Мы видели в предыдущих главах, что человек носит в строении своего тела ясные следы происхождения от низшей формы. Но мне могут возразить, что вывод этот не совсем верен, потому что человек поразительно отличается от других животных по своим умственным способностям. Бесспорно, разница эта громадна, даже если сравнивать умственные способности последнего из дикарей, не умеющего считать дальше четырех и не употребляющего никаких абстрактных выражений для самых обыкновенных предметов или чувств, с умственными способностями высших из обезьян. Разница осталась бы, конечно, неизмеримой и в том случае, если б какая-либо из высших обезьян была настолько же развита и цивилизованна, насколько, например, развита собака сравнительно со своим первообразом — волком или шакалом. Жители Огненной Земли считаются одними из низших варваров; между тем я должен был постоянно удивляться на трех из этих дикарей, которые находились на корабле "Бигль", прожили несколько лет в Англии и говорили немного по-английски, — до какой степени они походили на нас по характеру и большинству наших умственных особенностей. Если бы ни одно из организованных существ, за исключением человека, не обладало умственными способностями или если бы способности его были совершенно иного рода, чем у остальных животных, то мы не имели бы возможности убедиться в том, что наш ум достиг столь высокого развития лишь мало-помалу. Но можно ясно доказать, что основной разницы в общем характере умственного склада между человеком и животными не существует. С другой стороны, мы должны согласиться, что различие в умственных способностях между одной из низших рыб, например миногой или ланцетником, и одной из высших обезьян гораздо значительнее, чем между обезьяной и человеком. Это громадное различие сглаживается, как мы знаем, бесчисленными переходными ступенями.

Точно так же нельзя назвать ничтожной разницу в умственном развитии варвара, который, по описанию древнего мореплавателя Байрона, бросил своего ребенка о скалу за то, что тот Уронил корзинку с морскими ежами, и таких людей, как Говард или Кларксон; или разницу в умственных способностях между Дикарем, не употребляющим никаких абстрактных выражений, и Ньютоном или Шекспиром. Различия подобного рода между величайшими людьми наиболее развитых рас и последними из варваров тоже связаны между собой тончайшими переходами. Поэтому можно думать, что они переходят одно в другое и развиваются последовательно.

Цель настоящей главы — показать, что относительно умственных способностей между человеком и высшими млекопитающими не существует основного различия. Каждый отдел этого предмета мог бы составить отдельную статью, но я хочу разобрать здесь вкратце все стороны вопроса. Так как не существуем общепринятой классификации умственных способностей, то я распределю мои заметки в порядке, наиболее выгодном для моих целей. Я выберу те факты, которые меня наиболее поразили, в надежде, что они произведут то же впечатление и на моих читателей.

Относительно животных, стоящих на низкой ступени развития, мне придется привести несколько дополнительных фактов в отделе о половом подборе, чтобы показать, что и их умственные способности выше, чем можно было ожидать. Видоизменяемость способностей у особей одного вида имеет для нас большое значение, и я приведу поэтому несколько относящихся сюда примеров. Было бы, однако, излишним вдаваться в слишком большие подробности, потому что при многократных справках у лиц, занимавшихся уходом за различными животными, в том числе и за птицами, все единогласно заявляли, что особи одного вида весьма отличаются друг от друга во всех чертах своего умственного характера. Каким образом развились впервые умственные способности у низших организмов — это такой же бесплодный вопрос, как и тот, каким образом впервые развилась жизнь. Такие задачи принадлежат далекому будущему, если только их когда-либо суждено решить человеку.

Так как человек обладает органами чувств, одинаковыми с низшими животными, то и основные побуждения его должны быть одинаковы. У человека и животных существует, кроме того, несколько общих инстинктов, например чувство самосохранения, половая любовь, любовь матери к новорожденному детенышу, способность последнего сосать и т. д. Но у человека, быть может, несколькими инстинктами меньше против животных, стоящих непосредственно перед ним. Оранг на Восточных островах и шимпанзе в Африке строят платформы, на которых они спят; у обоих видов одинаковые обычаи, следовательно, можно принять здесь влияние инстинкта; но нельзя с уверенностью отрицать другого объяснения, по которому эти животные имеют одинаковые потребности и одинаковый ход мыслей. Обезьяны, как мы знаем, умеют отличать ядовитые плоды, которыми изобилуют тропики, между тем как человек не имеет этой способности. Но, с другой стороны, известно, что наши домашние животные, перевезенные в чужие края, выйдя в первый раз весной, часто едят ядовитые травы, которых впоследствии избегают; отсюда мы вправе заключить, что обезьяны узнают, быть может, из личного опыта или из примера родителей, какие плоды следует выбирать. Не подлежит, однако, сомнению, что обезьяны, как мы вскоре увидим, чувствуют истинктивный страх перед змеями и, вероятно, перед другими опасными животными.

Малочисленность и сравнительная простота инстинктов у высших животных сравнительно с низшими не может не обратить на себя внимание. Кювье утверждал, что инстинкт и ум обратно пропорциональны друг другу, а другие писатели полагали, что умственные способности высших животных развились мало-помалу из их инстинктов. Но Пуше показал в интересной статье, что на самом деле этого обратного отношения не существует. Насекомые, обладающие самыми замечательными инстинктами, принадлежат, конечно, к самым умным. В ряду позвоночных наименее одаренные члены, именно рыбы и земноводные, не обладают сложными инстинктами. Между млекопитающими животное весьма замечательное по своим инстинктам, речной бобр, обладает большим умом, с чем, конечно, согласится всякий, кто прочтет превосходное описание этого животного у Моргана.

Хотя первые проблески ума развились, по мнению Герберта Спенсера, путем повторения и координации рефлекторных движений и хотя многие из простейших инстинктов постепенно переходят в такого рода движения и едва ли могут быть от них отличены (например, акт сосания у молодых животных), тем не менее и более сложные инстинкты развились, по-видимому, независимо от ума. Я, впрочем, весьма далек от желания отрицать, что инстинктивные движения могут утратить свой определенный и незаученный характер и быть заменены другими, совершающимися с помощью воли. С другой стороны, некоторые обдуманные действия — например, первые попытки птиц на островах океана избегать человека, — будучи повторяемы несколькими поколениями, превращаются наконец в инстинкты и передаются по наследству. Можно сказать, что это пример упадка, потому что поступки перестают совершаться по внушению рассудка или опыта. Впрочем, большинство сложных инстинктов приобретено, по-видимому, другим образом — путем естественного подбора видоизменений простых инстинктивных действий. Эти видоизменения происходят, по моему мнению, под влиянием тех же неизвестных причин, которые действуют на мозговые центры и обусловливают легкие изменения или индивидуальные различия в других частях тела; и такие видоизменения благодаря нашему незнанию часто признаются возникающими самостоятельно. Сколько мне кажется, мы не можем прийти к другому заключению относительно происхождения более сложных инстинктов, если мы припомним замечательные инстинкты бесплодных рабочих-муравьев и пчел, которые не оставляют потомков, могущих наследовать результаты опыта и видоизмененных нравов.

Хотя значительная степень ума вполне совместима с существованием сложных инстинктов, чему примером служат названные выше насекомые и речной бобр, и хотя действия, вначале намеренно заученные, совершаются впоследствии путем привычки с быстротой и верностью рефлекторных движений, тем не менее нет ничего невероятного, что между развитием умственных способностей и инстинктов существует известное взаимодействие и что развитие последних предполагает некоторое унаследованное видоизменение мозга. Мы знаем весьма мало о мозговых процессах; но из того обстоятельства, что умственные способности могут достигать столь значительного развития, мы вправе предположить существование тончайших соединительных нитей между различными частями мозга. Возможно, что вследствие этой связи каждая отдельная часть может утратить мало-помалу способность отвечать на ощущение или ассоциации определенным однообразным, т. е. инстинктивным, образом. Существует также, по-видимому, известное соотношение между низкой степенью ума и резким стремлением к образованию прочных, хотя бы и не наследуемых привычек; ибо, как заметил мне один проницательный врач, лица, до известной степени слабоумные, стараются во всем поступать согласно рутине или привычке и чувствуют себя более счастливыми, если встречают при этом одобрение от окружающих.

Эти рассуждения показались мне нелишними, потому что мы легко можем ошибиться в оценке умственных способностей высших животных и в особенности человека, если будем сравнивать их действия, основанные на воспоминании прошедших событий, на предусмотрительности, рассудке и воображении, с совершенно сходными действиями, совершаемыми инстинктивно низшими животными. В последнем случае способность к таким действиям приобреталась шаг за шагом вследствие видоизменяемости мозговых органов и естественного подбора, без всякого сознательного рассуждения со стороны животного в каждом последующем поколении. Уоллесу кажется несомненным, что большая доля умственной работы человека совершается не по рассудку, а по чистой подражательности. Но между действиями человека и многими из действий низших животных существует та великая разница, что человек при первой попытке не может, например, сделать каменного топора или лодки с помощью одной способности подражания, — он должен Сначала выучиться своей работе; напротив того, бобр в состоянии сделать себе плотину или прорыть канал, птица свить свое гнездо и паук свою удивительную паутину так же или почти так же хорошо при первой попытке, как и после многолетнего опыта.

Но вернемся к нашему прямому вопросу. Низшие животные подобно человеку, очевидно, способны ощущать удовольствие и страдание, счастье и несчастье. Счастливое настроение духа выражается всего резче у молодых животных, например у щенков, котят, ягнят и др., которые играют между собой, как дети. Даже насекомые играют друг с другом, по уверению превосходного наблюдателя Гюбера, который видел, как муравьи бегали вперегонку и, играя, кусали друг друга, подобно щенкам.