|
|
Сочинения
РАЗМЫШЛЕНИЯ
ДЕСЯТАЯ
КНИГА
1. Будешь ли ты
когда, душа, добротной, простой, единой, нагой, более явственной, чем
облекающее тебя тело? отведаешь ли ты когда дружественного и готового
к лишению душевного склада? Будешь ли ты когда наполненной, далекой
от нужды, ничего не алчущей, не желающей ничего - одушевленного или
неодушевленного - ради вкушения наслаждений: ни времени, чтобы вкушать
их долее, ни мест каких-либо и краев, ни воздушного благорастворения,
ни человеческого благорасположения? Когда удовольствуешься ты тем, что
есть, и возрадуешься всему, что здесь, когда уверишься, что и все у
тебя хорошо и что все это от богов, и будет хорошо все, что им мило,
что дадут они еще во спасение существа совершенного, благого, прекрасного,
все порождающего и соединяющего, окружающего, приемлющего то, что распадается,
чтобы вновь породить подобное? Ты будешь ли когда тою, которая и с богами,
и с людьми может в одном граде жить, ни в чем их не укоряя и от них
не заслуживая осуждения?
2. Следи за тем, чего ждет твоя природа, насколько ты одной ею управляем;
вот и делай это и гляди, ухудшит ли это склад твоей природы живого существа.
Затем надо проследить, чего ждет твоя природа живого существа, и все
это принять, если это не ухудшит склад твоей природы разумного существа.
А разумное оно вместе и гражданственное. Этих правил держись и уж не
хлопочи ни о чем другом.
3. Все, что случается, либо так случается, как от природы дано тебе
переносить, или же так, как не дано от природы переносить. А потому,
если случается тебе, что ты по природе сносишь, - не сетуй, переноси,
как дано природой; если же то, что не сносишь, - не сетуй, потому что
оно тебя раньше истребит. Помни только: дано тебе от природы переносить
все, что только может сделать переносимым и приемлемым твое же признание,
исходя из представления, что это полезно и надлежит тебе так делать.
4. Если кто ошибается, учить благожелательно и показывать, в чем недосмотр.
А не можешь, так себя же брани, а то и не брани.
5. Что бы ни случалось с тобой, оно от века тебе предуготовано: сплетение
причинного издревле увязало и возникновение твое, и это вот событие.
6. Атомы ли, природы ли - пусть первым положено будет то, что я - часть
целого, управляемого природой. А потом, что как-то я расположен к частям
мне единородным. Так вот об этом-то памятуя, не буду я, раз уж я часть,
негодовать на что-либо из того, что уделяет мне целое, ибо части нет
вреда там, где есть польза целому. Ведь у целого нет ничего, что бы
не было ему полезно, и это вообще свойственно всем природам, а мировой
особенно, потому что никакая внешняя причина не понуждает ее рождать
что-либо ей же вредное. Так вот, памятуя, что я часть такого целого,
все, что происходит - приму как благо. Ну а поскольку природно я расположен
к частям мне единородным, не стану делать ничего необщественного - напротив,
скорее буду вникать в тех, кто мне единороден, и обращу всякое свое
устремление к общей пользе, а от противного отвращу сь. И если все идет
таким образом, жизнь непременно станет благотекущей - точно так, как
мыслится благотекущая жизнь гражданина, шествующего делами, полезными
для сограждан, и принимающего все, что ни уделит ему город.
7. Частям целого, говорю я, всем, что объемлются мирозданием, погибать
- неизбежно. Пусть мы так скажем вместо "изменяться". Так
вот, говорю я, если это беда и неизбежность, то целое, пожалуй, нехорошо
повело дело, раз части переходят в иное, а устроены были небезразлично
к тому, чтобы погибать. Природа, значит, сама предприняла злое для своих
же частей, сотворила их одверженными злу и ввергнутыми в него с неизбежностью;
или не усмотрела, как нечто такое произошло, - невероятно ни то, ни
другое. А если кто откажется от природы и вместе с тем будет толковать,
что все это лишь естественно, то и этак смешно: говорить, что естественно
частям целого превращаться, и тут же изумляться и негодовать на что-нибудь,
как если бы оно было нечто противное природе, и это при том, что распадается
всякая вещь на то, из чего составлена. А ведь либо рассеяние первостихий,
из которых я составлен, либо обращение твердого в земляное, а всякого
дыхания в воздушное, так что и они приемлются в разум целого, которое
то ли испламеняется в кругообращениях, то ли обновляется в вечном обмене.
Не представляй себе ни твердое, ни дыхание как нечто первородное, потому
что все это стеклось не то вчера, не то третьего дня из пищи и втягиваемого
воздуха. Превращается, значит, то, что получено, а не то, что мать родила.
Предположи другое - слишком свяжет тебя с частными свойствами, которые,
пожалуй, ничего не стоят рядом с тем, о чем мы здесь говорим.
8. Положив себе эти имена: добротный, достойный, доподлинный; осмысленный,
единомысленный, свободомысленный, - смотри, держись, не переименовывайся,
не нарушай их и поскорее к ним восходи. Помни, что осмысленность означала
у тебя проницательное рассмотрение всякой вещи и нерассеянность; единомыслие
- добровольное приятие того, что уделяет общая природа; свободомыслие
- свободу мыслящей части от гладкого или шероховатого движения плоти,
от славы, смерти и прочее. Так вот, если соблюдешь себя при этих именах,
ничуть не цепляясь за то, чтобы и другие называли вещи так же, и сам
будешь другой, и вступишь в другую жизнь. Потому что быть и дальше таким,
каким ты был до сих пор, и в такой жизни мотаться и мараться - это в
пору разве что бесчувственному и жизнелюбцу вроде тех полурастерзанных
борцов, которые изранены зверьми, изгрызаны, а все-таки просят, чтобы
их оставили до завтра и в таком же виде бросили в те же когти и в ту
же пасть. Нет, ты взойди на немногие эти имена и если можешь стоять
на них, стой, подобный тому, кто переселился на острова блаженных; ну
а почувствуешь, что соскальзываешь и что не довольно в тебе сил, спокойно
зайди в какой-нибудь закоулок, какой тебе по силам, а то и совсем уйди
из жизни - без гнева, просто, благородно и скромно, хоть одно это деяние
свершив в жизни, чтобы вот так уйти. А помнить эти имена тебе очень
поможет, если будешь помнить богов, и как они не того хотят, чтоб угодничали
перед ними, а того, чтобы уподоблялось им все разумное. И чтобы смоковница
делала, что положено смоковнице, собака - что собаке, пчела - что пчеле,
человек - что человеку.
9. Балаган, сеча, перепуг, оцепенелость, рабство - и день за днем будут
стираться те священные основоположения, которые ты как наблюдатель природы
представил себе и принял. А пора уж тебе так на все смотреть и так делать,
чтобы сразу и с обстоятельствами справляться, как надо, и созерцание
осуществлять, и уверенность, рождающуюся из знания всяческих вещей,
хранить сокрытой, а не скрытничать. Нет, когда ты вкусишь простоты?
когда значительности? когда распознания во всяком деле, что оно по естеству,
каково его место в мире и на какое время оно рождено природой, из чего
состоит, благодаря чему способно существовать и какие силы могут и давать
его, и отнимать?
10. Паук изловил муху и горд, другой кто - зайца, третий выловил мережей
сардину, четвертый, скажем, вепря, еще кто-то медведей, иной - сарматов.
А не насильники ли они все, если разобрать их основоположения?
11. Как все превращается в другое, к созерцанию этого найди подход и
держись его постоянно, и упражняйся по этой части, потому что ничто
так не способствует высоте духа. Высвободился из тела и тот, кто сообразив,
что вот-вот придется оставить все это и уйти от человеческого, отдался
всецело справедливости в том, в чем собственная его деятельность, а
в прочем, что случается, - природе целого. А кто о нем скажет или что
за ним признает, или сделает против него, этого он и в ум не берет,
довольствуясь следующими двумя вещами: ныне по справедливости действовать,
и ныне ему уделяемое - любить. А всякую суету и старания он отбросил
и ничего не желает кроме того, чтоб, следуя закону, шествовать прямо
и, шествуя прямо, следовать богу.
12. Что нужды разгадывать, когда можно рассмотреть, что надо сделать;
и если усматриваешь, то ступать вперед благожелательно, безоглядочно,
а если не усматриваешь, то подождать и прибегнуть к тем, кто лучше других
посоветует; а если другое что-нибудь этому мешает, то, исходя из наличного,
подвигаться вперед рассудительно, держась того, что представляется справедливым.
Ибо лучшее - достигать этого, и пусть неудача будет для тебя только
в этом. Покойное и вместе подвижное, легкое и вместе стойкое - таков
тот, кто во всем следует разуму.
13. Спрашивать себя сразу по пробуждении от сна: безразлично ли тебе
будет, чтобы другой был справедлив и хорош? - Будет безразлично. А не
забыл ты, что эти вот люди, напыщенно раздающие похвалы и хулу другим,
таковы вот на ложе и за столом, и что они делают, чего избегают, за
чем гонятся, что воруют, а то и грабят - не руками-ногами, а драгоценнейшей
своей частью, в которой, если она того захочет, являются верность, стыд,
правда, закон и добрый гений.
14. Природе, дающей все и все забирающей, человек воспитанный и скромный
говорит: дай, что хочешь; бери что хочешь. И говорит это не дерзко,
а уважительно всего лишь и преданно.
15. Невелико уже то, что осталось. Живи будто на горе, потому что все
едино - там ли, здесь ли, раз уж повсюду город-мир. Пусть увидят, узнают
люди, что такое истинный человек, живущий по природе. А не терпят, пусть
убьют - все лучше, чем так жить.
16. Больше вообще не рассуждать, каков он - достойный человек, но таким
быть.
17. Упорно представлять себе всю вечность и все естество, и что все
отдельное по сравнению с естеством - зернышко, а по времени - поворот
сверла.
18. Останавливаясь на всяком предмете, понимать, что он уже распадается,
превращается и находится как бы в гниении и рассеянии; или, как всякая
вещь, родится, чтобы умирать.
19. Каковы те, кто ест, спит, покрывает, испражняется и прочее; затем,
каковы самовластные, горделивые, досадующие, порицающие свысока - а
ведь немного перед тем, чему они только не рабствовали, и чего ради;
и как немного спустя при том же будут.
20. Каждому благодатно то, что дает общая природа, и тогда благодатно,
когда дает.
21. "Жаждет влаги земля, жаждет высокий эфир" - а мир жаждет
сделать то, чему суждено стать. Вот я и говорю миру, что жажду и я с
тобою. Не потому ли вместо "обычно делает" говорят "любит
он это делать"?
22. Либо ты живешь здесь и уже привык, либо уходишь отсюда и этого захотел;
либо умираешь и уже отслужил. Кроме этого - ничего. Благоспокойствуй.
23. Пусть тебе всегда ясно будет, что поле - оно вот такое, и каким
образом все, что здесь - то же, что и на вершине горы, на берегу моря
и где угодно. Увидишь, что все совершенно как у Платона: устроил - говорит
- себе загон на горе и доит блеющих.
24. Ведущее - что у меня? и каким я же его сейчас делаю, и на что такое
сейчас его употребляю? есть ли в нем сколько-нибудь ума? не отрешилось
ли оно, не оторвано ли от общества? не растеклось, не смешалось ли оно
с этой плотью настолько, чтобы следовать ее разворотам.
25. Кто бежит от хозяина - беглый раб. А закон это хозяин, и беглый
раб тот, кто его преступает. Так же и тот, кто опечален, кто сердится
и кто опасается чего-то, что стало, становится, станет - чего-то, что
повелел тот, кто управляет всем, а ведь это закон, раз в нем концы всего,
что кому уделено. И следовательно, тот, кто опасается, печалится или
сердится - беглый раб.
26. Бросил семя в лоно и отошел, а там уж другая причина берется действовать,
и является дитя. Из чего - какое! Или пищу, бросил в глотку, а там уж
другая причина берется производить ощущения, устремления и вообще жизнь,
силу и сколько еще всякого. Вот и рассматривать это столь прикровенно
происшедшее и силу эту видеть так же, как ту, что гнетет к земле или
выносит вверх - не глазами, но не менее ясно.
27. Упорно воображать, как все то, что происходит теперь, происходило
и прежде; и как будет происходить - так же воображать. Самому ставить
перед своими глазами целые действия или похожие сцены, какие известны
тебе либо по собственному опыту, либо от знания старины - скажем, весь
двор Адриана, и весь Антонина, и весь двор Филиппа, Александра, Креза.
потому что и тогда все было то же, только с другими.
28. Представляй себе, что всякий, кто чем бы то ни было опечален или
недоволен, похож на поросенка, которого приносят богам, а он брыкается
и визжит. Таков и тот, кто лежа в постели молча оплакивает, как мы связаны
с миром. А еще, что только разумному существу дано следовать добровольно
за происходящим, потому что просто следовать - неизбежно для всех.
29. Останавливаясь по отдельности на всем, что делаешь, спрашивай себя,
страшна ли смерть тем, что этого вот лишишься.
30. Когда задевает тебя чье-нибудь погрешение, сразу перейди от него
к размышлению о том, в чем у тебя сходная погрешность. Например, не
полагаешь ли ты, что благо - деньги, наслаждение или там слава, и так
по разновидностям. Ибо смиришься, как только сообразишь, что тот - подневольный.
Ну что ему поделать? Или отними от него, если можешь, то, что его приневолило.
31. Увидя Сатирона, представляй себе Сократика или Евтиха или Гимена;
увидя Евфрата, Евтихиона представляй себе или Сильвана; если Алкифрона,
то Тропеофора, а если Ксенофонта, то Критона или Севера; на себя же
самого поглядев, кого-нибудь из Цезарей представляй себе, и так в каждом
случае. А потом поразмысли: где они теперь? нигде или где-то там. Ты
постоянно будешь видеть в человеческом дым и ничтожество, особенно если
крепко запомнишь, что однажды превратившееся больше никогда не будет
в беспредельности времен. Что - и в чем? Не довольно ли с тебя, если
миролюбиво преодолеешь эту малость? Какого вещества, каких положений
ты избегаешь? Да и что все это, как не упражнение для ума, который благодаря
старательному рассмотрению природы видит то, что есть в жизни? Так держись,
пока не усвоишь себе и это, как усваивает все здоровый желудок, как
сильный огонь, который из всего, что ни брось ему, сотворяет пламя и
сияние.
32. Пусть никому нельзя будет сказать о тебе по правде, что не прост
или не добротен. Нет, пусть лжет всякий, кто признает за тобой что-нибудь
такое. А это всецело от тебя зависит, ибо кто мешает быть добротным
и простым? Ты только считай, что тебе не жить, если таким не будешь.
Вот и разуму решающему ты чужд, пока не будешь таким.
33. Что можно сделать или наиболее здраво сказать в таком деле? Потому
что, каково б оно ни было, можно это сделать и сказать. И не отговаривайся,
будто помеха у тебя.
Ты не прекратишь стенать до тех пор, пока не прочувствуешь: каково для
сладострастника роскошествовать, таково для тебя из вещей, которые тебе
подлежат и выпадают, делать то, к чему расположено человеческое устроение,
потому что за усладу надо признавать все, что можно делать сообразно
своей природе. А везде можно. Цилиндру! - тому не дано нестись везде
в своем движении, так же и воде, и огню, и всему, чем управляет природа
или неразумная душа - очень у них много преград и препон. А дух и разум
чрез все, что стоит ему поперек, может идти так, как ему естественно
и желательно. Так держи перед глазами ту легкость, благодаря которой
разум пронесется чрез все, как огонь вверх и камень вниз, как цилиндр
под уклон. Более и не ищи ничего. Ведь остальные преткновения либо относятся
к телесному трупу, либо, если сам разум не признает их и не поддается,
не ранят и не делают ровно никакого зла. Иначе бы всякий, претерпевающий
это, сразу бы стал дурен. Потому что во всех других устроениях, что
бы ни случилось с ними дурного, из-за этого сразу делается хуже само
страдающее; между тем человек, по правде говоря, становится даже лучше
и достоин похвалы, если он правильно распоряжается тем, что ему выпадает.
И вообще помни: тому, кто по природе гражданин, не вредит то, что не
вредит городу; городу же не вредит то, что не вредит закону. А из тех
так называемых бедствий ни одно не вредит закону. Ну, а не вредит закону,
так ни городу не вредит, ни гражданину.
34. В кого вгрызлись истинные основоположения, тому довольно и крайней
малости, самого общеизвестного, чтобы вспомнить о беспечальности и бесстрашии.
Сказал поэт о листьях: "ветер одни по земле развевает. . . Так
человеки. . . " Вот и дети твои - листва. Все то, что так убедительно
шумит о тебе и тебя славит или, напротив, проклинает, или еще исподтишка
хулит, насмехается - тоже листва. Такая же листва и то, что должно перенять
молву о тебе. Ибо все они "в весенню рождаются пору", а там
сорвет их ветер, и вот в лесах вещества вместо них растут уже другие.
Ну а недолговечность у всех одна, ты же гонишься или избегаешь всего
так, словно оно вечное. Немного - и прикроешь глазки, а уж того, кто
похоронит тебя, оплачет другой.
35. Здоровому глазу надо глядеть на все, что зримо, а не говорить "Зеленого
мне!" Ибо это для больного глазами. И слух здоровый, и обоняние
должны быть готовы что бы то ни было слушать и обонять. И желудку здоровому
относиться к любой снеди так, как жернов ко всему, что ведено ему перемалывать
по его устроению. Точно так же и здоровое разумение должно быть готово
ко всему, что происходит; если же оно говорит: "Дети были б здоровы"
или "Пусть все хвалят все, что я делаю", так это глаз, ищущий
зеленого, или зуб - нежного.
36. Нет такого счастливца, чтобы по смерти его не стояли рядом люди,
которым приятна случившаяся беда. Был он положителен, мудр - так разве
не найдется кто-нибудь, кто про себя на прощанье скажет: "наконец
отдохну от этого воспитателя. Он, правда, никому не досаждал, но я-то
чувствовал, что втайне он нас осуждает". Это о человеке положительном.
А в нас сколько всякого, из-за чего многие мечтают распроститься с нами!
Ты, как будешь умирать, помысли об этом; легче будет уйти, рассуждая
так: ухожу из жизни, в которой мои же сотоварищи, ради которых я столько
боролся, молился, мучился, и те хотят, чтобы я ушел, надеясь, верно,
и в этом найти себе какое-нибудь удобство. Что ж хвататься за дальнейшее
здесь пребывание? Ты, конечно, не будь из-за этого менее благожелателен
к ним, а сохрани свой нрав и уходи другом их, преданным и кротким. Но
конечно и не так, будто тебя оттаскивают; нет, как у того, кто умирает
тихо, душа легко выпрастывается из тела, таково должно быть удаление
от этих людей. Ведь и с ними природа связала, соединила, а теперь, значит,
отвязывает. Я и отвяжусь как от близких, однако, не упираясь, не приневоленно,
потому что и это по природе.
37. Приучись, что бы кто ни делал, по возможности спрашивать себя: куда
ж он метит? А начинай с себя, и прежде всех себя изучай.
38. Помни: приводящее в движение - это то, спрятанное внутри; это там
убедительное слово, там жизнь, там, скажем прямо, человек. Никогда не
мысли заодно с ним облекающий его сосуд и эти прилепленные к нему орудия
- они вполне похожи на тесала; то и отличие, что приросли. Потому что
вне причины, управляющей их движением или покоем, эти доли много ли
ценнее, чем игла ткачихи, тростинка писца или кнут возницы?
|
