|
|
Сочинения
РАЗМЫШЛЕНИЯ
ПЕРВАЯ
КНИГА
1. От деда моего
Вера - добронравие и негневливость.
2. От славной памяти, оставленной по себе родителем, скромное, мужеское.
3. От матери благочестие и щедрость, воздержание не только от дурного
дела, но и от помысла такого. И еще - неприхотливость ее стола, совсем
не как у богачей.
4. От прадеда - что не пошел я в общие школы, а учился дома у хороших
учителей и понял, что на такие вещи надо
тратиться не жалея.
5. От воспитателя, что не стал ни зеленым, ни синим, ни пармуларием,
ни скутарием; еще выносливость и неприхотливость, и чтобы самому делать
свое, и не вдаваться в чужое; и невосприимчивость к наговорам.
6. От Диогнета несуетность; неверие в россказни колдунов и кудесников
об их заклинаниях, изгнаниях духов и прочее; и что перепелов не стал
держать и волноваться о таких вещах; что научился сносить свободное
слово и расположился к философии и слушал сперва Бакхия, потом Тандасида
и Маркиана; что еще мальчиком сочинял диалоги и пристрастился спать
на шкурах и ко всему, что прививают эллины.
7. От Рустика я взял представление, что необходимо исправлять и подлечивать
свой нрав; не свернул в увлечение софистической изощренностью, не стал
писать умозрительных сочинений, выдумывать учительные беседы или еще,
вообразив невесть что, выступать самоистязателем да благодетелем; и
что отошел от риторики, поэзии, словесной изысканности; что не расхаживал
дома пышно одетый или что-нибудь еще в таком роде; и что письма я стал
писать простые, наподобие того, как он писал моей матери из Синуессы;
и еще что в отношении тех, кто раздосадован на нас и дурно поступает,
нужен склад отзывчивый и сговорчивый, как только они сами захотят вернуться
к прежнему; и читать тщательно, не довольствуясь мыслями вообще; и не
спешить соглашаться с тем, кто вообще что-либо тебе говорит; и что встретился
я с эпиктетовыми записями, которыми он со мной поделился.
8. От Аполлония независимость и спокойствие перед игрой случая; чтобы
и на миг не глядеть ни на что, кроме разума, и всегда быть одинаковым
- при острой боли или потеряв ребенка, или в долгой болезни; на живом
примере я увидел явственно, что может один человек быть и очень напористым,
и расслабившимся; и как, объясняя, не раздражаться; и воочию увидел
я человека, который считал опыт и ловкость в передаче умозрительных
положений наименьшим из своих достоинств; у него я научился принимать
от друзей то, что считается услугой, не теряя при этом достоинства,
но и не бесчувственно.
9. От Секста благожелательность; образец дома с главою-отцом; мысль
о том, чтобы жить сообразно природе; строгость без притворства; заботливая
предупредительность в отношении друзей; терпимость к обывателям и к
тем, кто мыслит несозерцательно; умение ко всем приладиться, так что
обращение его было обаятельнее всякой лести и в то же время внушало
тем же самым людям глубочайшее почтение; а еще постигающее и правильное
отыскание и упорядочение основоположений, необходимых для жизни; и что
никогда он не подавал малейшего признака гнева или другой какой страсти,
но был одновременно предельно нестрастен и вместе предельно приветлив;
похвалы - и те у него были без шума, и многознания напоказ не выставлял.
10. От Александра-грамматика неосуждение - то, что он не начинал бранить
тех, кто выговаривал что-нибудь, как варвары, или не по-столичному или
неблагозвучно, а только изловчался произнести как следует, в виде ответа,
подтверждения или встречного рассмотрения не слова уже, а дела, или
с помощью другого какого-нибудь ловкого упоминания.
11. От Фронтона, что я разглядел, какова тиранская алчность, каковы
их изощренность и притворство, и как вообще неприветливы эти наши так
называемые патриции.
12. От Александра-платоника:! не говорить никому часто и без нужды и
в письмах не писать, что я-де занят, и не извинять себя вечно таким
способом, когда в отношении тех, с кем ты живешь, не делаешь надлежащего,
ссылаясь на обступившие тебя дела.
13. От Катула - не пренебрегать ни одним дружеским упреком, даже если
неразумно упрекают, но пытаться еще и восстановить прежнее; также учителей
восхвалять с восторгом, как вспоминают о Домиции и Афинодоте; и к детям
привязанность подлинная.
14. От брата моего Севера любовь к ближним, истине, справедливости;
и что благодаря ему я узнал о Тразее, Гельвидии, Катоне, Дионе, Бруте
и возымел представление о государстве, с законом, равным для всех, где
признаются равенство и равное право на речь; также о единодержавии,
которое всего более почитает свободу подданных. А еще от него ненатужное
и ровное напряжение в почитании философии; благие дела и великая щедрость,
добрые надежды и вера в дружбу друзей; и нескрытность перед теми, кого
случалось ему осуждать; и что его друзьям не приходилось гадать, чего
он хочет или не хочет, а было это всегда ясно.
15. От Максима владение собой, никакой неустойчивости и бодрость духа,
как в прочих испытаниях, так и в болезни; размеренность нрава, любезность,
достопочтенность; как он без сокрушения выполнял поставленные перед
собой задачи; и как все ему верили, что он как говорит, так и думает,
а что делает, то беспорочно делает. Никогда не изумлен, не потрясен,
нигде не торопится и не медлит, не растерянный и не унылый, без готовой
улыбки или, наоборот, без гнева и подозрений; благодетельствующий и
прощающий, и нелживый; от него представление, что невывернутый лучше,
чем вправленный; и еще, никогда не казалось, что он свысока смотрит
на кого-нибудь, но никто не осмелился бы признать себя лучше его; и
какая обходительность.
16. От отца нестроптивость, неколебимое пребывание в том, что было обдумано
и решено; нетщеславие в отношении так называемых почестей; трудолюбие
и выносливость; выслушивание тех, кто может предложить что-либо на общую
пользу, и неуклонность при воздаянии каждому по его достоинству, умение,
когда нужно, напрячься или расслабиться; как он положил предел тому,
что связано с любовью к мальчикам; всепонимание и разрешение друзьям
даже трапезу с ним не делить, не только что не выезжать с ним в дальний
путь - всегда оставался прежним с теми, кто был чем-нибудь задержан.
Во время совещаний расследование тщательное и притом до конца, без спешки
закончить дело, довольствуясь теми представлениями, что под рукой; дружил
бережно - без безумства и без пресыщения; самодостаточность во всем,
веселость лица; предвидение издалека и обдумывание наперед даже мелочей,
притом без театральности; и как ограничил возгласы и всяческую лесть;
всегда он на страже того, что необходимо для державы; и при общественных
затратах, словно казначей, бережлив; и решимость перед обвинениями во
всех таких вещах; а еще то, что и к богам без суеверия, и к народу без
желания как-нибудь угодить, слиться с толпою: нет, трезвость во всем,
устойчивость, и без этого невежества, без новшеств. Тем, что делает
жизнь более благоустроенной, если по случаю что-нибудь такое было в
избытке, пользовался, без ослепления, как и без оправданий, так что
покуда есть - брал непринужденно, а нет - не нуждался. И то, что никто
о нем не мог сказать, будто он софист, что доморощенный, что ученый,
нет - муж зрелый, совершенный, чуждый лести, способный постоять и за
свое, и за чужое. Кроме того, уважая подлинно философствующих, прочих
не бранил, но уж и не поддавался им; а еще его общительность и любезность
без пресыщения; и забота о своем теле с умеренностью - не из жизнелюбия
или для того, чтобы красоваться, но и без небрежения, а с тем, чтобы
благодаря собственной заботе как можно меньше нуждаться во врачебной,
в лекарствах или наружных припарках. А особенно то, что он был независтлив
и уступчив к тем, кто в каком-нибудь деле набрал силу - в слоге, скажем,
или в законах осведомлен, нравах, еще в чем-нибудь - таким он ревностно
содействовал, чтобы каждый был прославлен тем, в чем превосходит других.
Делая все по заветам отцов, он даже и то не выставлял напоказ, что вот
по заветам отцов поступает. А еще то, что не перекидывался, не метался,
а держался одних и тех же мест и тех же дел. А еще, что после острых
приступов головной боли он, снова молодой и цветущий, был при обычных
занятиях, и что не много было у него тайн, а совсем мало и редко, притом
всегда в связи с государственными делами; при устроении зрелищ и сооружении
построек, при раздачах и тому подобном внимательность и размеренность
человека, вперившего взгляд в самое то, что должно быть сделано, без
мысли о славе, которая от этого произойдет. Не из тех, кто купается
не вовремя, вечно украшает дом или выдумывает какие-нибудь блюда, ткани,
расцветку одежды, печется, чтобы люди его были все как на подбор. Одежда,
в которой он из Лория возвращался в город, и многое, что случалось в
Ланувии; как он обошелся в Тускуле с извиняющимся откупщиком, и прочее
в этом духе. Ничего резкого, не говорю уж беззастенчивого или буйного;
никогда он не был что называется "весь в поту" - нет, все
обдуманно, по порядку и будто на досуге, невозмутимо, стройно, сильно,
внутренне согласно. К нему подойдет, пожалуй, то, что рассказывают о
Сократе, который мог равно воздерживаться или вкусить там, где многие
и в воздержании бессильны, и в наслаждении безудержны. А вот иметь силу
на это, да еще терпеть и хранить трезвость как в том, так и в другом
- это свойство человека со сдержанной и неодолимой душой, какую он явил
во время болезни Максима.
17. От богов! получил я хороших дедов, хороших родителей, хорошую сестру,
хороших учителей, домашних, родных, друзей - все почти. И что никому
из них я по опрометчивости не сделал чего дурного - это при душевном
складе, от которого мог я при случае что-нибудь такое сделать, - благодеяние
богов, что не вышло стечения обстоятельств, которое меня бы изобличило.
И то, что я не воспитывался дольше у наложницы деда, и что сберег юность
свою, и не стал мужчиной до поры, но еще и прихватил этого времени.
Что оказался в подчинении у принцепса и отца, отнявшего у меня всякое
самоослепление и приведшего к мысли, что можно, живя во дворце, не нуждаться
в телохранителях, в одеждах расшитых, в факелах и всех этих изваяниях
и прочем таком треске; что можно выглядеть почти так же, как обыватели,
не обнаруживая при этом приниженности или же легкомыслия в государственных
делах, требующих властности. Что брат у меня был такой, который своим
нравом мог побудить меня позаботиться о самом себе, а вместе радовал
меня уважением и теплотой; что дети рождались здоровые и не уродливые
телом. И что не пробился я далеко в риторических, пиитических и прочих
занятиях, на которых я, пожалуй, и задержался бы, если бы почувствовал,
что
легко продвигаюсь на этом пути. Что успел я моих воспитателей окружить
тем почетом, о каком, казалось мне, каждый мечтал, а не откладывал,
полагаясь на то, что они еще не стары и что попозже сделаю это. Что
узнал Аполлония, Рустика, Максима. Что явственно и нередко являлось
мне представление о жизни в согласии с природой, так что, поскольку
это от богов зависит и даяний оттуда, от их поддержки или подсказки,
ничто мне не мешало уже по природе жить, и если меня не хватает на это,
так виной этому я сам и то, что не берег божественные знаменья и чуть
ли не наставления. Что тело мое столько времени выдерживало такую жизнь.
Что не тронул ни Бенедикты, ни Феодота, да и потом выздоравливал от
любовной страсти. Что досадуя часто на Рустика, я не сделал ничего лишнего
, в чем потом раскаивался бы. Что мать, которой предстояло умереть молодой,
со мною прожила последние свои годы. Что всякий раз, когда я хотел поддержать
бедствующего или нуждающегося в чем-нибудь, никогда я не слышал, что
у меня нет средств для этого; и что самому мне не выпадала надобность
у другого что-нибудь брать. И что жена моя - сама податливость, и сколько
приветливости, неприхотливости. Что у детей довольно было хороших воспитателей.
Что в сновидениях дарована мне была помощь, не в последнюю очередь против
кровохарканья и головокружений, и как это поможет в Кайете. И что, возмечтав
о философии, не попал я на софиста какого-нибудь и не засел с какими-нибудь
сочинителями да за разбор силлогизмов; и не занялся внеземными явлениями.
Ибо все это "в богах имеет нужду и в судьбе".
|
