни интроспекция, ни физиология не могут дать адекватной информации о том, что происходит внутри человека при его поведении”, автор делает вывод, что личность необнаруживаема, а потому само это понятие следует изъять из научного языка ³¹.

Суть дела, однако, в том, что, хотя личность действительно не может быть научно объяснена ни в рамках интроспекционизма (понимаемая как “единичное самосознание”), ни физиологии, она не является просто “теоретической фикцией”. Личность, человеческая индивидуальность, обладающая способностью сознания, самосознания, свободой воли, не плод философской спекуляции, а факт. Однако объяснять его следует в ином, чем полагает Скиннер, измерении и иными методами. Личность не “тело, обладающее репертуаром поведения”, не естественно-природное, а социальное образование. Понять ее формирование и проявления можно лишь в сфере общественных отношений и связей, социально обусловленной деятельности.

Личность не есть просто “функция” или “проявление” тела индивида: она формируется отношениями и связями общественного организма. Скиннеровская же “внешняя среда”, детерминирующая поведение индивида, лишена каких-либо социальных характеристик. “Философ-материалист, — писал Э. В. Ильенков, — понимающий ,,телесность" личности не столь узко, видящий ее прежде всего в совокупности (в „ансамбле") предметных, вещественно-осязаемых отношений данного индивида к другому индивиду (к другим индивидам), опосредованных через созданные и создаваемые их трудом вещи, точнее, через действия с этими вещами (к числу которых относятся и слова естественного языка), будет искать разгадку „структуры личности" в пространстве вне органического тела индивида и именно поэтому, как ни парадоксально, во внутреннем пространстве личности. В том самом пространстве, в котором сначала возникает человеческое отношение к другому индивиду. . . чтобы затем — вследствие взаимного характера этого отношения — превратиться в то самое ,,отношение к самому себе", опосредствованное через отношение „к другому", которое и составляет суть личностной — специфически человеческой — природы индивида” ³².

Расхождение Скиннера с традиционной гуманистической философией во взглядах на природу и сущность человека перерастает в противоположность позиций в трактовке переживаемых личностью конфликтов и проблем и соответственно путей и способов их разрешения. Свой проект всеохватывающего контроля и манипулирования поведением людей автор противопоставляет традиционным идеям гуманистов как единственно “реальный” и соответствующий “объективным” целям общественной организации. По его словам, “бихевиоризм делает возможным достичь целей гуманизма более эффективно” ³³.

В “научном гуманизме” Скиннера отсутствует. . . человек. О нем не то чтобы недоговаривают или забывают: его целенаправленно отлучают от “научной” теории, ампутируют социальные и индивидуальные черты, редуцируют к обезличенным стереотипам поведения. Человек в богатстве и динамизме его жизненных проявлений не укладывается в скиннерову схему идеально отрегулированного общественного механизма, и применительно к этой вне его лежащей мере все сущностные свойства человека расцениваются отрицательно как “нестандартные”, “количественно неизмеримые”, мешающие эффективному массовому применению техники контроля и регулирования. Сквозь призму сциентистско-технократической “рациональности” человеческая свобода рассматривается как анархия, ответственность — как иллюзия “свободы воли”, достоинство — как мания человеческого величия, индивидуальность — как недостаточная социализован-ность и т. д. В них Скиннер видит причину всех бед и главное препятствие “упорядочиванию” индивидуальной и общественной жизни по “научным” расчетам и стандартам. Свобода и достоинство — это то, что находится “по ту сторону” регулирования и порядка. Скиннер объявляет их вне закона — научного и общественного — и требует решительного изгнания из теории, лишения всякого обоснования и легальности.

Американский психолог декларирует гуманность целей своего проекта, протестует против сравнения его с фашизмом, подчеркивает те преимущества, которые сулит отказ от “мифов” свободы и достоинства в пользу ощутимых благ обеспеченного и беззаботного существования. Однако сколь благими ни были бы субъективные намерения автора, реальное содержание его теории поведения и построенный на ней социальный проект противостоит выработанным историей человеческой культуры фундаментальным представлениям о свободе личности и ее правах, демократии и человеческом достоинстве, духовной автономии и счастье.

Теория Скиннера лишний раз подтверждает бесперспективность сциентистских проектов осчастливить людей “сверху”, со стороны элиты “посвященных”, вне и даже вопреки воле масс и их активности как субъекта общественно-исторического преобразования. Оставаясь несостоятельной как социальная утопия, доктрина необихевиоризма является довольно влиятельным проводником определенного идеологического содержания, используемого господствующим классом в консервативно-охранительных целях.

Утопия Скиннера вряд ли может служить привлекательным социальным идеалом для широких масс. Это подтвердила широкая критика ее со стороны представителей различных идейных направлений, превращение “скиннеризма” в имя нарицательное. Это отчасти понимает, как видно, и сам ее автор. Не случайно в его последних работах заметен несколько иной ход аргументации:

если прежде он делал упор на привлекательность благ, которые сулит тотально регулируемое общество, то ныне стремится доказать “жизненную необходимость” такого типа общества, повсеместного внедрения “технологии поведения” как единственного средства спасения от возможных социальных катастроф.

Отказывая личности в собственной цели, Скиннер ищет цель вне индивида, в сфере объективированных надличностных структур: в качестве таковой он называет “выживание культуры”. Личность лишь средство для осуществления этой цели. Телеологизм превращается автором в средство идеологического оправдания мер по превращению общества в “тотально манипулируемое”.

В эволюции культуры, по словам Скиннера, “индивид остается лишь стадией в процессе, начавшемся гораздо раньше его появления на свет и переживущем его” ³⁴. По его мнению, выражение “человек контролирует свою судьбу” не имеет смысла, поскольку человек целиком подконтролен культуре: язык, этические нормы, обычаи, религия, управленческие институты, экономическое образование и даже психотерапевтическая практика — все это лишь разнообразные средства контроля над человеком. “Эволюция культуры есть фактически род гигантской практики самоконтроля”,³⁵ — заявляет автор. В утешение он добавляет, "что этот всеподчиняющий аппарат создан самим же человеком,

“Не является ли контролируемый индивид в лучшем случае зрителем, который наблюдает происходящее, но бессилен что-либо сделать?” — риторически вопрошает Скиннер. Всем ходом своих рассуждений он стремится убедить, что именно таков удел человека.

Подлинно научной основой понимания человека и создаваемой им культуры является исторически активная творческая деятельность человека и развитие самого человека как субъекта этой деятельности. Марксизм рассматривает человека и общество в их взаимосвязанности и относительной автономности. “Человек — творец социальных и культурных форм своего бытия и сам их творение, но как он сам, так и объективные формы социальной и культурной жизни обладают собственными структурами, закономерностями и механизмами относительно самостоятельного, автономного существования. Каждая из них может и должна рассматриваться и пониматься не только через “другое” — общественное через человека, человек через общественное, но и в рамках (условных, относительных, но реально существующих) их собственных специфических форм бытия, в так называемых собственно человеческих и собственно социальных проявлениях

36

жизни”

1 См.: Skinner В. F. The behavior of organisms. N. Y.; L., 1938; Idem. Science and human behavior. N. Y., 1959; Idem. Verbal behavio-r. N. Y.; L., 1957;

idem. Cumulative record. N. Y., 1959; Idem. Beyond freedom, and dignity. N. Y., 1971; Idem. About behaviorism. N. Y., 1974; Idem. Walden two revisited. N. Y., 1976; Idem. Reflections on behaviorism and society. Englewood Cliffs (New Jersey), 1978; Idem. The shaping of a behaviorist. N. Y., 1979; Idem. A matter of consequences. N. Y., 1983.

² Skinner В. Beyond freedom and dignity, p. 4.

³ Ibid., p. 5.

⁴ См.: Skinner В. Science and human behavior, p. 5.

⁵ Ibid., p. 8.

⁶ Ibid., p. 13.

⁷ Цит. по кн.: Evans R. I. В. F. Skinner: The man and his ideas. N. Y., 1968, p. 18.

⁸ Skinner В. Beyond freedom and dignity, p. 207.

⁹ См.: Skinner В. Science and human behavior, p. 6.

¹⁰ Skinner В. Beyond freedom and dignity, p. 213. 11 Skinner B. Science and human behavior, p. 7.

¹² Skinner В. Beyond freedom and dignity, p. 191.

¹³ Ibid.

¹⁴ Ibid., p. 193.

¹⁵ См.: Skinner В. Verbal behavior.

¹⁶ См.: Chomsky N. A review of B. F. Skinner's “Verbal behavior”. — Language,

1959, N 35.

¹⁷ Skinner B. Beyond freedom and dignity, p. 192.

¹⁸ Skinner B. Cumulative record.

¹⁹ Skinner B. Beyond Freedom and Dignity, p. 193—194.

²⁰ Ibid., p. 197.

²¹ Ibid., p. 198.

²² Ibid., p. 197.

²³ Ibid., p. 199.

²⁴ Ibid.

²⁵ Machan Т. The pseudo-science of B. F. Skinner. New Rochelle; New York,

1974, p. 79—80.

²⁶ См.: Skinner B. Cumulative record, p. 187—189.

²⁷ См.: Rogers С. Freedom of personality. N. Y., 1972.

²⁸ См.: Branden N. The psychology of self-esteem. N. Y., 1969, p. 58.

²⁹ Machan Т. The pseudo-science of B. F. Skinner, p. 172.

³⁰ См.: Дубровский Д. И. Проблема идеального. М., 1983, с. 149.

³¹ Skinner B. Beyond freedom and dignity, p. 195.

³² Ильенков Э. В. Что же такое личность? — В кн.: С чего начинается личность. М., 1979, с. 216—217.

³³ Skinner B. Reflections on behaviorism and society, p. 4.

³⁴ Skinner B. Beyond freedom and dignity, p. 209.

³⁵ Ibid., p. 206.

³⁶ Григорьян Б. Т. Философская антропология. М., 1982, с. 173—174.

Текст взят из книги: Буржуазная философская антропология ХХ века М., Наука, 1986 стр 160-175