|
|
Сочинения
ПОЛИТИКА
(книга
первая и вторая)
О
том, что такое государство
1. Поскольку, как
мы видим, всякое государство представляет собой своего рода общение,
всякое же Общение организуется ради какого-либо блага (ведь всякая деятельность
имеет в виду предполагаемое благо), то, очевидно, все общения стремятся
к тому или иному благу, причем больше других, и к высшему из всех благ
стремится к общению, которое является наиболее важным из всех и обнимает
собой все остальные общения. Это общение и называется государством или
общением политическим.
2. Неправильно говорят те, которые полагают, будто понятия "государственный
муж", "царь", "домохозяин", "господин"
суть понятия тождественные. Ведь они считают, что эти понятия различаются
в количественном, а не в качественном отношении; скажем, господин-тот,
кому подвластно небольшое число людей; домохозяин-тот, кому подвластно
большее число людей; а кому подвластно еще большее число-это государственный
муж или царь; будто нет никакого различия между большой семьей и небольшим
государством и будто отличие государственного мужа от царя состоит в
том, что царь правит в силу лично ему присущей власти, а государственный
муж отчасти властвует, отчасти подчиняется на основах соответствующей
науки-политики. Это, однако, далеко от истины. 3. Излагаемое станет
ясным при рассмотрении с помощью усвоенного нами ранее метода: как в
других случаях, расчленяя сложное на его простые элементы (мельчайшие
части целого) и рассматривая, из чего состоит государство, мы и относительно
перечисленных понятии лучше увидим, чем они отличаются одно от другого
и возможно ли каждому из них дать научное объяснении.
И здесь, как и повсюду, наилучший способ теоретического построения состоял
бы в рассмотрении первичного образования предметов. 4. Так, необходимость
побуждает прежде всего сочетаться попарно тех, кто не может существовать
друг без друга,- женщину и мужчину в целях продолжении потомства; и
сочетание это обусловливается не сознательным решением, но зависит от
естественного стремлении, свойственного и остальным живым существам
и растениям,-оставить поело себя другое подобное себе существо.
[Точно так же в целях взаимного самосохранения необходимо объединяться
попарно существу], в силу своей природы властвующему, и существу, в
силу своей природы подвластному. Первое благодаря своим умственным свойствам
способно к предвидению, и потому оно уже по природе своей существо властвующее
и господствующее; второе, так как оно способно лишь своими физическими
силами исполнять полученные указания, является существом подвластным
и рабствующим. Поэтому и господину и рабу полезно одно и то же. 5. Но
женщина и раб но природе своей дна различных существа: ведь творчество
природы ни в чем не уподобляется жалкой работе кузнецов, изготовляющих
"дельфийский нож"; напротив, в природе каждый предмет имеет
свое назначение. Так, всякий инструмент будет наилучшим образом удовлетворять
своему назначению, если он предназначен для исполнения одной работы,
а не многих. У варваров женщина и раб; занимают одно и то же положение,
и объясняется это тем, что у них отсутствует элемент, предназначенный
во природе своей к властвованию. У них бывает только одна форма общения
- общение paбa и рабыни. Поэтому и говорит поэт: "Прилично властвовать
над варварами грекам"; варвар и раб по природе своей понятия тожественные.
6. Итак, из указанных двух форм общения получается первый вид общения
- семья. Правильно звучит стих Господа: "Дом прежде всего и супруга,
и бык-землепашец" (у бедняков бык служит вместо раба). Соответственно
общение, естественным путем возникшее для удовлетворения повседневных
надобностей, есть семья; про членов такой семьи Харонд говорят, что
они едят из одного ларя, а Эпименид Критянин называет их питающимися
из одних яслей".
7. Общение, состоящее из нескольких семей и имеющее целью обслуживание
не кратковременных только потребностей,-селение. Вполне естественно,
что селение можно рассматривать как колонию семьи; некоторые и называют
членов одного и того же селения "молочными братьями", "сыновьями",
"внуками". Греческие государства потому вначале и управлялись
царями (а в настоящее время то же мы видим у негреческих племен), что
они образовались из элементов, признававших над собой царскую власть:
ведь во всякой семье старший облечен полномочиями царя. И в колониях
семей-селениях поддерживали в силу родственных отношении между их членами
тот же порядок. Об этом именно и упоминает Гомер, говоря: "Правит
каждый женами и детьми", ведь они жили отдельными селениями, как,
впрочем, и вообще жили люди в древние времена. И о богах говорят, что
они состоят ид властью царя, потому что люди - отчасти еще и теперь,
а отчасти и в древнейшие времена - управлялись царями и, так же как
люди уподобляют внешний вид богов своему виду, так точно они распространили,
это представление и на образ жизни богов.
8. Общество, состоящее из нескольких селений, есть вполне завершенное
государство, достигшее, можно сказать, в полной мере самодовлеющего
состояния и возникшее ради потребностей жизни, но существующее ради
достижения благой жизни. Отсюда следует, что всякое государство - продукт
естественного возникновения, как и первичные общения: оно является завершением
их, в завершении же сказывается природа. Ведь мы называем природой каждого
объекта - возьмем, например, природу человека, коня, семьи - то его
состояние, какое получается при завершении его развития. Сверх того,
в осуществлении конечной цели и состоит высшее завершение, а самодовлеющее
существование оказывается и завершением, и наивысшим существованием.
9. Из всего сказанного явствует, что государство принадлежит к тому,
что существует по природе, и что человек по природе своей есть существо
политическое, а тот, кто в силу своей природы, а не вследствие случайных
обстоятельств живет вне государства,-либо недоразвитое в нравственном
смысле существо, либо в сверхчеловек; его и Гомер поносит, говоря "без
роду, без племени, вне законов, без очага"; такой человек по своей
природе только и жаждет войны; сравнить его можно с изолированной пешкой
на игральной доске.
10. Что человек есть существо общественное в большей степени, нежели
пчелы и всякого рода стадные животные, ясно из следующего: природа,
согласно нашему утверждению, ничего не делает напрасно; между тем один
только человек из всех живых существ одарен речью. Голос выражает печаль
и радость, поэтому он свойствен и остальным живым существам (поскольку
их природные свойства развиты до такой степени, чтобы ощущать радость
и печаль и передавать эти ощущения друг другу). Но речь способна выражать
и то, что полезно и что вредно, равно как и то, что справедливо и что
несправедливо. 11. Это свойство людей отличает их от остальных живых
существ: только человек способен к восприятию таких понятии, как добро
и зло, справедливость и несправедливость и т. п. А совокупность всего
этого и создает основу семьи и государства. Первичным по природе является
государство по сравнению с семьей и каждым из нас; ведь необходимо,
чтобы целое предшествовало части. Уничтожь живое существо в его целом,
и у него не будет ни ног, ни рук, сохранится только наименование их,
подобно тому как мы говорим "каменная рука"; ведь и рука,
отделенная от тела, будет именно такой каменной рукой. Всякий предмет
определяется совершаемым им действием и возможностью совершить это действие;
раз эти свойства у предмета утрачены, нельзя уже говорить о нем как
таковом: останется только его обозначение. 12. Итак, очевидно, государство
существует по природе и по природе предшествует каждому человеку; поскольку
последний, оказавшись в изолированном состоянии, не является существом
самодовлеющим, то его отношение к государству такое же, как отношение
любой части к своему целому. А тот, кто не способен вступить в общение
пли, считая себя существом самодовлеющим, не чувствует потребности ни
в чем, уже не составляет элемента государства, становясь либо животным,
либо божеством.
Во всех людей природа вселила стремление к государственному общению,
и первый, кто это общение организовал, оказал человечеству величайшее
благо, Человек, нашедший свое завершение,- совершеннейшее из живых существ,
и, наоборот, человек, живущий вне закона и права,- наихудший из всех,
ибо несправедливость, владеющая оружием, тяжелее всего; природа же дала
человеку в руки оружие - умственную и нравственную силу, а ими вполне
можно пользоваться в обратную сторону. Поэтому человек, лишенный добродетели,
оказывается существом самым нечестивым и диким, низменным в своих половых
и вкусовых позывах. Понятие справедливости связано с представлением
о государстве, так как право, служащее мерилом справедливости, является
регулирующей нормой политического общения.
О
домохозяйстве и рабстве
II 1. Уяснив, из
каких элементов состоит государство, мы должны прежде всего сказать
об организации семьи, ведь каждое государство слагается из отдельных
семей. Семья в свою очередь состоит из элементов, совокупность которых
и составляет ее организацию. В совершенной семье два элемента: рабы
и свободные. Так как исследование каждого объекта должно начинать прежде
всего с рассмотрения мельчайших частей, его составляющих, а первоначальными
и мельчайшими частями семьи являются господин и раб, муж и жена, отец
и дети, то и следует рассмотреть каждый из этих: трех элементов: что
каждый из них представляет собой и каковым он должен быть.
2. [Отношения, существующие между тремя указанными парными элементами,
можно охарактеризовать] так: господское, брачное (сожительство мужа
и жены не имеет особого термина для своего обозначения) и третье - отцовское
(и это отношение не обозначается особым термином). Пусть их будет три,
именно названные нами (существует еще один элемент семьи, который, по
мнению одних, и есть ее организация, а по мнению других, составляет
главнейшую часть ее; я имею в виду так называемое искусство накопления;
в чем оно состоит - мы разберем дальше).
Остановимся прежде всего на господине и рабе и посмотрим на их взаимоотношения
с точки зрения практической пользы. Можем ли мы для уяснения этого отношения
стать на более правильную сравнительно с имеющимися теориями точку зрения?
3. Дело в том, что, по мнению одних, власть господина над рабом есть
своего рода наука, причем и эта власть и организация семьи, и государство,
и царская власть - одно и то же, как мы уже упомянули вначале. Наоборот,
по мнению других, самая власть господина над рабом противоестественна;
лишь по закону один- раб, другой - свободный, по природе же никакого
различия нет. Поэтому и власть господина над рабом, как основанная на
насилии, несправедлива.
4. Собственность есть часть дома, и приобретение есть часть семейной
организации: без предметов первой необходимости нельзя не только хорошо
жить, но и вообще жить. Во всех ремеслах с определенно поставленной
целью нужны бывают соответствующие орудия, если работа должна быть доведена,
до конца, и из этих орудий одни являются неодушевленными, - другие-
одушевленными (например, для кормчего руль - неодушевленное орудие,
рулевой - одушевленное), потому что в искусствах ремесленник- играет
роль орудия. Так точно и для домохозяина собственность оказывается своего
рода орудием для существования. И приобретение собственности требует
массу орудий, причем раб - некая одушевленная собственность, как и вообще
в искусствах всякий ремесленник как орудие стоит впереди других инструментов.
5. Если бы каждое орудие могло выполнять свойственную ему работу само,
по данному ему приказанию или даже его предвосхищая, и уподоблялось
бы статуям Дедала или треножникам Гефеста, о которых поэт говорит, что
они "сами собой (aytomatoys) входили в собрание богов"; если
бы ткацкие челноки сами ткали, а плектры сами играли на - кифаре, тогда
и зодчие не нуждались бы в работниках, а господам не нужны были бы рабы.
Орудия как таковые имеют своим назначением продуктивную деятельность
(poietika), собственность же является орудием деятельности активной
(praktikon); ведь, пользуясь ткацким челноком, мы получаем нечто иное,
чем его применение; одежда же и ложе являются для нас только предметами
пользования.
6. В силу
специфического отличия продуктивной и активной деятельности, конечно,
соответственно различны и те орудия, которые потребны для той и для
другой. Но жизнь-активная деятельность (praxis), а не продуктивная (poiesis);
значит, и раб служит тому, что относится к области деятельности активной.
"Собственность" нужно понимать в том же смысле, что и "часть".
Часть же есть не только часть чего-либо другого, но она вообще немыслима
без этого другого. Это вполне приложимо и к собственности. Поэтому господин
есть только господин раба, но не принадлежит ему; раб же не только раб
господина, но и всецело принадлежит ему.
7. Из вышеизложенного ясно, что такое раб по своей природе и по своему
назначению: кто по природе принадлежит не самому себе, а другому и при
этом все-таки человек, тот по своей природе раб. Человек же принадлежит
другому в том случае, если он, оставаясь человеком, становится собственностью;
последняя представляет собой орудие активное и отдельно существующее.
После этого нужно рассмотреть, может ли или не может существовать по
природе такой человек, т. е. раб, и лучше ли и справедливо ли быть кому-либо
рабом или нет, но всякое рабство противно природе.
8. Нетрудно ответить на эти вопросы и путем теоретических рассуждений,
и на основании фактических данных. Ведь властвование и подчинение не
только необходимы, но и полезны, и прямо от рождения некоторые существа
различаются [в том отношении, что одни из них как бы предназначены]
к подчинению, другие - к властвованию. Существует много разновидностей
властвующих и подчиненных, однако, чем выше стоят подчиненные, тем более
совершенна сама власть над ними; так, например, власть над человеком
более совершенна, чем власть над животным. Ведь, чем выше стоит мастер,
тем совершеннее исполняемая им работа; но, где одна сторона властвует,
а другая подчиняется, там только и может идти речь о какой-либо их работе.
9. И во всем, что, будучи составлено из нескольких частей, непрерывно
связанных одна с другой или разъединенных, составляет единое целое,
сказывается властвующее начало и начало подчиненное. Это общий закон
природы, и, как таковому, ему подчинены одушевленные существа. Правда,
и в предметах неодушевленных, например в музыкальной гармонии, можно
подметить некий принцип властвования; но этот вопрос может, пожалуй,
послужить предметом специального исследования. 10. Живое существо состоит
прежде всего из души и тела; из них по своей природе одно - начало властвующее,
другое - начало подчиненное. Разумеется, когда дело идет о природе предмета,
последний должен рассматриваться в его природном, а не в извращенном
состоянии. Поэтому надлежит обратиться к рассмотрению такого человека,
физическое и психическое начала которого находятся в наилучшем состоянии;
на этом примере станет ясным наше утверждение; У людей же испорченных
или расположенных к испорченности в силу их нездорового и противного
природе состояния зачастую может показаться, что тело властвует над
душой.
11. Согласно нашему утверждению, во всяком живом существе прежде всего
можно усмотреть власть господскую и политическую. Душа властвует над
телом, как господин, а разум над вашими стремлениями-как государственный
муж. Отсюда ясно, сколь естественно и полезно для тела быть в подчинении
у души, а для подверженной аффектам части души- быть в подчинении у
разума и рассудочного элемента души и, наоборот, какой всегда получается
вред при равном или обратном соотношении. 12. То же самое положение
остается в силе и в отношении человека и остальных живых существ. Так,
домашние животные по своей природе стоят выше, чем дикие, и для всех
домашних животных предпочтительнее находиться в подчинении у человека:
так они приобщаются к своему благу (sоterias). Так же и мужчина по отношению
к женщине: первый по своей природе выше, вторая - ниже, и вот первый
властвует, вторая находится в подчинении. Тот же самый принцип неминуемо
должен господствовать и во всем человечестве.
13. Все те, кто в такой сильной степени отличается от других людей,
в какой душа отличается от тела, а человек от животного (это бывает
со всеми, чья деятельность заключается в применении физических сил,
и это наилучшее, что они могут дать), те люди по своей природе - рабы;
для них, как и для вышеуказанных существ, лучший удел - быть в подчинении
у такой власти. Ведь раб по природе - тот, кто может принадлежать другому
(потому он и принадлежит другому) и кто причастен к рассудку в такой
мере, что способен понимать его приказания, но сам рассудком не обладает.
Что же касается остальных живых существ, то они не способны к понимание
приказаний рассудка, но повинуются движениям чувств.
14. Впрочем, польза, доставляемая домашними животными мало чем отличается
от пользы, доставляемой рабами и те и другие своими физическими силами
оказывают помощь в удовлетворении наших насущных потребностей.
Природа желает, чтобы и физическая организация свободных людей отличалась
от физической организации рабов: у последних тело мощное, пригодное
для выполнения необходимых физических трудов; свободные же люди держатся
прямо и не способны к выполнению подобного рода работ, зато они пригодны
для политической жизни, а эта последняя разделяется у них на деятельность
в военное и мирное время. Впрочем, зачастую случается и наоборот: одни
имеют, только свойственные свободным тела, а другие - только души. 15.
Ясно, во всяком случае, следующее: если бы люди отличались между собой
только физической организацией в такой степени, в какой. отличаются,
от них в этом отношении изображения богов, то все признали бы, что люди,
уступающие в отношении физической организации, достойны быть рабами.
Если это положение справедливо относительно физической природы людей,
то еще более справедливо установить такое разграничение относительно
их психической природы, разве что красоту души не так легко увидеть,
как красоту тела. Очевидно, во всяком случае, что одни люди по природе
свободны, другие - рабы, и этим последним быть рабами и полезно и справедливо.
16. Нетрудно усмотреть, что правы в некотором отношении и те, кто утверждает
противное. В самом деле, выражения "рабство" и "раб"
употребляются в двояком смысле: бывает раб и рабство и по закону; закон
является своего рода соглашением, в силу которого захваченное на войне
называют собственностью овладевших им. Это право многие причисляют к
противозакониям из тех, что иногда вносят ораторы: было бы ужасно, если
бы обладающий большой физической силой человек только потому, что он
способен к насилию, смотрел на захваченного путем насилия как на раба
и подвластного себе. И одни держатся такого мнения, другие- иного, и
притом даже среди мудрецов.
17. Причиной этого разногласия в мнениях, причем жаждая сторона приводит
в пользу защищаемого ею положения свои доводы, служит то, что и добродетель
вполне. может, раз ей даны на то средства, прибегать до известной степени
к насилию; что всякого рода превосходство всегда заключает в себе преизбыток
какого-либо блага, так что и насилию, кажется, присущ до известной степени
элемент добродетели; следовательно, спорить можно только о справедливости.
По мнению одних, со справедливостью связано благоволение к людям; по
мнению других, справедливость заключается уже в том, чтобы властвовал
человек более сильный. 18. При изолированном противопоставлении этих
положений оказывается, что ни одно из них не обладает ни силой, ни убедительностью,
будто лучшее в смысле добродетели не должно властвовать и господствовать.
Некоторые, опираясь, как они думают, на некий принцип справедливости
(ведь закон есть нечто справедливое), полагают, что рабство в результате
войны справедливо, но в то же время и отрицают это. В самом деле, ведь
самый принцип войны можно считать несправедливым, и никоим образом нельзя
было бы утверждать, что человек, не заслуживающий быть рабом, все-таки
должен стать таковым. Иначе окажется, что люди заведомо самого благородного
происхождения могут стать рабами и потомками рабов только потому, что
они, попав в плен, были проданы в рабство. Поэтому защитники последнего
из указанных мнений не хотят называть их рабами, но называют так только
варваров. Однако, когда они это говорят, они ищут не что-нибудь другое,
а лишь рабство по природе, о чем мы и сказали с самого начала; неизбежно
приходится согласиться, что одни люди повсюду рабы, другие нигде таковыми
не бывают. 19. Таким же точно образом они судят и о благородстве происхождения.
Себя они считают благородными не только у себя, но и повсюду, варваров
же - только на их родине, как будто в одном случае имеется благородство
и свобода безусловные, в другом - небезусловные. В таком духе говорит
и Елена у Феодекта: "Меня, с обеих сторон происходящую от божественных
предков, кто решился бы, назвать рабыней?" Говоря это, они различают
человека рабского и свободного положения, людей благородного и неблагородного
происхождения единственно по признаку добродетели и порочности; при
этом предполагается, что как от человека рождается человек, а от животного
- животное, так и от хороших родителей - хороший; природа же зачастую
стремится к этому, но достигнуть этого не может.
20. Из сказанного, таким образом, ясно, что колебание [во взглядах на
природу рабства] имеет некоторое основание: с одной стороны, одни не
являются по природе рабами, а другие - свободными, а с другой стороны,
у некоторых это различие существует и для них полезно и справедливо
одному быть в рабстве, другому - господствовать, и следует, чтобы один
подчинялся, а другой властвовал и осуществлял вложенную в него природой
власть, так чтобы быть господином. Но дурное применение власти не приносит
пользы ни ю тому ни другому: ведь что полезно для части, то полезно
и для целого, что полезно для тела, то полезно и для души, раб же является
некоей частью господина, как бы одушевленной, хотя и отделенной, частью
его тела.
21. Поэтому полезно рабу и господину взаимное дружеское отношение, раз
их взаимоотношения покоятся на естественных началах; а у тех, у кого
это не так, но отношения основываются на законе и насилии, происходит
обратное.
Из предыдущего ясно и то, что власть господина и власть государственного
мужа, равно как и все виды власти, не тождественны, как то утверждают
некоторые. Одна - власть над свободными по природе, другая - власть
над рабами. Власть господина в семье - монархия (ибо всякая семья управляется
своим господином монархически), власть же государственного мужа - это
власть над свободными и равными. 22. Господином называют не за знания,
а за природные свойства; точно так же обстоит дело с рабом и свободным.
Правда, можно вообразить и науку о власти господина, как и науку о рабстве,
последнюю - вроде той, какая существовала в Сиракузах, где некто обучал
25 людей рабству: за известное вознаграждение он преподавал молодым
рабам знания, относящиеся к области обычного рода домашних услуг. Такое
обучение могло бы простираться и на дальнейшие области, например можно
было бы обучать кулинарному искусству и остальным подобного же рода
статьям домашнего услужения. Работы ведь бывают разные - одни более
высокого, другие более насущного характера, как говорит и пословица
"Раб рабу, господин господину - рознь".
23. Все подобного рода науки - рабские, господская же наука - как пользоваться
рабом, и быть господином вовсе не значит уметь приобретать рабов, но
уметь пользоваться ими. В этой науке нет ничего ни великого, ни возвышенного:
ведь то, что раб должен уметь исполнять, то господин должен уметь приказывать.
Поэтому у тех, кто имеет возможность избежать таких хлопот, управляющий
берет на себя эту обязанность, сами же они занимаются политикой или
философией. Что же касается науки о приобретении рабов (в той мере,
в какой оно справедливо), то она отличается от обеих вышеуказанных,
являясь чем-то вроде науки о войне или науки об охоте. Вот наши соображения
о рабе и господине.
Об
искусстве наживать состояние
1. Теперь мы займемся
рассмотрением того, что такое собственность вообще и в чем заключается
искусство наживать состояние, руководясь принятым нами методом исследования,
так как и раб есть некая часть собственности. Прежде всего может возникнуть
вопрос: тождественно ли искусство наживать состояние с наукой о домохозяйстве,
или это искусство есть часть данной науки, или оно стоит в служебном
к ней отношении, и если так, то не находится ли искусство наживать состояние
в таком же отношении к науке о домохозяйстве, в каком стоит умение сделать
ткацкий челнок к ткацкому искусству или умение сделать сплав бронзы
к искусству ваяния? Дело в том, что оба последних умения находятся не
в одинаковом служебном отношении к связанным с ними искусствам, так
как первое доставляет орудие, второе - материал (под материалом я разумею
субстрат, посредством которого какая-либо работа может быть доведена
до конца, например для ткача - шерсть, для ваятеля- бронза).
2. Ясно, что искусство наживать состояние не тождественно науке о домохозяйстве:
в одном случае речь идет о приобретении средств, в другом - о пользовании
ими; к чему, в самом деле, будет относиться умение пользоваться всем,
что имеется в доме, как не к науке о домохозяйстве? Но вопрос о том,
представляет ли искусство наживать состояние часть науки о домохозяйстве,
или оно является особой, отличной
5 от нее отраслью знания, вызывает затруднения, если считать, что тот
человек, который владеет указанными искусствами, может исследовать,
в чем заключается источник имущественного благосостояния и вообще собственности.
Понятия "собственность" и "богатство" заключают
в себе много разновидностей. Bo-первые земледелие - часть ли это науки
о домохозяйстве или особая, отдельная от нее отрасль знания? Тот же
вопрос можно задать и вообще относительно заботы о средствах пропитания
и приобретении их.
3. Так как существует много родов пищи, то многоразличен и образ жизни
и животных и людей; без пищи жить нельзя, почему разнообразные виды
питания повлекли за собой и разнообразный образ жизни животных. Одни
из животных живут стадно, другие разбросанно, смотря по тому, какой
образ жизни оказывается более пригодным для добывания пищи, так как
одни из животных плотоядные, другие травоядные, третьи всеядные. Природа
определила образ жизни животных с таким расчетом, чтобы каждому из них
можно было с большей легкостью добывать себе подходящую пищу; не одна
и та же пища по природе приятна каждому животному, но одному подходит
одна, другому - другая; поэтому образ жизни плотоядных животных отличается
от образа жизни травоядных.
4. То же самое и среди людей. Образ их жизни бывает весьма различным.
Наиболее ленивые из них ведут образ жизни кочевников, которые питаются,
не прилагая ни труда, ни заботы, мясом домашних животных, так как кочевникам
приходится в поисках пастбищ для своих стад постоянно переменять место
своего кочевья, то они поневоле и сами следуют за своими стадами; они
как бы возделывают живую пашню. Другие люди живут охотой, разные - различными
видами охоты; например, для одних охотой является грабеж, для других,
обитающих у озер, болот, рек или морей, обильных рыбой, охотой служит
рыбная ловля, третьи охотятся 'на птицу или диких зверей. Все же огромное
большинство людей живет благодаря земледелию и культурным растениям.
5. Таков примерно образ жизни у тех, кто непосредственно трудится над
тем, что дает природа, не прибегая для добывания и средств к жизни к
обмену и торговле,- кочевой быт, земледельческий, разбой, рыболовство,
охота. Некоторые живут приятно, соединяя те или иные из этих видов и
заимствуя у одного из них то, чего не хватает другому, чтобы быть самодовлеющим,
например одни соединяют кочевнический и разбойничий образ жизни, другие
- земледельческий и охотничий, равным образом и остальные, Люди ведут
такой образ жизни, какой их заставляет вести нужда.
6. По-видимому, сама природа дарует всем по достижении полного развития
такую же собственность, какую она дает им сразу при их возникновении.
Некоторые животные уже в то время, как они рождают детенышей, доставляют
им такое количество пищи, какое бывает достаточным до той поры, пока
детеныши не будут в состоянии добывать ее себе сами; таковы, например,
те животные, которые выводят червей или кладут яйца. А все производящие
живых детенышей животные до известного времени имеют пищу для рожденных
в самих себе, именно вещество, называемое молоком.
7. Равным образом ясно, и из наблюдений тоже надо заключить, что и растения
существуют ради живых существ, а животные - ради человека; домашние
животные служат человеку как для потребностей домашнего обихода, так
и для пищи, а из диких животных если не все, то большая часть - для
пищи и для других надобностей, чтобы получать от них одежду и другие
необходимые предметы. Если верно то, что природа ничего не создает в
незаконченном виде и напрасно, то следует признать, что она создает
все вышеупомянутое ради людей.
8. Поэтому и военное искусство можно рассматривать до известной степени
как естественное средство для приобретения собственности, ведь искусство
охоты есть часть военного искусства: охотиться должно как на диких животных,
так и на тех людей, которые, будучи от природы предназначенными к подчинению,
не желают подчиняться; такая война по природе своей справедлива.
Итак, один из видов искусства приобретения является по природе своей
частью науки о домохозяйстве, и мы должны допустить, что либо он существует
сам по себе, либо существование его обеспечивается теми, кто занят накоплением
средств, необходимых для жизни и полезных для государственной и семейной
общины.
9. Истинное богатство, по-видимому, и состоит в совокупности этих средств.
Ведь мера обладания собственностью, которая является достаточной для
хорошей жизни, не беспредельна; как говорит Солон в одном из своих стихотворений,
"людям не указан никакой предел богатства". Предел этот существует,
как он существует и в остальных искусствах: всякое орудие во всяком
искусстве не является беспредельным в отношении своего количества и
величины; богатство же представляет собой совокупность орудий экономических
и политических. Итак, из сказанного ясно, в каком отношении и по какой
причине искусство приобретения относится по своей природе к сфере деятельности
домохозяина и государственного мужа.
10. Существует другой род искусства приобретения, который обыкновенно
называют, и с полным правом, искусством наживать состояние; с этим искусством
и связано представление, будто богатство и нажива не имеют никакого
предела. Многие полагают, что это искусство вследствие его близкого
соседства с искусством приобретения тождественно с последним; на самом
деле оно не тождественно с названным, но не является и далеким от него:
одно из них существует по природе, другое - не по природе, но больше
за счет известной опытности и технического приспособления.
11. При рассмотрении этого искусства будем исходить из следующего положения.
Пользование каждым объектом владения бывает двоякое; в обоих случаях
пользуются объектом как таковым, но не одинаковым образом; в одном случае
объектом пользуются по его назначению, в другом - не по назначению;
например, обувью пользуются и для того, чтобы надевать ее на ноги, и
для того, чтобы менять ее на что-либо другое. И в том и в другом случае
обувь является объектом пользования: ведь и тот, кто обменивает обувь
имеющему в ней надобность на деньги или на пищевые продукты, пользуется
обувью как обувью, но не по назначению, так как оно не заключается в
том, чтобы служить предметом обмена. Так же обстоит дело и с остальными
объектами владения - все они могут быть предметом обмена. Первоначальное
развитие меновой торговли было обусловлено естественными причинами,
так как люди обладают необходимыми для жизни предметами одними в большем,
другими - в меньшем количестве.
12. Отсюда также ясно, что мелкая торговля не имеет по природе никакого
отношения к искусству наживать состояние, потому что вначале обмен ограничивался
исключительно предметами первой необходимости. В первой общине, т. е.
в семье, не было явно никакой надобности в обмене; он сделался необходимым,
когда общение стало обнимать уже большее количество членов. В самом
деле, в первоначальной семье все было общим; разделившись, стали нуждаться
во многом из того, что принадлежало другим, и неизбежно приходилось
прибегать к взаимному обмену. Такой способ обмена еще и в настоящее
время практикуется у многих варварских народов. Они обмениваются между
собой только предметами необходимыми, и больше ничем; например, они
обменивают вино на хлеб и наоборот и т. п.
13. Такого рода меновая торговля и не против природы, и вовсе не является
разновидностью искусства наживать состояние, ведь ее назначение - восполнять
то, чего недостает для согласной с природой самодовлеющей жизни. Однако
из указанной меновой торговли развилось все-таки вполне логически и
искусство наживать состояние. Когда стала больше требоваться чужая помощь
для ввоза недостающего и вывоза излишков, неизбежно стала ощущаться
потребность в монете, так как далеко не каждый предмет первой необходимости
можно было легко г перевозить.
14. Ввиду этого пришли к соглашению давать и получать при взаимном обмене
нечто такое, что, представляя само по себе ценность, было бы вместе
с тем вполне сподручно в житейском обиходе, например железо, серебро
или нечто иное; сначала простым измерением и взвешиванием определяли
ценность таких предметов, а в конце концов, чтобы освободиться от их
измерения, стали отмечать их чеканом, служившим показателем их стоимости.
15. После того как в силу необходимости обмена возникли деньги, появился
другой вид искусства наживать достояние, именно торговля. Сначала она,
быть может, велась совершенно просто, но затем, по мере развития опытности,
стала совершенствоваться в смысле источников и способов, какими торговые
обороты могли бы принести наибольшую прибыль. Вот почему и создалось
представление, будто предметом искусства наживать состояние служат главным
образом деньги и будто главной его задачей является исследование того
источника, из которого возможно почерпнуть наибольшее их количество,
ведь оно рассматривается как искусство, создающее богатство и деньги.
16. И под богатством зачастую понимают именно преизобилие денег, вследствие
того, что будто бы искусство наживать состояние и торговля; направлены
к этой цели. Иногда, впрочем, деньги кажутся людям пустым звуком и вещью
вполне условной, по существу ничем, так как стоит лишь тем, кто пользуется
деньгами, переменить отношение к ним, в деньги потеряют всякое достоинство,
не будут иметь никакой ценности в житейском обиходе, а человек, обладающий
даже большими деньгами, часто не в состоянии будет достать себе необходимую
пищу; такого рода богатство может оказаться прямо-таки не имеющим никакого
смысла, и человек, обладающий им в преизобилии, может умереть голодной
смертью, подобно тому легендарному Мидасу, у которого вследствие ненасытности
его желаний все предлагавшиеся ему яства превращались в золото.
17. Ввиду всего вышеизложенного на правильном пути исследования стоят
те, кто определяет богатство и искусство наживать состояние как нечто
отличное одно от другого. В самом деле, искусство наживать состояние
и сообразное с природой богатство суть вещи различные; искусство наживать
состояние относится к области домохозяйства, а торговая деятельность
создает имущество не всякими способами, а лишь путем обмена имущества.
Торговля, по-видимому, имеет дело главным образом с денежными знаками,
служащими необходимым элементом и целью всякого обмена. И богатство,
являющееся в результате применения этого искусства наживать состояние,
действительно не имеет каких-либо пределов. Подобно тому как медицина
имеет беспредельную цель - абсолютное здоровье человека, точно так же
и каждое из искусств беспредельно в достижении своих целей, и к этому
они больше всего стремятся; но те средства, которые ведут искусство
к достижению его цели, ограничены, так как сама цель служит в данном
случае для всякого искусства пределом. Подобно этому, и в искусстве
наживать состояние никогда не бывает предела в достижении цели, а целью
здесь оказывается богатство и обладание деньгами.
18. Напротив, в области, относящейся к домохозяйству, а не к искусству
наживать состояние, предел имеется, так как целью домохозяйства служит
не накопление денег. Вместе с тем ясно, что всякого рода богатство должно
бы иметь свой предел, но в действительности, мы видим, происходит противоположное:
все занимающиеся денежными оборотами стремятся увеличить количество
денег до бесконечности. Причиной этого является тесное соприкосновение
обеих областей: и та и другая скрещиваются между собой в применении
тождественных средств для достижения своих целей. И в той и в другой
области предметом пользования оказывается одна и та же собственность,
по не одинаково: в одном случае цель - нечто иное, в другом - приумножение
того же самого. И потому некоторые считают это конечной целью в области
домохозяйства и настаивают на том, что нужно или сохранять имеющиеся
денежные средства, или даже стремиться приумножить их до беспредельности.
19. В основе этого направления лежит стремление к жизни вообще, но не
к благой жизни; и так как эта жажда беспредельна, то и стремление к
тем средствам, которые служат к утолению этой жажды, также безгранично.
И даже те люди, которые стремятся к благой жизни, ищут того, что доставляет
им физические наслаждения, и так как, по их представлению, средства
для осуществления этого дает собственность, то вся деятельность таких
людей направляется на наживу. Таким вот путем и получил свое развитие
второй вид искусства наживать состояние. А так как физические наслаждения
имеются в преизобилии, то такие люди ищут и средств, которые доставляли
бы им этот преизбыток наслаждений; если люди не в состоянии достигнуть
своей цели при помощи искусства наживать состояние, то они стремятся
к ней иными путями и для этого пускают в ход все свои способности вопреки
даже голосу природы.
20. Так, например, мужество заключается в отваге, а не в наживании денег;
точно так же военное и врачебное искусства имеют в виду не наживу, но
первое - одержание победы, второе - доставление здоровья. Однако эти
люди обращают все свои способности на наживу денег, будто это является
целью, а для достижения цели приходится идти на все.
Вот что я считаю нужным сказать о том искусстве наживать состояние,
которое не является необходимым; я описал сущность его и указал на те
причины, в силу которых мы прибегаем к нему. Что касается того искусства
наживать состояние, которое является необходимым, то я указал на отличие
его от искусства не необходимого: необходимое искусство относится к
области домохозяйства, оно сообразно с природой, направлено на добывание
средств к жизни и не беспредельно, как искусство не необходимое, а имеет
свои границы.
21. Теперь ясен и ответ на поставленный вначале вопрос: относится ли
к области деятельности домохозяина и государственного мужа искусство
наживать состояние или, скорее, не относится? Правда, нужно предполагать
это искусство как бы уже имеющимся в наличии: так ведь и политика не
создает людей, но берет их такими, какими их создала природа; точно
так же и природа - земля, море и т. п. - должна доставлять человеку
необходимое пропитание; и на обязанности домохозяина лежит всему тому,
что получается из этих источников, дать соответствующее назначение.
Так, предметом ткацкого искусства является не изготовление шерсти, но
использование ее, умение распознать, какая шерсть доброкачественна и
пригодна, какая недоброкачественна и непригодна.
22. Можно поставить еще и такой вопрос: почему искусство наживать состояние
относится к области домохозяйства, а медицина не относится? Ведь здоровье
является столь же необходимым для членов семьи, как и питание и тому
подобные жизненные потребности. В одном отношении и домохозяин и правитель
должны заботиться и о здоровье им подвластных, в другом отношении это
дело является предметом заботы не их, а врача; точно так же и относительно
денег: с одной стороны, забота о денежных средствах составляет предмет
ведения домохозяина, с другой - нет, но входит в круг подсобной деятельности;
преимущественно же, как это отмечено и ранее, она должна быть в наличии
по природе. Ведь природа заботится о доставлении питания созданному
ею существу; всякое такое существо получает свое питание как бы в наследство
от того существа, которое произвело его на свет. Вот почему для всех
сообразное с природой искусство наживать состоит в извлечении пользы
от плодов и животных.
23. Это искусство, как мы сказали, бывает двояким: с одной стороны,
оно относится к области торговли, с другой - к области домохозяйства,
причем последнее обусловлено необходимостью и заслуживает похвалы, обменная
же деятельность по справедливости вызывает порицание, как деятельность,
обусловленная не естественными причинами, но [возникшая в силу необходимости
взаимного] обмена [между людьми]. Поэтому с полным основанием вызывает
ненависть ростовщичество, так как оно делает сами денежные знаки предметом
собственности, которые, таким образом, утрачивают то свое назначение,
ради которого они были созданы: ведь они возникли ради меновой торговли,
взимание же процентов ведет именно к росту денег. Отсюда это и получило
свое название; как дети походят на своих родителей, так и проценты являются
денежными знаками, происшедшими от денежных же знаков. Этот род наживы
оказывается по преимуществу противным природе.
IV 1. Разобрав в достаточной мере теорию искусства наживать состояние,
мы должны перейти к практической стороне вопроса. Во всех подобного
рода предметах в теориях открывается широкий простор, тогда как практика
в каждом случае связана с определенными условиями. К практической стороне
искусства наживать состояние относится усвоение опыта в деле приобретения
предметов владения: какие из них наиболее полезны, где и каким образом
можно достать их; например, при приобретении коней, коров, овец, равно
как и прочих домашних животных, нужно быть опытным в знании того, какие
из этих животных представляют наибольшую пользу, какие из них в каких
местностях имеются, так как одни из домашних животных родятся в изобилии
в одних местах, другие - в других; затем, нужно быть осведомленным относительно
земледелия, притом и просто в собственном смысле, и в плодоводстве также
и в пчеловодстве и относительно других плавающих или летающих животных,
oт которых можно получить выгоду.
2. Вот самые существенные исходные части искусства наживать состояние
в собственном смысле. Самым же значительным видом деятельности, имеющей
своим предметом обмен, является торговля. Она также состоит из трех
частей: морская торговля, транзитная торговля и розничная торговля.
Они различаются тем, что одни сопряжены с наименьшим риском, другие
приносят наибольший барыш. Вторым видом деятельности, имеющей своим
предметом обмен, служит отдача денег в рост; третьим - предоставление
своего труда за плату; это последнее находит приложение отчасти в ремеслах,
отчасти же у людей, неспособных к ремеслу и зарабатывающих себе средства
исключительно физическим трудом. Наконец, третий вид искусства наживать
состояние занимает среднее место между этим видом и первым, так как
он относится частью к деятельности, цель которой - наживать состояние
в соответствии с природой, частью - [к деятельности, цель которой -
наживать состояние] путем обмена; этот третий вид заключает в себе все
то, что имеет отношение к земле как таковой и к тому, что произрастает
из земли и что, не давая плодов в собственном смысле, тем не менее приносит
пользу, как, например, рубка леса и все виды горного дела; последнее
заключает в себе в свою очередь много разновидностей, поскольку горные
породы, добываемые из земли, весьма разнообразны.
3. Сказанного в общих чертах о каждом из видов, относящихся к искусству
наживать состояние, достаточно. Конечно, было бы полезно с практической
точки зрения тщательно разобрать здесь и детали, но задерживаться на
них было бы некстати. Из перечисленных родов деятельности самым искусным
является тот, при котором наименьшее значение имеет случайность; самым
низменным - тот, при котором получают повреждения тела; самым рабским
- тот, где требуется исключительное применение физических сил; наименее
же благородным - где меньше всего требуется добродетели.
4. Об указанном предмете имеется своя литература, например сочинения
Харета Паросского и Аполлодора Лемносского о земледелии, как простом,
так и о плодоводстве, равно как и сочинения других писателей о подобного
же рода предметах. Интересующийся ими может получить достаточные сведения
из указанных сочинений. Сверх того, полезно собирать и те ходячие рассказы,
в которых говорится, каким .образом некоторым людям удалось нажить состояние.
Все это послужит на пользу тем, кто относится с вниманием и искусству
наживать состояние. К такого рода рассказам принадлежит а рассказ о
Фалесе Милетском.
5. Это рассказ о некоем предвидении, использованном для того, чтобы
нажить состояние, и его приписывают Фалесу, имея в виду его мудрость,
но ее можно рассматривать и с общей точки зрения. Когда его попрекали
бедностью, утверждая, будто занятия философией никакой выгоды не приносят,
то, рассказывают, он, предвидя на основании астрономических данных богатый
урожай оливок, еще до истечения зимы роздал в задаток имевшуюся у него
небольшую сумму денег всем владельцам маслобоен в Милете и на Хиосе,
законтрактовав их дешево, так как никто с ним не конкурировал. Когда
наступило время сбора оливок и сразу многим одновременно потребовались
маслобойни, он, отдавая маслобойни на откуп на желательных ему условиях
и собрав много денег, доказал, что философам при желании легко разбогатеть,
но не это является предметом их стремлений.
6. Так, говорят, Фалес дал доказательство своей мудрости. Но и вообще,
как мы сказали, выгодно в смысле наживания состояния, если кто сумеет
захватить какую-либо монополию. Поэтому и некоторые государства, находясь
в стесненном финансовом положении, прибегают к получению такого дохода
- они заводят монополию на те или иные товары.
7. Так, в Сицилии некто скупил на отданные ему в рост деньги все железо
из железоделательных мастерских, а затем, когда прибыли торговцы из
гаваней, стал продавать железо как монополист, с небольшой надбавкой
на его обычную цену. И все-таки он на пятьдесят талантов заработал сто.
8. Узнав об этом, Дионисий издал приказ, в силу которого этому человеку
разрешалось увезти деньги с собой, сам же он, однако, должен был оставить
Сиракузы, так как он нашел источник доходов, который наносил ущерб интересам
Дионисия. Находчивость Фалеса и сицилийца была одинакова: оба они сумели
в одинаковой мере обеспечить себе монополию. Такого рода сведения полезно
иметь и политическим деятелям: многие государства, как и семьи, но еще
в большей степени нуждаются в денежных средствах и в такого рода доходах.
Встречаются и такие государственные мужи, . вся деятельность которых
направлена к этой цели.
V 1. Наука о домохозяйстве предполагает три элемента власти: во-первых,
власть господина по отношению к рабам (об этом мы говорили выше); во-вторых,
отношение отца к детям; в-третьих, отношение мужа к жене. Действительно,
властвуют и над женой и над детьми как существами свободными, но осуществляется
эта власть не одинаковым образом.
2. Власть мужа над женой можно сравнить с властью политического деятеля,
власть отца над детьми - с властью царя. Ведь мужчина по своей природе,
исключая лишь те или иные ненормальные отклонения, более призван к руководительству,
чем женщина, а человек старший и зрелый может лучше руководить, чем
человек молодой и незрелый.
При замещении большей части государственных должностей между людьми
властвующими и подчиненными соблюдается очередность: и те и другие совершенно
естественно стремятся к равенству и к уничтожению всяких различий. Тем
не менее, когда одни властвуют, а другие находятся в подчинении, все-таки
является стремление провести различие между теми и другими в их внешнем
виде, в их речах и в знаках почета. Это имел в виду, между прочим, и
Амасис, когда рассказывал о своем сосуде для омовения ног.
Отношение мужчины к женщине всегда определяется вышеуказанным образом.
Власть же отца над детьми может быть уподоблена власти царя: родитель
властвует над детьми в силу своей любви к ним и вследствие того, что
он старше их, а такой вид власти и есть именно царская власть. Поэтому
прекрасно выразился Гомер, назвав Зевса "отцом людей и богов",
как царя всех их. Царь по природе должен отличаться от подданных, но
быть одного с ними рода. И так же относится старший к младшим и родитель
к ребенку.
3. Ясно, что в домохозяйстве следует заботиться более о людях, нежели
о приобретении бездушной собственности, более о добродетели первых,
нежели об изобилии последней (то, что мы называем богатством), более
о людях свободных, нежели о рабах. Прежде всего относительно рабов может
возникнуть вопрос: мыслима ли у раба вообще какая-либо добродетель помимо
его пригодности для работы и прислуживания? Обладает ли раб другими,
более высокими добродетелями, как, например, скромность, мужество, справедливость
и тому подобные свойства? Или у раба нет никаких иных качеств, помимо
способности служить своими физическими силами? Ответить "да"
и "нет" было бы затруднительно. Если да, то чем они будут
отличаться от свободных людей? Если нет, то это было бы странно, так
как ведь и рабы - люди и одарены рассудком.
4. Приблизительно то же самое затруднение возникает и при исследовании
вопроса о женщине и ребенке: есть ли у них добродетели, должна ли женщина
быть скромной, мужественной и справедливой и ребенок бывает ли своевольным
и скромным или нет? Стоит рассмотреть этот вопрос и с общей точки зрения
в приложении к существу, предназначенному природой быть в подчинении,
и к существу, по природе призванному к властвованию, тождественна ли
у них добродетель или различна? И если обоим этим существам должно быть
свойственно совершенство, то почему одно из них предназначено раз навсегда
властвовать, а другое - быть в подчинении? И это отличие не может основываться
на большей или меньшей степени совершенства, присущего тому и другому
существу, так как сами понятия "быть в подчинении" и "властвовать"
отличаются одно от другого в качественном (eidei), а де в количественном
отношении,
5. Признавать [совершенство] за одними и отрицать его в других - разве
это не было бы удивительно? Ведь если начальствующий не будет воздержным
и справедливым, как он может прекрасно властвовать? Точно так же, если
подчиненный не будет обладать этими добродетелями, как он может хорошо
подчиняться? Человек необузданный и низкопробный ни в чем не исполнит
своего долга. Таким образом, ясно, что оба должны быть причастны к добродетели,
но что эта добродетель должна отличаться так же, как отличаются между
собой властвующие и подчиненные по природе.
Это отличие неминуемо приводит нас к исследованию свойств души. В ней
одно начало является по природе властвующим, другое - подчиненным; им,
как мы утверждаем, соответствуют свои добродетели, как бы добродетели
разумного начала и неразумного.
6. Ясно, что то же самое отношение должно существовать и в других областях
и что по природе существует много видов властвующего и подчиненного.
Ведь свободный о человек проявляет свою власть над рабом иначе, чем
это делает мужчина по отношению к женщине и взрослый муж по отношению
к ребенку. Во всех этих существах имеются разные части души, только
имеются они по-разному. Так, рабу вообще не свойственна способность
решать, женщине она свойственна, но лишена действенности, ребенку также
свойственна, но находится в неразвитом состоянии.
7. Таким же образом неизбежно обстоит дело и с нравственными добродетелями:
наличие их необходимо предполагать во всех' существах, но не одинаковым
образом, а в соответствия с назначением каждого. Поэтому начальствующий
должен обладать нравственной добродетелью во всей полноте (в самом деле,
произведение просто принадлежит создателю, тогда как замысел - это и
есть создатель), а каждый из остальных должен обладать ею настолько,
насколько это соответствует его доле участия в решении общих задач.
8. Так что, очевидно, существует особая добродетель у всех названных
выше, и не одна и та же скромность женщины и мужчины, не одно и то же
мужество и справедливость, как полагал Сократ, но одно мужество свойственно
начальнику, другое - слуге; так же и с остальными добродетелями. Это
ясно и из более подробного рассмотрения вопроса. Заблуждаются те, кто
утверждает, придерживаясь общей точки зрения, будто хорошее душевное
расположение или правильный образ действий и т. п. суть уже добродетели
сами по себе. Гораздо правильнее поступают те, кто, подобно Горгию,
перечисляет добродетели определенных групп людей. И например, слова
поэта о женщине: "Убором женщине молчание служит" - в одинаковой
степени должны быть приложимы ко всем женщинам вообще, но к мужчине
они уже не подходят.
9. Затем, принимая во внимание неразвитость ребенка, явно нельзя говорить
о его самодовлеющей добродетели, но лишь поскольку, она имеет отношение
к дальнейшему развитию ребенка и к тому человеку, который ребенком руководит.
В том же самом смысле можно говорить и о добродетели раба в отношении
к его господину.
Мы установили, что раб полезен для повседневных потребностей. Отсюда
ясно, что он должен обладать добродетелью в слабой степени, именно в
такой, чтобы его своеволие и вялость не наносили ущерба исполняемым
работам.
10. .Может, пожалуй, возникнуть вопрос: применимо ли наше положение
к ремесленникам, должны ли и они обладать добродетелью, так как их своеволие
зачастую наносит ущерб их работе? Или в данном случае мы имеем дело
с совершенно отличным явлением? Раб ведь живет в постоянном общении
со своим господином; ремесленник стоит гораздо дальше, а потому не должен
ли ремесленник превосходить своей добродетелью раба настолько, насколько
ремесленный труд стоит выше труда рабского? Ремесленник, занимающийся
низким ремеслом, находится в состоянии некоего ограниченного рабства;
раб является таковым уже по природе, но ни сапожник, ни какой-либо другой
ремесленник не бывают таковыми по природе.
11. Ясно, что господин должен давать рабу импульс необходимой для него
добродетели, но что в обязанность господина вовсе не входит обучать
раба этой 5 добродетели. Неправильно говорят те, кто утверждает, что
с рабом нечего и разговаривать, что ему нужно только давать приказания;
нет, для рабов больше, чем для детей, нужно назидание.
Однако мы достаточно очертили эти вопросы; об отношениях же мужа к жене,
отца к детям, о добродетелях, свойственных каждому из них, каким путем
должно в одних случаях стремиться к благу, в других - избегать зла -
все это необходимо изложить при рассмотрении государственных устройств.
12. Так как всякая семья составляет часть государства, а все указанные
выше люди являются частями семьи и так как добродетели отдельных частей
должны соответствовать добродетелям целого, то необходимо и воспитание
детей и женщин поставить в соответствующее отношение к государственному
строю; и если это не безразлично для государства, стремящегося к достойному
устроению, то надо иметь также достойных детей и достойных женщин. И
с этим необходимо считаться, потому что женщины составляют половину
всего свободного населения, а из детей потом вырастают участники политической
жизни. Основоположения относительно этого предмета нами определены,
о прочем речь будет идти в своем месте. Ввиду этого мы наши теперешние
рассуждения, считая их законченными, оставляем и обращаемся к новому
началу. Прежде всего разберем мнения тех писателей, которые представили
свои проекты наилучшего государственного устройства.
Разбор
политических проектов Платона
I 1. Так как мы
ставим своей задачей исследование человеческого общения в наиболее совершенной
его форме, дающей людям полную возможность жить согласно их стремлениям,
то надлежит рассмотреть и те из существующих государственных устройств,
которыми, с одной стороны, пользуются некоторые государства, признаваемые
благоустроенными, и которые, с другой стороны, проектировались некоторыми
писателями и кажутся хорошими. Таким образом мы будем в состоянии открыть,
что можно усмотреть в них правильного и полезного, а вместе с тем доказать,
что наше намерение отыскать такой государственный строй, который отличался
бы от существующих, объясняется не желанием мудрствовать во что бы то
ни стало, но тем, что эти существующие ныне устройства не удовлетворяют
своему назначению.
2. Начать следует прежде всего с установления того принципа, который
служит точкой отправления при настоящем рассуждении, а именно: неизбежно,
чтобы все граждане принимали участие либо во всем касающемся жизни государства,
либо ни в чем, либо в одних делах принимали участие, в других - нет.
Чтобы граждане не принимали участия ни в чем, это, очевидно, невозможно,
так как государство представляет собой некое общение, а следовательно,
прежде всего является необходимость занимать сообща определенное место;
ведь место, занимаемое одним государством, представляет собой определенное
единство, а граждане являются общниками (koinonoi) одного государства.
Но в каком объеме можно допустить для граждан приобщение к государственной
жизни? И что лучше для стремящегося к наилучшему устройству государства:
чтобы граждане имели сообща по возможности всё или одно имели сообща,
а другое - нет? Ведь можно представить общность детей, жен, имущества,
как это мы находим в "Государстве" Платона, где, по утверждению
Сократа, и дети, и жены, и собственность должны быть общими. Какой порядок
предпочтительнее: тот ли, который существует теперь, или же тот, который
предписан в "Государстве"?
3. Что касается общности жен у всех, то эта теория встречает много различного
рода затруднений, да и то основание, которое приводит Сократ в защиту
такого закона, по-видимому, не вытекает из хода его рассуждений. Сверх
того, положение это не может быть согласовано и с той конечной целью,
осуществление которой он, поскольку это следует из его слов, считает
необходимым для государства. А как точнее понять высказываемое им суждение,
на этот счет не дано никаких определенных указаний. Я имею в виду мысль
Сократа: лучше всего для всякого государства, чтобы оно по мере возможности
представляло собой единство; эту именно предпосылку Сократ ставит в
основу своего положения.
4. Ясно, что государство при постоянно усиливающемся единстве перестанет
быть государством. Ведь по своей природе государство представляется
неким множеством. Если же оно стремится к единству, то в таком случае
из государства образуется семья, а из
о семьи - отдельный человек: семья, как всякий согласится, отличается
большим единством, нежели государство, а один человек - нежели семья.
Таким образом, если бы кто-нибудь и оказался в состоянии осуществить
это, то все же этого не следовало бы делать, так как он тогда уничтожил
бы государство. Далее, в состав государства не только входят отдельные
многочисленные люди, но они еще и различаются между собой по своим качествам
(eidei), ведь элементы, образующие государство, не могут быть одинаковы.
Государство - не то же, что военный союз: в военном союзе имеет значение
лишь количество членов, хотя бы все они были тождественными по качествам;
такой союз ведь составляется в целях оказания помощи ч напоминает собой
весы, в которых перетягивает та чаша, которая нагружена больше.
5. Точно так же государство будет отличаться и от племенного союза,
если допустить, что составляющие его люди, как бы многочисленны они
ни были, живут не отдельно по своим
селениям, но так, как, например, живут аркадяне. То, из чего составляется
единство, заключает в себе различие по качеству. Поэтому, как об этом
ранее сказано в "Этике"', принцип взаимного воздаяния является
спасительным для государств; этот принцип должен существовать в отношениях
между свободными и равными, так как они не могут все властвовать одновременно,
но либо по году, либо в каком-нибудь ином порядке, либо вообще периодически.
Таким образом оказывается, что правят все, как если бы сапожники и плотники
стали меняться своими ремеслами и одни и те же ремесленники не оставались
бы постоянно сапожниками и плотниками.
6. Но так как... такой порядок оказывается более совершенным и в приложении
к государственному общению, и, очевидно, было бы лучше, если бы правили,
насколько это возможно, одни и те же люди. Вряд ли, однако, это возможно
осуществить во всех без исключения случаях: с одной стороны, все по
природе своей равны, с другой - и справедливость требует, чтобы в управлении
- есть ли управление нечто хорошее или плохое - все принимали участие.
При таком порядке получается некоторое подобие того, что равные уступают
по очереди свое место равным, как будто они подобны друг другу и помимо
равенства во власти; одни властвуют, другие подчиняются, поочередно
становясь как бы другими. При таком же порядке относительно должностей
разные люди занимают не одни и те же должности.
7. Из сказанного ясно, что государство не может быть по своей природе
до такой степени единым, как того требуют некоторые; и то, что для государств
выставляется как высшее благо, ведет к их уничтожению, хотя благо, присущее
каждой вещи, служит к ее сохранению. Можно и другим способом доказать,
что стремление сделать государство чрезмерно единым не является, чем-то
лучшим: семья-нечто более самодовлеющее, нежели отдельный человек, государство
- нежели семья, а осуществляется государство в том случае, когда множество,
объединенное государством в одно целое, будет самодовлеющим. И если
более самодовлеющее состояние предпочтительнее, то и меньшая степень
единства предпочтительнее, чем большая.
8. Но если даже согласиться с тем, что высшим благом общения оказывается
его единство, доведенное до крайних пределов, все равно о таком единстве
не будет свидетельствовать положение, когда все вместе будут говорить:
"Это мое" и "Это не мое", тогда как
о именно это Сократ считает признаком совершенного единства государства.
На самом деле [выражение] "все" двусмысленно. Если [понимать
выражение "все" в смысле] "каждый в отдельности",
тогда, пожалуй, то, осуществление чего желает видеть Сократ, будет достигнуто
скорее; каждый, имея в виду одного и того же сына или одну и ту же женщину,
будет говорить: "Это мой сын", "Это моя жена", и
точно так же он будет рассуждать о собственности и о каждом предмете
вообще.
9. Но в действительности имеющие общих жен и детей уже не будут говорить
"Это мое", а каждый из них скажет: "Это наше"; точно
так же и собственность все будут считать своей, общей, а не принадлежащей
каждому в отдельности. Таким образом, выражение "все" явно
заключает в себе некоторое ложное заключение: такие слова, как "все",
"оба", "чет", "нечет", вследствие их двусмысленности
и в рассуждениях ведут к спорным умозаключениям. Поэтому если все будут
говорить одинаково, то в одном смысле это хотя и хорошо, но неосуществимо,
а в другом смысле никоим образом не говорило бы о единомыслии.
10. Сверх того, утверждение Сократа заключает в себе и другую отрицательную
сторону. К тому, что составляет предмет владения очень большого числа
людей, прилагается наименьшая забота. Люди заботятся всего более о том,
что принадлежит лично им; менее 5 заботятся они о том, что является
общим, или заботятся в той мере, в какой это касается каждого. Помимо
всего прочего люди проявляют небрежность в расчете на заботу со стороны
другого, как это бывает с домашней прислугой: большое число слуг иной
раз служит хуже, чем если бы слуг было меньше.
11. У каждого гражданина будет тысяча сыновей, и они будут считаться
сыновьями, и будут сыновьями не каждого в отдельности, но любой в одинаковой
степени будет сыном любого, так что все одинаково будут пренебрегать
отцами. Далее, при таком положении дел каждый будет говорить "мой"
о благоденствующем или бедствующем гражданине безотносительно к тому,
сколько таких граждан будет; например, скажут: "Этот мой"
или "Этот такого-то", называя таким образом каждого из тысячи
или сколько бы ни было граждан в государстве, да к тому же еще и сомневаясь.
Ведь неизвестно будет, от кого то или иное дитя родилось и осталось
ли оно жить после рождения.
12. В каком же смысле лучше употреблять выражение "мое" по
отношению к каждому объекту - относить ли это выражение безразлично
к двум тысячам или десяти тысячам объектов, или пользоваться им скорее
в том значении, в каком "мое" понимается в современных государствах?
Теперь одного и того же ю один называет своим сыном, другой - своим
братом, третий - двоюродным братом или каким-либо иным родственником
или по кровному родству, или по свойству, сначала с ним самим, затем
с его близкими; сверх того, один другого называет фратором или филетом.
Ведь лучше быть двоюродным братом в собственном смысле, чем сыном в
таком смысле.
13. Как бы то ни было, невозможно было бы избежать тех случаев, когда
некоторые граждане стали бы все-таки признавать тех или иных своими
братьями, детьми, отцами, матерями: физическое сходство, существующее
между детьми и родителями, неизбежно послужило бы им взаимным доказательством
действительного родства. Так бывает и по словам некоторых занимающихся
землеописанием. В верхней Ливии у некоторых племен существует общность
жен, а новорожденные распределяются между родителями на основании сходства.
Даже у некоторых животных, например у лошадей и коров, самки родят детенышей,
очень похожих на их производителей; для примера можно сослаться на фарсальскую
кобылицу по кличке Справедливая.
14. Сверх того, тем, кто проектирует подобную общность, трудно устранить
такого рода неприятности, как оскорбления действием, умышленные и неумышленные
убийства, - драки, перебранки; а все это является нечестивым по отношению
к отцам, матерям и близким родственникам, не то что по отношению к далеким
людям. Между тем все это неизбежно случается, чаще в том случае, когда
не знаешь своих близких, чем когда знаешь их; в случае если знаешь,
можно по крайней мере искупить содеянное установленными искупительными
обрядами, а когда не знаешь, не можешь.
15. Нелепо также и то, что в задуманной общности сыновей исключается
лишь плотское сожительство между любящими, самой же любви преград не
ставится, равно как допускаются, между отцом и сыном или между братьями
такие отношения, которые являются наиболее неподобающими, хотя бы они
основывались исключительно на любовном чувстве. Нелепо было бы исключать
плотское общение по той только причине, что при нем наслаждение достигает
наивысшей степени, и не придавать значения тому, что речь идет об отце
и сыне или о братьях. Кажется, впрочем, что общность жен и детей подходила
бы более земледельцам, нежели стражам: при общности детей и жен дружественные
чувства будут менее развиты, а этим и должны отличаться подвластные
люди, чтобы быть послушными, а не бунтовщиками.
16. Вообще задуманный закон неизбежно ведет к результату, противоположному
тому, какой надлежит иметь законам, правильно установленным, и ради
какого Сократ и считает нужным установить именно такое положение женщин
и детей. Мы же полагаем, что дружелюбные отношения - величайшее благо
для государств (ведь при наличии этих отношений менее всего возможны
раздоры), да и Сократ всего более восхваляет единение государства, а
это единение, как он сам, по-видимому, утверждает, является результатом
дружелюбных отношений (об этом, как известно, говорит в своей речи о
любви Аристофан, а именно что любящие вследствие своей сильной любви
стремятся к срастанию, стремятся из двух существ стать одним).
17. Таким образом, тут оба существа или одно из них неизбежно приносят
себя в жертву; в государстве же проектируемая общность повела бы к созданию
дружбы разбавленной, и сын отца и отец сына мог бы называть своим. И
подобно тому как небольшая доза сладкого, будучи смешана с большим количеством
воды, делает самую примесь неощутимой на вкус, так точно бывает и с
взаимной привязанностью, когда она существует только по названию; а
при задуманном государственном строе сын об отце, отец о сыне, братья
о братьях будут, конечно, заботиться менее всего. Люди ведь всего более
заботятся о том и любят, во-первых, то, что им принадлежит, и, во-вторых,
то, что им дорого; но ни того ни другого невозможно предположить среди
людей, имеющих такое государственное устройство.
18. И в вопросе о переводе новорожденных детей г из сословия земледельцев
и ремесленников в сословие стражей и обратно много путаницы. Каким образом
будет осуществляться этот перевод? Дающие и перемещающие лица должны
будут знать, кому каких детей они дают. При этом неизбежно в еще большей
степени будет проявляться то, о чем было сказано ранее, именно бесчинства,
ссоры, убийства; ведь переданные в другое сословие не станут называть
стражей своими братьями, детьми, отцами, матерями, также и находящиеся
среди стражей не будут так называть остальных граждан; выйдет то, что
перестанут остерегаться совершать такие проступки, недопустимые по отношению
к родственникам. Итак, вот наши соображения насчет общности детей и
жен.
II 1. Вслед за тем надлежит рассмотреть вопрос о собственности. Как
она должна быть организована у тех, кто стремится иметь наилучшее государственное
устройство,- должна ли собственность быть общей или не общей? Этот вопрос
можно, пожалуй, рассматривать и не в связи с законоположениями, касающимися
детей и жен. Имею в виду следующее: если даже дети и жены, как это у
всех принято теперь, должны принадлежать отдельным лицам, то будет ли
лучше, если собственность и пользование ею будут общими... Например,
чтобы земельные участки были в частном владении, пользование же плодами
земли было бы общегосударственным, как это и наблюдается у некоторых
варварских племен. Или, наоборот, пусть земля ; будет общей и обрабатывается
сообща, плоды же ее пусть распределяются для частного пользования (говорят,
таким образом сообща владеют землей некоторые из варваров). Или, наконец,
и земельные участки, и получаемые с них плоды должны быть общими?
2. Если бы обработка земли поручалась особым людям, то все дело можно
было поставить иначе и решить легче; но раз сами земледельцы трудятся
для самих себя, то и решение вопросов, связанных с собственностью, представляет
значительно большие затруднения. Так как равенства в работе и в получаемых
от нее результатах провести нельзя - наоборот, отношения здесь неравные,-
то неизбежно вызывают нарекания те, кто много пожинает или много получает,
хотя и мало трудится, у тех, кто меньше получает, а работает больше.
3. Вообще нелегко жить вместе и принимать общее участие во всем, что
касается человеческих взаимоотношений, а в данном случае особенно. Обратим
внимание на компании совместно путешествующих, где почти большинство
участников не сходятся между собой в обыденных мелочах и из-за них ссорятся
друг с другом. И из прислуги у нас более всего бывает препирательств
с тем, кем мы пользуемся для повседневных услуг. Такие и подобные им
затруднения представляет общность собственности.
4. Немалые преимущества имеет поэтому тот способ пользования собственностью,
освященный обычаями и упорядоченный правильными законами, который принят
теперь: он совмещает в себе хорошие стороны обоих способов, которые
я имею в виду, именно общей собственности и собственности частной. Собственность
должна быть общей только в относительном смысле, а вообще - частной.
Ведь когда забота о ней будет поделена между разными людьми, среди них
исчезнут взаимные нарекания; наоборот, получится большая выгода, поскольку
каждый будет с усердием относиться к тому, что ему принадлежит; благодаря
же добродетели в использовании собственности получится согласно пословице
"У друзей все общее".
5. И в настоящее время в некоторых государствах существуют начала такого
порядка, указывающие на то, что он в основе своей не является невозможным;
особенно в государствах, хорошо организованных, он отчасти осуществлен,
отчасти мог бы быть проведен: имея частную собственность, человек в
одних случаях дает пользоваться ею своим друзьям, в других - представляет
ее в общее пользование. Так, например, в Лакедемоне каждый пользуется
рабами другого, как своими собственными, точно так же конями и собаками,
и в случае нужды в съестных припасах - продуктами на полях государства.
Таким образом, очевидно, лучше, чтобы собственность была частной, а
пользование ею - общим. Подготовить же к этому граждан - дело законодателя.
6. Помимо всего прочего трудно выразить словами, сколько наслаждения
в сознании того, что нечто принадлежит тебе, ведь свойственное каждому
чувство любви к самому себе не случайно, по внедрено в нас самой природой.
Правда, эгоизм справедливо порицается, но он заключается не в любви
к самому себе, а в большей, чем должно, степени этой любви; то же приложимо
и к корыстолюбию; тому и другому чувству подвержены, так сказать, все
люди. С другой стороны, как приятно оказывать услуги и помощь друзьям,
знакомым или товарищам!
7. Это возможно, однако, лишь при условии существования частной собственности.
Наоборот, у тех, кто стремится сделать государство чем-то слишком единым,
этого не бывает, не говоря уже о том, что в таком случае, очевидно,
уничтожается возможность проявления на деле двух добродетелей: целомудрия
по отношению к женскому полу (ведь прекрасное дело - воздержание от
чужой жены из целомудрия) и благородной щедрости но отношению к своей
собственности; при общности имущества для благородной щедрости, очевидно,
не будет места, и никто не будет в состоянии проявить ее на деле, так
как щедрость сказывается именно при возможности распоряжаться своим
добром.
8. Рассмотренное нами законодательство может показаться благовидным
и основанным на человеколюбии. Познакомившийся с ним радостно ухватится
за него, думая, что при таком законодательстве наступит у всех достойная
удивления любовь ко всем, в особенности когда кто-либо станет изобличать
то зло, какое существует в современных государствах из-за отсутствия
в них общности имущества: я имею в виду процессы по взысканию долгов,
судебные дела по обвинению в лжесвидетельствах, лесть перед богатыми.
9. Но все это происходит не из-за отсутствия общности имущества, а вследствие
нравственной испорченности людей, так как мы видим, что и те, которые
чем-либо владеют и пользуются сообща, ссорятся друг с другом гораздо
больше тех, которые имеют частную собственность; нам представляется,
однако, что число тех, кто ведет тяжбы из-за совместного владения имуществом,
невелико в сравнении с той массой людей, которые владеют частной собственностью.
Сверх того, справедливость требует указать не только на то, какие отрицательные
стороны исчезнут, если собственность будет общей, но и на то, какие
положительные свойства будут при атом уничтожены; на наш взгляд, само
существование окажется совершенно невозможным. Коренную ошибку проекта
Сократа должно усматривать в неправильности его основной предпосылки.
Дело в том, что следует требовать относительного, а не абсолютного единства
как семьи, так и государства. Если это единство зайдет слишком далеко,
то и само государство будет уничтожено; если даже этого и не случится,
все-таки государство на пути к своему уничтожению станет государством
худшим, все равно как если бы кто симфонию заменил унисоном или ритм
одним тактом.
10. Стремиться к объединению и обобщению массы нужно, как об этом сказано
и ранее, путем ее воспитания. Тот, кто намерен воспитывать массу и рассчитывает,
что посредством ее воспитания и государство придет в хорошее состояние,
жестоко ошибся бы в своих расчетах, если бы стал исправлять государство
средствами, предлагаемыми Сократом, а не внедрением добрых нравов, философией
и законами, как peшил вопрос имущества законодатель в Лакедемоне и на
Крите путем установления сисситий. Не должно при этом упускать из виду,
а, напротив, следует обращать внимание на то, что в течение столь большого
времени, столь длинного ряда лет не остался бы неизвестным такой порядок,
если бы он был прекрасным. Ведь чуть ли не все уже давным-давно придумано,
но одно не слажено, другое, хотя и известно людям, не находит применения.
11. Это особенно станет ясным, если присмотреться к осуществлению этого
единства в действительности. Невозможным окажется создание государства
без разделения и обособления входящих в его состав элементов либо при
помощи сисситий, либо при помощи фратрий и фил. Таким образом, от законоположений
Сократа останется только одно, имено но что стражи не должны заниматься
земледелием; это последнее лакедемоняне пробуют проводить в жизнь и
в настоящее время. Каким образом будет устроен государственный порядок
в его целом виде у имеющих общее имущество - об этом Сократ тоже ничего
не сказал, да и нелегко было бы на этот счет высказаться. Хотя остальные
граждане составляют, как оказывается, почти все население государства,
однако относительно их ничего определенного не сказано: должна ли и
у земледельцев собственность быть общей или у каждого частной, равно
как должна или не должна быть у них общность жен и детой.
12. Ведь если таким образом все у всех будет общим, то чем же земледельцы
будут отличаться от стражей? Или чего ради они будут подчиняться их
власти? Или стражи должны будут для сохранения власти придумать нечто
такое, что придумали критяне, которые, предоставив рабам все прочие
права, запрещают им только посещение гимнасиев и приобретение оружия?
Если же в них будет тот же порядок, что и в остальных государствах,
то в чем же найдет свое выражение общность граждан? Неизбежно возникнут
в одном государстве два государства, и притом враждебные одно другому.
Сократ ведь придает стражам значение как бы военного гарнизона, земледельцев
же, ремесленников и остальное население ставит в положение граждан.
13. Обвинения, тяжбы, все то зло, какое, по словам Сократа, встречается
в государствах,-от всего этого не будут избавлены и граждане его государства.
Правда, Сократ утверждает, что воспитание избавит граждан от необходимости
иметь много узаконении, например касающихся астиномии, агораномии и
тому подобного, поскольку воспитание будут получать только стражи. Сверх
того, он предоставляет собственность во владение земледельцам на условии
уплаты оброка, хотя, очевидно, такие собственники будут более опасными
и зазнавшимися, чем в некоторых государствах илоты, пенесты и рабы.
14. Впрочем, совсем не определено, одинаково ли это является необходимым
или нет, равно как и относительно предметов, близких к этому, как-то:
каково будет политическое устройство [земледельцев], в чем будет заключаться
их воспитание, какие будут установлены для них законы? Между тем все
это нелегко установить, хотя далеко не безразлично, каковы будут порядки
у земледельцев для сохранения той же общности, что и у стражей. Допустим,
что жены у земледельцев будут общие, собственность же будет принадлежать
каждому отдельно,-кто будет управлять домом, подобно тому как мужья
распоряжаются всем, что касается полей? А если у земледельцев и собственность
и жены будут общие...
15. Было бы нелепо брать пример с животных, думая, что жены должны заниматься
тем же, что и мужья, ведь у животных нет никакого домохозяйства.
Шатко обосновано у Сократа и устройство должностей. Власть, по его мнению,
должна всегда находится в руках одних и тех же. Однако это служит источником
возмущения даже у людей, не обладающих повышенным чувством собственного
достоинства, тем более - у людей горячих и воинственных. Ясно, что,
с его точки зрения, необходимо, чтобы власть находилась в руках одних
и тех же: ведь "божественное злато" не примешано в души то
одних, то других людей, оно всегда в душах одних и тех же. По уверению
Сократа, тотчас при рождении божество одним стражам примешивает золото,
другим - серебро, а медь и железо предназначены для тех, которые должны
быть ремесленниками и земледельцами.
16. Помимо того, отнимая у стражей блаженство, он утверждает, что обязанность
законодателя - делать все государство в его целом счастливым. Но невозможно
сделать все государство счастливым, если большинство его частей или
хотя бы некоторые не будут наслаждаться счастьем. Ведь понятие счастья
не принадлежит к той же категории, что и понятие четного числа: сумма
может составить четное число при наличии нечетных слагаемых, но относительно
счастья так быть не может. И если стражи не счастливы, то кто же тогда
счастлив? Ведь не ремесленники же и вся масса занимающихся физическим
трудом.
Итак, вот какие затруднения и еще другие, не менее существенные, чем
указанные, представляет то государственное устройство, о котором говорит
Сократ.
III 1. Почти так же обстоит дело и с написанными позже "Законами".
Поэтому целесообразно рассмотреть вкратце и описанное там государственное
устройство. В "Государстве" Сократ определяет совсем немногое:
как должно обстоять дело с общностью жен
во и детей, а также с собственностью и гражданством. .Все народонаселение
предполагается разделить на две части: одна часть - земледельцы, другая
- воины; третья часть, образуемая из последних,- совещающаяся и правящая
государством. Принимают ли участие в управлении, и если принимают, то
в чем именно земледельцы и ремесленники, имеют ли они право владеть
оружием и участвовать в походах вместе с воинами или нет - на все эти
вопросы Сократ не дал никакого определенного ответа. Женщины, напротив,
должны, по мнению Сократа, вместе с воинами принимать участие в походах
и получать то же самое воспитание, что и стражи. Впрочем, его рассуждения
наполнены не идущими к делу соображениями как вообще, так и в тех частях,
которые касаются вопроса, каким должно быть воспитание стражей.
2. Большая часть сочинения "Законы" посвящена законам, о государственном
же устройстве там сказано мало. И хотя законодатель хочет представить
такое государственное устройство, которое подходило бы для всех государств
вообще, тем не менее и в "Законах" все мало-помалу сбивается
опять-таки на другой строй; за исключением общности жен и собственности,
5 он приписывает одно и то же обоим видам государственного строя: воспитание
и здесь и там одно и то же, равно как и образ жизни,-без участия в необходимых
повседневных работах, а также сисситии. Различие только в том, что,
согласно "Законам", сисситии должны быть и для женщин; состав
гражданства определяется в первом случае в тысячу человек, владеющих
оружием, во втором - в пять тысяч.
3. Все рассуждения Сократа остроумны, отличаются тонкостью, новшествами,
заставляют задумываться, но, пожалуй, трудно было бы признать, что все
в них совершенно правильно: так, едва ли возможно не считаться с тем,
что для указанной массы населения потребуется территория Вавилонии или
какая-нибудь ц другая огромных размеров; только при таком условии пять
тысяч ничего не делающих людей да, сверх того, относящаяся к ним во
много раз большая толпа женщин и прислуги могли бы получить пропитание.
Конечно, можно строить предположения по своему желанию, но при атом
не должно быть ничего заведомо неисполнимого.
4. Далее, в "Законах" говорится, что законодатель при установлении
законов должен считаться с двумя элементами: землей и людьми16. Хорошо
было бы прибавить к этому и "соседние места", раз государство
должно вести государственный, а не уединенный образ жизни; ведь государству
неизбежно приходится пользоваться такого рода вооруженными силами, которые
пригодны не только для защиты собственной территории, но и для действий
в местностях вне ее. Если а Даже кто-либо не одобряет такого образа
жизни - ни частного, ни общественного, тем не менее необходимо внушать
страх врагам не только при их вторжении в страну, но и когда они далеко.
5. И относительно размера земельной собственности нужно еще подумать,
не лучше ли определить его о иначе, более точно. Он говорит, что размер
ее должен быть таким, чтобы можно было жить благоразумно, как если бы
кто-нибудь сказал "жить в довольстве", Но это определение
слишком уж общее; да и, креме того, можно жить скромно и все-таки испытывать
недостаток. Поэтому лучше было бы определить так: жить благоразумно,
но так, как это подобает свободнорожденному человеку; ведь если исключить
одно из этих условий, то в одном случае получится жизнь в роскоши, в
другом - жизнь, полная тяжелых трудов. В самом деле, одни только указанные
добродетели и могут приниматься в соображение, когда рассматривается
вопрос о пользовании собственностью; скажем, нельзя относиться к собственности
"уравновешенно" или "мужественно", пользоваться
же ею благоразумно и с благородной щедростью можно. Соответственно таким
и должно быть отношение к собственности.
6. Нелепо и то, что, уравнивая собственность, он не упорядочивает количество
граждан, а, наоборот, допускает возможность неограниченного деторождения,
предполагая, что оно будет уравновешено и не увеличит количества граждан,
так как некоторое число граждан будут бездетными, раз это и теперь наблюдается
в государствах. Но здесь не может быть полного сходства в государствах
- тогда и теперь: теперь никто не испытывает нужды, так как собственность
делится между любым количеством, а тогда, когда собственность не будет
подлежать разделу, весь избыток населения, меньше ли его будет или больше,
очевидно, не будет иметь ничего.
7. Пожалуй, кто-нибудь подумает, что должно поставить предел скорее
для деторождения, нежели для собственности, так чтобы не рождалось детей
сверх какого-либо определенного числа. Это число можно было бы определить,
считаясь со всякого рода случайностями, например с тем, что некоторые
из новорожденных умрут или некоторые браки окажутся бездетными. Если
же оставить этот вопрос без внимания, что и бывает в большей части государств,
то это неизбежно поведет к обеднению граждан, а бедность - источник
возмущений и преступлений. Вот почему коринфянин Фидон, один из древнейших
законодателей, полагал, что количество семейных наделов всегда должно
оставаться равным числу граждан, хотя бы первоначально все имели неравные
по размеру наделы. В "Законах" же дело обстоит совершенно
иначе, но о том, как, по нашему мнению, все это должно быть устроено
наилучшим образом, мы скажем впоследствии.
8. В "Законах" оставлен в стороне и вопрос о том, каким образом
правящие будут отличаться от управляемых. Сократ говорит: как в ткани
основа делается из другой шерсти, чем вся нить, такое же отношение;
должно быть между правящими и управляемыми. Но если он допускает увеличение
всякой собственности вплоть до пятикратного размера, то почему не применить
то же самое до известного предела и к земельной собственности? Должно
также обратить внимание и на раздробление того участка, на котором возведены
строения, как бы это раздробление не причинило ущерба хозяйству (ведь
он уделяет каждому два отдельно лежащих участка для строений, а жить
на два дома - дело трудное).
9. Государственный строй в его целом является не демократией и не олигархией,
но средним между ними - тем, что называется политией; полноправны при
ней только те, кто носит тяжелое вооружение. Если законодатель устанавливает
ее для государств как наиболее пригодный сравнительно с остальными видами,
то это утверждение, пожалуй, правильно; но если он считает ее наилучшим
после того вида, который описан им раньше, то тут он ошибается; пожалуй,
всякий станет более восхвалять лакедемонское государственное устройство
или какое-нибудь иное с еще более сильно выраженным аристократическим
характером.
10. некоторые утверждают, что наилучшее государственное устройство должно
представлять собой смешение всех государственных устройств; по мнению
одних это смешение состоит из олигархии, монархии и демократии, поэтому
они восхваляют лакедемонское устройство: ведь царская власть в Лакедемоне
олицетворяет собой монархию, власть геронтов - олигархию, демократическое
же начало проявляется во власти эфоров, так как последние избираются
из народа; по мнению других, эфория представляет собой тиранию, демократическое
же начало они усматривают в сисситиях и в остальном повседневном обиходе
жизни.
11. В "Законах" же говорится, что наилучшее государственное
устройство должно заключаться в соединении демократии и тирании; но
эти последние едва ли кто-либо станет вообще считать видами государственного
устройства, а если считать их таковыми, то уж наихудшими из всех. Итак,
правильнее суждение тех, кто смешивает несколько видов, потому что тот
государственный строй, который состоит в соединении многих видов, действительно
является лучшим.
Далее, это государственное устройство, как оказывается, не содержит
в себе никакого монархического начала, а лишь начало олигархическое
и демократическое, причем оно скорее склоняется к олигархии. Это;
ясно видно из способа назначения должностных лиц, то, что они назначаются
по жребию из числа предварительно избранных, роднит этот строй с обоими
государстввнными устройствами, но то, что лишь обладающие большим имущественным
цензом обязаны принимать участие в народном собрании, назначать должностных
лиц и вообще заниматься государственными делами, другие же устранены
от этого,-все это подходит к олигархии, равно как и стремление к тому,
чтобы большая часть должностных лиц назначалась из ' состоятельных людей,
а самые главные должности замещались людьми с наивысшим имущественным
цензом.
12. По-олигархически он устанавливает и способ пополнения совета: в
выборах участвуют непременно все, но избирают только из людей первого
имущественного слоя, затем снова таким же образом из второго, далее-из
третьего; однако в выборах не обязательно участвовать всем людям третьего
и четвертого слоя, а участие в выборах из четвертого слоя обязательно
лишь для людей первого и второго слоя. Зятем, говорит он, из выбранных
таким способом должно быть назначено одинаковое число из каждого слоя.
При таком порядке выборов большинство, очевидно, составят люди, принадлежащие
к высшим имущественным слоям, и притом наилучшие, так как некоторые
люди из народа не станут принимать участия в выборах, не будучи к ним
привлекаемы принудительно.
13. Что такого рода государственное устройство не . будет представлять
собой соединения демократического и монархического начал, ясно из вышесказанного
и станет еще очевиднее из того, что будет сказано впоследствии, когда
мы дойдем до исследования подобного рода государственного устройства.
Относительно же избрания должностных лиц нужно еще заметить, что, когда
выборы происходят из намеченных заранее кандидатов, создается опасное,
положение: если известное число лиц, даже и небольшое, захотят войти
между собой в соглашение, то выборы всегда будут совершаться так, как
они того пожелают.
Так обстоит дело с государственным строем, описанным в "Законах".
Разбор
проектов Фалея и Гипподама
IV 1. Имеются и
другие проекты государственных устройств, предложенные, с одной стороны,
частными лицами, с другой - философами и государственными мужами. Все
эти проекты стоят ближе, нежели те два, к существующим государственным
устройствам, лежащим в основе государственной жизни. Никто не вводил
таких новшеств, как общность детей и жен или а женские сисситии; напротив,
все эти проекты больше исходят из требований жизни. Некоторым представляется
наиболее существенным ввести прекрасный порядок в то, что относится
к, собственности, поскольку, говорят они, все обычно вступают в раздоры
именно по поводу такого рода дел. Поэтому Фалей Халкедонский первый
сделал на этот счет такое предложение: земельная собственность у граждан
должна быть равной.
2. По его мнению, это нетрудно провести сразу во время образования государств;
после их образования это труднее, хотя уравнять собственность следовало
бы как можно скорее, и вот каким образом: богатые должны давать приданое,
но не получать его; бедные же приданого не дают, но получают его.
Пдатон, сочиняя "Законы", полагал, что должно допустить увеличение
собственности до известного предела, а именно: никому из граждан, как
сказано ранее, не должно быть дозволено приобретать собственность, превосходящую
более чем в пять раз наименьшую существующую собственность,
3. Вводящие такого рода законоположения не должны упускать из виду (а
теперь это упускается из виду), что, устанавливая норму собственности,
нужно также определить и норму для, числа детей; ведь если число детей
будет превосходить размеры собственности; то закон [о равенстве наделов]
неминуемо утратит свою силу; да и помимо того плохо будет, что многие
из богачей превратятся в бедняков, ведь маловероятно, чтобы такие люди
не стремились к изменению порядков.
4. Что уравнение собственности имеет значение для государственного общения
- это, по-видимому, ясно сознавав ли и некоторые из древних законодателей.
Так, например, Солон установил закон (да и у других он имеется), по
которому запрещается приобретение земли в каком угодно количестве. Равным
образом законы воспрещают продажу собственности; так, у локрийцев существует
закон, запрещающий продажу собственности, если человек не докажет, что
с ним случилась явная беда. Есть также закон, касающийся сохранения
исконных земельных наделов; отмена такого закона на Левкаде привела
к тому, что ее государственный строй стал слишком демократическим: оказалось,
что домогаться должностей можно и не имея определенного Ценза.
5. Но допустим возможность осуществления имущественного равенства; в
таком случае имущество окажется или чрезмерно большим, так что повлечет
за собой роскошь, или, наоборот, чрезвычайно малым, так что жизнь будет
скудная. Отсюда ясно, что законодателю не достаточно еще уравнять собственность;
он должен стремиться к чему-то среднему. Но если бы даже кто-нибудь
установил умеренную собственность для всех, пользы от этого не было
бы никакой, потому что скорее уж следует .уравнивать человеческие вожделения,
а не собственность. А этого возможно достигнуть лишь в том случае, когда
граждане будут надлежащим образом воспитаны посредством законов.
6. На это Фалей, быть может, сказал бы, что и он согласен с этим положением,
так как, и по его мнению, равенство должно осуществляться в государствах
в двояком отношении: в отношении имущественного владения и в отношении
воспитания. Но следует указать, в чем это воспитание будет заключаться;
если же сказать, что воспитание для всех будет одно и то же, то от этого
нет никакой пользы. Оно может быть единым для всех, но таким, что и
получив его граждане все-таки будут ненасытно стремиться к деньгам,
или к почести, или к тому и другому вместе.
7. Кроме того, люди вступают в распри не только вследствие имущественного
неравенства, но и вследствие неравенства в получаемых почестях. Распри
же в обоих этих случаях бывают противоположного рода: толпа затевает
распри из-за имущественного неравенства, а люди образованные - из-за
почестей в том случае, если последние будут для всех одинаковыми. Об
этом и сказано: "Та ж и единая честь воздается и робким и храбрым".
Люди поступают несправедливо по отношению друг к другу не только ради
предметов первой необходимости (противоядие этому Фалей и усматривает
в уравнении собственности, так что никому не придется прибегать к грабежу
от холода либо бедности), но также и потому, что они хотят жить в радости
и удовлетворять свои желания. Если они будут жаждать большего, чем то
вызывается насущной необходимостью, то они станут обижать других именно
в целях удовлетворения этого своего стремления, да и не только ради
этого одного, но также и для того, чтобы жить в радости среди наслаждений,
без горестей.
8. Какое лекарство поможет против этих трех зол? У одних - обладание
небольшой собственностью и труд, у других - воздержность; что же касается
третьих, то, если бы кто-нибудь пожелал найти радость в самом себе,
ему пришлось бы прибегнуть только к одному средству - философии, так
как для достижения остальных средств потребно содействие людей. Величайшие
преступления совершаются из-за стремления к избытку, а не к предметам
первой необходимости; так, например, становятся тиранками не для того,
чтобы избегнуть холода; поэтому большие почести назначаются не тому,
кто убьет вора, но тому, кто убьет тирана. Таким образом, предлагаемое
Фалеем государственное устройство может обеспечить защиту только против
мелких несправедливостей.
9. Сверх того, он желает устроить свое государство так, чтобы граждане
в их взаимных отношениях жили прекрасно. Но ведь не должно упускать
из виду и их отношения с соседями и со всеми чужими. Необходимо, следовательно,
чтобы в государственном устройстве учитывалась военная мощь, а об этом
он ничего не сказал, равно как и о материальных средствах [государства].
Между тем нужно, чтобы этих последних было достав точно не только для
внутренних потребностей государства, но также и на случай опасности
извне. Поэтому материальные средства государства не должны быть такими,
чтобы они возбуждали алчность со стороны более .сильных соседей, а обладатели
средств не были состоянии отразить вторгающихся врагов; с другой стороны,
этих средств не должно быть настолько мало, чтобы нельзя было выдержать
войну с государствами, обладающими равными по количеству и качеству
средствами.
10. Он не представил на этот счет никаких определенных указаний; между
тем не следует упускать из виду и того, в каком количестве обладание
имуществом бывает полезно. Быть может, лучшим пределом был бы такой,
при котором более сильные не находили; бы выгоды в том, чтобы воевать
ради приобретения излишка, но теряли бы от войны столько, как если бы
они не приобрели таких средств. Например, Евбул предложил Автофрадату,
когда последний собирался осадить Атарней, поразмыслить, в течение какого
времени он сможет взять это укрепление, и в соответствии с этим рассчитать
связанные с осадой расходы и согласиться покинуть Атарней за меньшую
сумму. Такое предложение побудило Автофрадата после размышления отказаться
от осады.
11. Итак, имущественное равенство представляется до некоторой степени
полезным во взаимных отношениях граждан, устраняя между ними несогласия,
но, вообще говоря, большого значения оно отнюдь не имеет. Ведь люди
одаренные станут, пожалуй, негодовать на такое равенство, считая его
недостойным себя; поэтому они зачастую оказываются зачинщиками возмущений.
К тому же человеческая порочность ненасытна: сначала людям достаточно
двух оболов, а когда это станет привычным, им всегда будет нужно больше,
и так до бесконечности. Дело в том, что вожделения людей по природе
беспредельны, а в удовлетворении
этих вожделений и проходит жизнь большинства людей.
12. Основное во всем этом - не столько уравнять собственность, сколько
устроить так, чтобы люди, от природы достойные, не желали иметь больше,
а недостойные не имели такой возможности; это произойдет в том случае,
если этих последних поставят в низшее положение, но не станут обижать.
К тому же Фалей неправильно устанавливал имущественное равенство: он
уравнивал только земельную собственность, но ведь богатство заключается
и в обладании рабами, стадами, деньгами, в разнообразных предметах так
называемого движимого имущества. Итак, нужно, стремиться установить
во всем этом либо равенство, либо какую-либо среднюю меру, а не то все
оставить, как есть.
13. Из законодательства Фалея ясно, что он имеет в виду устройство небольшого
государства, раз все ремесленники станут государственными рабами и не
будут добавкой к гражданскому населению. Но если. они будут государственными
рабами, они должны быть заняты на общественных работах, и получится
нечто подобное тому, что существует в Эпидамне или что намеревался ввести
в свое время в Афинах, Диофант. .
На основании всего вышеизложенного всякий может судить, что в своем
предполагаемом государственном устройстве Фалей сказал хорошо и что
нехорошо.
V 1. Гипподам, сын Еврифонта, уроженец Милета (он изобрел разделение
полисов и спланировал Пирей, он и вообще в образе жизни, движимый честолюбием,
склонен был к чрезмерной эксцентричности, так что, а как некоторым казалось,
он был очень занят своей густой шевелюрой и драгоценными украшениями,
а также одеждой простой и теплой не только в зимнее, но и в летнее время
и желал показать себя ученым знатоком всей природы вещей), первым из
не занимавшихся государственной деятельностью людей попробовал изложить
кое-что о наилучшем государственном устройстве.
2. Он проектировал государство с населением в десять тысяч граждан,
разделенное на три части: первую образуют ремесленники, вторую-земледельцы,
третью- защитники государства, владеющие оружием. Территория государства
также делится на три части: священную, общественную и частную. Священная
- та, с доходов которой должен отправляться установленный религиозный
культ; общественная - та, с доходов которой) должны получать средства
к существованию защитники государства; третья находится в частном владении
земледельцев. По его мысли, и законы существуют только троякого вида,
поскольку судебные дела возникают по поводу, троякого рода преступлений
(оскорбление, повреждение, убийство).
3. Он предполагал учредить одно верховное судилище, куда должны переноситься
разбирательства по всем делам, решенным, по мнению тяжущихся, неправильно;
в этом судилищё должно состоять определенное число старцев, назначаемых
путем избрания. Судебные решения в судах должны, по его мнению, выноситься
не путем подачи камешков: каждый судья получает дощечку, на, которой
следует записать наказание, если судья безусловно осуждает подсудимого,
а если он его безусловно оправдывает, то дощечка оставляется пустой;
в случае же частичного осуждения или оправдания пишется определение.
Современные законоположения он считает неправильными: вынося либо обвинительный,
либо оправдательный приговор, судьи вынуждены нарушать данную ими присягу.
4. Сверх того, он устанавливает закон относительно тех, кто придумывает
что-либо полезное для государства: они должны получать почести; и дети
павших на войне должны воспитываться на казенный счет, коль скоро такого
установления еще нет у других. Такого рода закон в настоящее время существует
и в Афинах, и в других государствах. Все должностные лица должны быть
избираемы народом, т. е. теме тремя частями государства, о которых упомянуто
ранее. Избранные должностные лица обязаны иметь попечение о государственных
делах, а также о делах, относящихся к чужестранцам и сиротам. Вот большая
и наиболее примечательная часть предполагаемого Гипподамом устройства.
5. Прежде всего каждого, пожалуй, поставит в тупик предлагаемое разделение
гражданского населения. В управлении государством принимают участие
все: и ремесленники, и земледельцы, и воины. Между тем земледельцы не
имеют права носить оружие, ремесленники не имеют ни земли, ни оружия,
так что они оказываются почти рабами имеющих право носить оружие. Для
них невозможно, следовательно, обладать всеми почетными правами, ведь
необходимо назначать и стратегов, и охранителей порядка, и, вообще говоря,
верховных должностных лиц из тех, кто имеет право носить оружие. А не
принимающие участия в управлении' государством могут ли дружественно
относиться к государственному строю?
6. Но, с другой стороны, люди, имеющие право носить оружие, должны быть
и сильнее тех, кто принадлежит к обеим другим частям. Это дело нелегкое
в том случае, если носящие оружие немногочисленны. Если же они будут
сильнее, то к чему остальным гражданам принимать участие в государственном
управлении и иметь право голоса в назначении должностных лиц? Далее,
чем полезны для государства земледельцы? Ремесленники должны существовать,
поскольку каждое государство в них нуждается и они могут, как и в остальных
государствах, жить на доходы от своего ремесла. Земледельцы же только
в том случае могли бы на законном основании составлять часть государства,
если бы они доставляли пропитание тем, кто имеет право носить оружие;
между тем, по предположению Гипподама, земледельцы владеют своими земельными
участками на правах частной собственности и эти участки будут возделывать
частным образом, для себя.
7. Сверх того, если защитники государства сами будут возделывать ту
часть государственной территории, с которой они будут получать средства
к жизни, то воины не будут отличаться от земледельцев, как того желает
законодатель. Если же будут какие-нибудь другие люди, отличные от обрабатывающих
землю для себя и от воинов, то в государстве получится новая, четвертая
часть населения, не принимающая участия ни в чем, чуждая гражданству.
Если же устроить дело так, чтобы одни и те же люди возделывали и свои
участки, и участки, составляющие собственность государства, то, во-первых,
не будет от обработки земли отдельным человеком такого количества продуктов,
которое было бы достаточно для двух семей, а во-вторых, почему бы этим
отдельным лицам не получать себе пропитание и не доставлять его воинам
непосредственно от своей земли и от своих наделов? Во всем этом немало
путаницы.
8. Не лучше обстоит дело и с законом о судебном разбирательстве. По
этому закону требуется, чтобы в приговоре были подразделения, тогда
как обвинение написано просто; таким образом, судья обращается в посредника.
Такой порядок может быть осуществлен при третейском разбирательстве,
и даже в том случае, когда третейских судей несколько, так как они могут
прийти к взаимному соглашению относительно приговора. Но в судах такому
порядку места нет; напротив, большинство законодателей принимает меры
к тому, чтобы судьи не сообщали своего решения друг другу.
9. Далее, разве не будет сумбурным приговор в том случае, когда, по
мнению судьи, подсудимый хотя должен уплатить известную сумму, но не
такую, какую взыскивает с него тяжущийся? Последний взыскивает с него
двадцать мин, а один судья присудит его к уплате десяти мин (или судья
постановит большую сумму, хотя взыскивается меньшая), другой - пяти
мин, третий - четырех (а ведь судьи явно разделятся таким образом);
или одни присудят к уплате всей суммы, а другие не присудят ничего.
Как производить тогда подсчет голосов? Сверх того, никто не принуждает
судью к нарушению присяги, раз он безусловно оправдывает или осуждает,
если только жалоба написана просто, по закону; вынесший оправдательный
приговор не постановляет, что обвиняемый ничего не должен, но только
то, что он не должен двадцать мин; только тот судья, который, не будучи
убежден, что обвиняемый должен двадцать мин, все-таки выносит обвинительный
приговор, нарушает присягу.
10. Что касается предложения о необходимости оказывать какой-либо почет
тем, кто придумал что-нибудь полезное для государства, то на этот счет
небезопасно вводить узаконение. Такого рода предложения лишь на вид
очень красивы, а в действительности могут повести к ложным доносам в
даже, смотря по обстоятельствам, к потрясениям государственного строя.
Впрочем, это соприкасается уже с другой задачей и требует самостоятельного
обсуждения. Дело в том, что некоторые колеблются, вредно иди полезно
для государства изменять отеческие законы, даже в том случае, если какой-нибудь
новый закон оказывается лучше существующего. Потому нелегко сразу согласиться,
с указанным выше предложением, раз вообще не полезно изменять существующий
строй; может оказаться, что кто-нибудь, будто бы ради общего блага,
внесет предложение об отмене законов или государственного устройства.
11. Раз, однако, мы упомянули об этом предмете, правильнее будет еще
немного распространиться о нем. Решение вопроса, как мы сказали, вызывает
затруднение. Может показаться, что изменение лучше. Иногда, оно полезно
в других областях знания, например в медицине, когда она развивается
вперед сравнительно с тем, какою она была у предков, также в гимнастике
и вообще во всех искусствах и науках. Так как и полигику следует относить
к их числу, то, очевидно, и в ней дело обстоит таким же образом. Сама
действительность, можно сказать, служит подтверждением этого положения:
ведь старинные законы были чрезвычайно несложны и напоминали варварские
законодательства.
12. В первобытные времена греки ходили вооруженные, покупали себе друг
у друга жен. Сохраняющиеся кое-где старинные законоположения отличаются
вообще большой наивностью. Таков, например, закон относительно убийств
в Киме: если обвинитель представит известное число свидетелей из среды
своих родственников, подтверждающих факт убийства, то обвиняемый тем
самым признается виновным в убийстве. Вообще же все люди стремятся не
к тому, что освящено преданием, а к тому, что является благом; и так
как первые люди - были ли они рождены из земли или спаслись от какого-нибудь
бедствия - походили на обыкновенных людей, к тому же не одаренных развитыми
мыслительными способностями, как это и говорится о людях, рожденных
из земли, то было бы безрассудством оставаться при их постановлениях.
Сверх того, было бы не лучше писаные законы оставлять в неизменном виде:
как в остальных искусствах, так и в государственном устроении невозможно
изложить письменно все со всей точностью. Ведь законы неизбежно приходится
излагать в общей форме, человеческие же действия единичны, Отсюда ясно,
что некоторые законы иногда следует изменять.
13. Однако, с другой стороны, дело это, по-видимому, требует большой
осмотрительности. Если исправление закона является незначительным улучшением,
а приобретаемая таким путем привычка с легким сердцем изменять закон
дурна, то ясно, что лучше простить те или иные погрешности как законодателей,
так и должностных лиц: не столько будет пользы от изменения закона,
сколько вреда, если появится привычка- не повиноваться существующему
порядку.
14. Обманчив также пример, заимствованный из области искусств. Не одно
и то же - изменить искусство или изменить закон. Ведь закон бессилен
принудить к повиновению вопреки существующим обычаям; это осуществляется
лишь с течением времени. Таким образом, легкомысленно менять существующие
законы па другие, новые - значит ослаблять силу закона. Кроме того,
если законы и подлежат изменению, то еще вопрос, все ли законы и при
всяком ли государственном строе. [Следует ли допустить, чтобы изменение
закона? позволено было первому встречному или [тем или иным] определенным
[лицам]? Это ведь далеко не одно и то же. Мы оставим рассмотрение этого
вопроса, отложив его до другого времени.
Разбор
государственного устройства лакедемонян
VI 1. При обсуждении
лакедемонского и критского государственного устройства, равно как и
почти всех остальных государственных устройств, подлежат рассмотрению
две стороны: во-первых, соответствуют или не соответствуют их законоположения
наилучшему государственному строю; во-вторых, заключается ли в этих
законоположениях что-либо противоречащее духу и основному характеру
самого их строя.
2. Общепризнано, что в том государстве, которое желает иметь прекрасный
строй, граждане должны быть свободны от забот о предметах первой необходимости.
Но нелегко уяснить, каким образом это осуществить. Ведь фессалийскиё
пенесты нередко поднимали восстание против фессалийцев, точно так же
как и илоты против спартиатов (они словно подстерегают, когда у них
случится несчастье).
3. Зато у критян никогда ничего подобного не случалось. Может быть,
это объясняется тем, что на Крите лежащие по соседству города, хотя
и воевали между собой, никогда не вступали в союз с восставшими, так
как это могло причинить вред им самим, имеющим своих периеков. Напротив,
для спартиатов все соседи были врагами: и аргосцы, и мессенцы, и аркадяне.
5 Первоначальные восстания пенестов против фессалийцев происходили также
вследствие того, что последние вели еще пограничные войны со своими
соседями - ахейцами, перребами и магнетами.
4. Но помимо всего-прочего самый надзор за подчиненными представляет,
по-видимому, трудную задачу: как следует с ними обходиться? Если распустить
их, они начинают проявлять наглость и требовать для себя равноправия
со своими господами; если же держать их в угнетении, они начинают злоумышлять
против господ и ненавидеть их. Таким образом, ясно, что те, у кого так
обстоит дело с илотами, не придумали наилучшего способа обхождения с
ними.
5. Слишком вольготное положение женщин оказывается вредоносным с точки
зрения той главной цели, какую преследует [лакедемонский] государственный
строй, и не служит благополучию (eydainionian) государства вообще. Ведь
как мужчина и женщина являются частями семьи, так и государство необходимо
следует считать разделенным на две части - на мужское и женское население.
При том государственном строе, где плохо обстоит дело с положением женщин,
половина государства неизбежно оказывается беззаконной. Это и случилось
в Лакедемоне: законодатель, желая, чтобы все государство в его целом
стало закаленным, вполне достиг своей цели по отношению к мужскому населению,
но пренебрег сделать это по отношению к женскому населению: женщины
в Лакедемоне в полном смысле слова ведут своевольный образ жизни и предаются
роскоши.
6. При таком государственном строе богатство должно иметь большое значение,
в особенности если мужчинами управляют женщины, что и наблюдается большей
частью среди живущих по-военному воинственных племен, исключая кельтов
и, может быть, некоторых других, у которых явным преимуществом пользуется
сожительство с мужчинами. Кажется, небезосновательно поступил первый
мифолог, сочетав Ареса с Афродитой: все упомянутые выше племена испытывают,
по-видимому, большое влечение к любовному общению либо с мужчинами,
либо с женщинами.
7. У лакедемонян было то же самоё, и во время их гегемонии многое находилось
у них в ведении женщины. И действительно, в чем разница: правят ли женщины,
или должностные лица управляются женщинами? Результат получается один
и тот же. Дерзость в повседневной жизни ни в чем пользы не приносит,
она нужна разве только на войне, но лакедемонские женщины и здесь принесли
очень много вреда; это ясно проявилось при вторжении фиванцев: пользы
тут, как в других государствах, женщины не , принесли никакой, а произвели
большее смятение, чем враги.
8. Первоначально свободный образ жизни лакедемонских женщин, по-видимому,
имел основание, так как мужчины пребывали тогда долгое время вне родины
в военных походах, ведя войны с аргосцами, затем с адкадянами и мессенцами.
Когда наступили спокойные, времена, мужчины, с точки зрения законодателя,
оказались прошедшими хорошую подготовку благодаря той воинской жизни,
какую им пришлось вести (эта жизнь имеет много добродетельных сторон).
Когда же Ликург, по преданию, попробовал распространить свои законы
и на женщин, они стали сопротивляться, так что ему пришлось отступить.
9. Таковы причины происшедшего, а стало быть, и указанного выше недостатка.
Впрочем, мы исследуем не то, кто прав, кто виноват, но что правильно
и что неправильно. Ненормальное положение женщин не только вносит нечто
неподобающее в самый государственный строй, как сказано раньше, во до
некоторой степени содействует и развитию корыстолюбия.
10. После такого утверждения Некоторые станут, пожалуй, с упреком указывать
и на неравномерность распределения собственности: оказалось, что одна
часть граждан владеет собственностью очень больших размеров, другая
- совсем Ничтожной. Поэтому дело дошло до того, что земельная собственность
находится в руках немногих. Законоположения на этот счет также страдают
недостатком: законодатель поступил правильно, заклеймив как нечто некрасивое
покупку и продажу имеющейся собственности, но он предоставил право желающим
дарить эту собственность и завещать ее в наследство, а ведь последствия
в этом случае получились неизбежно такие же, как и при продаже.
11. Женщины владеют почти двумя пятыми всей земли, так как есть значительное
число дочерей-наследниц, да и за дочерьми дают большое приданое. Было
бы лучше установить, чтобы за дочерьми не давалось никакого приданого
либо давалось приданое незначительное или умеренное... Теперь отец волен
выдать замуж дочь-наследницу за кого хочет. И если он умрет, не оставив
завещания, то оставшийся после вето наследник тоже может выдать [приданое]
тому, кому пожелает. Вышло то, что; хотя государство в состоянии прокормить
тысячу пятьсот всадников и тридцать тысяч тяжеловооруженных воинов,
их не набралось и тысячи.
12. Сама факты свидетельствуют о том, как плохо были устроены в Лакедемоне
все эти порядки: одного вражеского удара государство не могло вынести
и погибло именно из-за малолюдства. При первых царях, говорят, права
гражданства давались и негражданам, так что в то время, несмотря на
продолжительные войны, малолюдства не было, а у спартиатов некогда было
до десяти тысяч человек; так ли это или не так, во лучше, когда государство
благодаря равномерно распределенной Собственности изобилует людьми.
13. Законоположения, касающиеся деторождения, также имеют целью противодействовать
малолюдству; законодатель, стремясь к тому, чтобы спартиатов было как
можно больше, побуждает граждан к возможно большему деторождению. У
них существует даже закон, что отец трех сыновей освобождается от военной
службы, а отец четырех сыновей свободен от всех повинностей. И тем не
менее ясно, что даже при возрастании населения существующий порядок
распределения земельной собственности неизбежно должен увеличивать число
бедняков.
14. Плохо обстоит дело и с эфорией. Эта власть ведает у них важнейшими
отраслями управления; пополняется же она из среды всего гражданского
населения, так что в состав правительства попадают зачастую люди совсем
бедные, которых вследствие их необеспеченности легко можно подкупить,
и в прежнее время такие подкупы нередко случались, да и недавно они
имели место в андросском деле, когда некоторые из эфоров, соблазненные
деньгами погубили все государство, по крайней мере насколько это от
них зависело. Так как власть эфоров чрезвычайно велика и подобна власти
тираннов, то и сама цари бывали вынуждены прибегать к демагогическим
приемам, отчего также получался вред для государственного -строя: из
аристократии возникала демократия.
15. Конечно, этот правительственный орган придает устойчивость государственному
строю, потому что народ, имея доступ к высшей власти, остается спокойным;
создалось ли такое положение благодаря случайности, оно оказывается
полезным, ведь целью того государственного строя, который рассчитывает
на долговечное существование, должно служить то, чтобы все части, составляющие
государство, находили желательным сохранение существующих порядков.
Цари желают этого благодаря оказываемому им почету, люди высокого общества
(kaloi k'agathoi) - благодаря герусии (избрание на эту-должность является
как бы наградой за добродетель), народ - благодаря эфории и тому, что
она пополняется из всех.
16. Однако избрание на эту должность следовало бы производить из всех
граждан и не тем слишком уж ребяческим способом, каким это делается
в настоящее время. Сверх того, эфоры выносят решения по важнейшим судебным
делам, между тем сами они оказываются случайными людьми; поэтому было
бы правильнее, если бы они выносили свое приговоры не по собственному
усмотрению, по следуя букве закона. Самый образ жизни эфоров не соответствует
общему духу государства: они могут жить слишком вольготно, тогда как
по отношению к остальным существует скорее излишняя строгость, так что
они, не будучи в состоянии выдержать ее, тайно в обход закона предаются
чувственным наслаждениям.
17. Неладно у них обстоит дело и с властью геронтов. Если они - люди
порядочные и благодаря воспитанию обладают качествами, присущими совершенному
человеку, то всякий немедленно признает их пользу для государства, хотя
бы даже возникло сомнение, правильно ли то, что они являются пожизненными
вершителями всех важных дел, ведь как у тела, так и у разума бывает
старость. Но если геронты получают такого рода воспитание, что сам законодатель
относится к ним с недоверием, не считая их совершенными мужами, то герусия
не безопасна для государства. 18. Люди, занимающие эту должность, оказывается,
бывают доступны подкупу и часто приносят в жертву государственные дела
ради угождения. Поэтому было бы лучше, если бы они не были освобождены
от всякого контроля, а теперь это именно так. Правда, на это можно возразить,
что всех должностных лиц контролируют эфоры. Однако это обстоятельство
и дает в руки эфории слишком большое преимущество, да и самый способ
осуществления контроля, по нашему мнению, должен быть иным. Сверх того,
и способ избрания геронтов в отношении оценки их достоинства тоже ребяческий;
неправильно и то, что человек, стремящийся удостоиться избрания на эту
должность, сам хлопочет об этом, тогда как следует, чтобы достойный
занимал должность независимо от того, хочет он этого или не хочет.
19. Теперь же и в этом отношении, как равно и в остальных делах, касающихся
государственного строя, законодателем руководило, по-видимому, одно
соображение: он стремился вселить в граждан честолюбие и хочет играть
на нем же в деле избрания геронтов. Ведь никто не станет добиваться
должности, не будучи честолюбивым. Однако же и большая часта сознательных
преступлений совершается людьми именно вследствие честолюбия и корыстолюбия,
20. О царской власти - лучше ли, чтобы она имелась в государстве, или
нет - речь будет в другом месте. Однако лучше с ней будет обстоять дело,
во всяком случае, лишь когда каждый из лакедемонских царей будет ставиться
на царство по оценке его образа жизни. Ясно, впрочем, что и сам законодатель
не рассчитывал на то, чтобы можно было сделать царей людьми совершенными;
во всяком случае он не верит в то, что они в достаточной степени доблестные
мужи. Вот почему вместе с ними посылали, в качестве сопровождающих,
их личных врагов и считали спасением для государства, когда между царями
происходили распри.
21. Не могут считаться правильными и те законоположения, которые были
введены при установлении сисситий, так называемых фидитий. Средства
на устройство иве должно давать скорее государство, как это имеет место
на Крите. У лакедемонян же каждый обязан делать взносы, несмотря на
то что некоторые по причине крайней бедности не в состоянии нести такие
издержки, так что получается результат, противоположный намерению законодателя.
Последний желает, чтобы институт сисситий был демократическим, при существующих
законоположениях он оказывается менее всего демократическим. Ведь участвовать
в сисситиях людям очень бедным нелегко, между тем как участие в них,
по унаследованным представлениям, служит показателем принадлежности
к гражданству, ибо тот, кто не в состоянии делать эти взносы, не пользуется
правами гражданства.
22. Что касается закона о навархах, то его порицали уже некоторые другие,
и порицание это вполне основательно: он бывает причиной распрей; в самом
деле, наряду с царями, которые являются несменяемыми полководцами, навархия
оказалась чуть ли не второй царской властью.
Против основной мысли [спартанского] законодателя должно было бы сделать
упрек, какой высказал Платон в "Законах": вся совокупность
законов рассчитана только на одну часть добродетели, именно на воинскую
доблесть, так как она полезна для приобретения господства. Поэтому они
держались, пока вели войны, и стали гибнуть, достигнув гегемонии: они
не д умели пользоваться досугом и. не могли заняться каким-либо другим
делом; которое выше военного дела.
23. Не меньше в другая ошибка: по их мнению блага, за которые бьются
люди, достигаются скорее при помощи добродетели, чем порока, и в этом
отношении они совершенно правы; но нехорошо то, что эти блага они ставят
выше добродетели.
Плохо обстоит дело у спартиатов и с государственными финансами: когда
государству приходится вести большие войны, его казна оказывается пустой
и взносы в нее поступают туго; а так как большая часть земельной собственности
сосредоточена в руках спартиатов, то они и не контролируют друг у друга
внесетние налогов. И получился результат, противоположный той пользе,
какую имея в виду законодатель: государство он сделал бедным денежными
средствами, а частных лиц - корыстолюбивыми. О лакедемонском государственном
устройстве сказанного достаточно; мы отметили то, что может вызвать
больше всего нареканий.
Разбор
государственного устройства критян и карфагенян
VII 1. Критский
государственный строй близок к лакедемонскому. Некоторые его черты не
хуже, в большей же своей части он все же оказывается, меиее искусно
созданным. Вероятно - да это подтверждается и преданием,-лакедемонское
государственное устройство во многих своих частях явилось подражанием
критскому, а известно, что старинные учреждения бывают в большинстве
случаев менее разработаны, чем а более поздние. По преданию, Ликург,
отправившись в путешествие, после того как он отказался от опеки над
царем Хариллом, значительную часть времени провел тогда на Крите из-за
племенного родства. Дело в том, что жители Ликта были лакедемонскими
колонистами; когда они отправились основывать колонию, то восприняли
у тамошних жителей существовавшую у них совокупность законов. Недаром
и теперь еще периеки управляются по ним так, как было впервые установлено
Миносом в его законах.
2. Остров Крит как бы предназначен природой к господству над Грецией,
и географическое положение его прекрасно: он соприкасается с морем,
вокруг которого почти все греки имеют свои места поселения; о одной
стороны, он находится на небольшом расстоянии от Пелопоннеса, с другой
- от Азии, именно от Триопийской местности и Родоса. Вот почему Минос
и утвердил свою власть над морем, а из островов одни подчинил своей
власти, другие населил, пока, наконец, напав на Сицилию, он не окончил
там свою жизнь около Камика.
3. Сходство между критскими и лакедемонскими порядками заключается в
следующем: для спартиатов земли обрабатывают илоты, для критян - периеки;
у спартиатов и у критян существуют сисситии, которые в первоначальные
времена назывались у лакедемонян не фидитиямя, а, как у критян, андриями
- явное доказательство, что они были заимствованы оттуда. Далее, политический
строй: эфоры имеют ту же власть, какая на Крите принадлежит так называемым
космам; разница лишь в том, что число эфоров - пять, число космов -
десять. Геронты соответствуют тем геронтам, которых критяне называют
советом. Прежде существовала и царская власть, но критяне ее отменяли;
предводительство же на войне у них принадлежит космам.
4. В народной собрании участвуют все, но права выносить самостоятельное
решение народное собрание не имеет ни в чем, а только утверждает постановления
героитов и космов. С сисситиями у критян дело обстоят лучше, чем у лакедемонян.
В Лакедемоне каждый поголовно должен делать положенный взнос - в противном
случае закон лишает его гражданских прав, как об этом было сказано выше;
на Крите сисситии имеют более общенародный характер: от всего урожая,
от всего приплода, от всех доходов, получаемых государством, и взносов,
платимых периеками, отчисляется одна часть, идущая на дела культа и
же общегосударственные расходы, а другая часть идет на сисситии. Таким
образом, все, и женщины, и дети, и мужчины, кормятся на государственный
счет.
5. Законодатель придумал много мер к тому, чтобы критяне для своей же
пользы ели мало; также в целях отделения женщин от мужчин, чтобы не
рожали много детей, он ввел сожительство мужчин с мужчинами; дурное
ли это дело или не дурное-обсудить это представится Другой подходящий
случай.
То, что сисситии поставлены у критян лучше, чем у лакедемонян, ясно.
Напротив, с их космами дало обстоит еще хуже, чем со спартанскими эфорами.
Отрицательные стороны, присущие институту эфоров, свойственны и космам,
так как в их число попадают случайные люди. Но той пользы, какая получается
тай для государственного строя, мы здесь не находим: там эфоры избираются
из всех, и народ, имея таким oбpaзом доступ к высшей власти, желает
сохранения существующего государственного порядка; здесь же избиравют
космов не из всех, но из определенных родов, А геронтов - из тех, кто
был раньше космами.
6. О них можно сказать то же самое, что и о геронтах в Лакедемоне: их
безответственность и несменяемость - слишком высокая честь сравнительно
с их достоинством, а то, что они управляют не на основании писаных законов,
но самовластно, не безопасно. Спокойствие народа, лишенного участия
в управлении, никоимобразом не служит доказательством правильности такого
порядка. Космов - в противоположность эфорам - нет никакой возможности
подкупить, потому что они живут на острове, далеко от тех, кто мог бы
их подкупить. Средство же, которым критяне стараются исправить ошибку,
нелепо и пригодно не для строя политии, а для династического строя.
7. Именно часто против космов соединяются некоторые из их сотоварищей
или из частных лиц и изгоняют их; разрешается также и самим космам во
время отправления ими должности отказаться от нее. Было бы, конечно,
лучше, если бы все это совершалось на законном основании, а не по человеческому
усмотрению, так как эти последнее мерило небезопасно. Самое же печальное
- возможность полной отмены порядка; это часто устраивается теми могущественными
лицами, которые не желают подчиниться грозящему им суду. Отсюда ясно,
что критский строй имеет нечто от политии, но это не полития, а скорее
династия. В порядке вещей и то, что знать, присоединяя к себе народ
и друзей, создает анархию, взаимные распри и междоусобную борьбу.
8. Чем отличается такое состояние от временного прекращения государственной
жизни вообще? И разве не рушится при этом государственное общение? Когда,
государство находится в состоянии, подобном описанному, то возникает
большая опасность, если кто пожелает и будет в состоянии напасть на
него. Но, как сказано выше, строй этот спасается благодаря географическому
положению государства; отдаленность приводит к тем же последствиям,
что и меры, направленные к изгнанию иноземцев. Поэтому у критян периеки
остаются спокойными, между тем как илоты восстают часто. Критяне не
имеют владений вне своего острова, и лишь в Недавнее время до них дошла
чужеземная война, которая ясно обнаружила слабость тамошних законов.
Будем считать, что сказанного о критском государственном устройстве
достаточно.
VIII 1. И карфагеняне, как полагают, пользуются прекрасным государственным
устройством, которое во многих отношениях отличается от остальных; в
некоторых частях оно сходно главным образом с лакедемонским. Вообще
эти три государственных устройства - критское, лакедемонское и карфагенское
- до известной степени очень близки друг к другу и значительно отличаются
от остальных. Действительно, многие стороны государственной жизни устроены
у карфагенян прекрасно. Доказательством слаженности государственного
устройства служит уже то, что сам народ добровольно поддерживает существующие
порядки и что там не бывало ни заслуживающих упоминания смут, ни тираннии.
2. Сходство с лакедемонским государственным устройством в следующем:
подобно лакедемонским фидитиям, в Карфагене существуют сисситии товариществ;
эфорам соответствует должность ста четырех; (отличие - ив положительную
сторону - этих ста четырех от эфоров заключается в следующем: в то время
как эфорами бывают первые попавшиеся, сто четыре избираются исключительно
из людей благородного происхождения); цари и герусия соответствуют лакедемонским
царям и геронтам, причем опять-таки преимущество заключается в том,
что в Карфагене цари не должны ни непременно происходить из одного и
того же рода, ни из какого попало, но должны принадлежать к выдающемуся
роду... избираются из числа этих, а не по возрасту. В самом деле, геронты,
захватив главные должности, могут принести большой вред, если они окажутся
людьми ничтожными, и уже принесли вред в Лакедемонском государстве.
3. Главное, в чем можно было бы упрекнуть этот государственный строй
с точки зрения отклонения от безукоризненного строя, присуще в одинаковой
мере всем указанным выше трем государствам. То, что замыслу призвано
служить власти лучших (aristokratias) и политика, имеет элементы, склоняющиеся
отчасти в сторону демократии, отчасти - в сторону олигархии. Цари вместе
с геронтами в случае полного;
согласия между ними уполномочены вносить или не вносить дела на решение
народного собрания; если же;
согласия нет, то решающий голос принадлежит народному собранию. В тех
делах, которые вносят на его решение цари и геронты, оно не только выслушивает
постановления властей, но и имеет право обсуждать их, и каждый желающий
может говорить против внсимых предложений, чего мы не находим при других
государственных устройствах.
4. То же, что пентархии, обладающие многими важными полномочиями кооптируются
сами собой, что они избирают совет ста, что, сверх того, они остаются
у власти более продолжительное время, чем остальные должностные лица
(пентархии остаются у власти и после сложения с себя должности, и собираясь
вступить в должность),- все это черты, свойственные олигархическому
строю. Напротив, отсутствие вознаграждения должностным лицам за службу,
назначение их не по жребию и другое подобное этому следует считать чертами,
свойственными аристократическому строю; ему соответствует также и то,
что в Карфагене все судебные дела
разбираются определенными должностными лицами, а не так, как в Лакедемоне,
где различные дела подлежат ведению различных судей.
5. Всего же более отклоняется от аристократического строя в сторону
олигархии карфагенское государственное устройство в силу вот какого
убеждения, разделяемого большинством: они считают, что должностные лица
должны избираться не только по признаку благородного происхождения,
но и по признаку богатства, потому что необеспеченному человеку невозможно
управлять хорошо и иметь для этого достаточно досуга. Но если избрание
должностных лиц по признаку богатства свойственно олигархии, а по признаку
добродетели - аристократии, то мы в силу этого могли бы рассматривать
как третий тот вид государственного строя, в духе которого у карфагенян
организованы государственные порядки; ведь они избирают должностных
лиц, и притом главнейших - царей и полководцев, принимая во внимание
именно эти два условия.
6. Но в таком отклонении от аристократического строя следует усматривать
ошибку законодателя. Ведь самое важное - и на это нужно прежде всего
обращать внимание-заключается в том, чтобы лучшие люди в государстве
могли иметь досуг и ни в чем не терпели неподобающего с собой обращения,
будут ли они должностными лицами или частными. Хотя должно считаться
и с тем, что богатство способствует досугу, однако плохо, когда высшие
из должностей, именно царское достоинство и стратегия, могут покупаться
за деньги. Такого рода закон ведет к тому, что богатство ценится выше
добродетели и все государство становится корыстолюбивым.
7. Ведь то, что почитается ценным у власть имущих, неизбежно явится
таковым и в представлении остальных граждан. А где добродетель не ценится
выше всего, там не может быть прочного аристократического государственного
устройства. Вполне естественно, что покупающие власть за деньги привыкают
извлекать из нее прибыль, раз, получая должность, они поиздержатся;
невероятно, чтобы человек бедный и порядочный пожелал извлекать выгоду,
а человек похуже, поиздержавшись, не пожелал бы этого. Поэтому править
должны те, кто в состоянии править наилучшим образом (arista). Если
законодатель не приложил старания к тому, чтобы порядочным людям дать
возможность жить в достатке, то он должен был по крайней мере позаботиться
о том, чтобы должностные лица имели необходимый Досуг.
8. Отрицательной стороной можно считать и то, что одному человеку предоставлена
возможность занимать одновременно несколько должностей; между тем в
Карфагене такой порядок процветает. Однако всякое дело лучше всего исполняется
одним человеком. С этим обязательно должен считаться законодатель он
не должен допускать, чтобы один и тот же человек и на флейте играл,
и сапоги тачал. Таким образом, в государстве не слишком малых размеров
чертой, более свойственной политии, а вместе с тем и демократии, являлось
бы участие возможно большего числа граждан в управлении: тогда всякий
будет делать свое дело, как мы сказали, и более сообразуясь с общественной
пользой, и лучше, и скорее. Это ясно сказывается в военном и морском
деле, где приказание и по"слушание как бы пронизывают все.
9. Хотя, таким образом, государственное устройство Карфагена и является
олигархическим, карфагеняне, однако, удачно спасаются [от возмущений
со стороны народа тем, что дают ему возможность] разбогатеть, а именно
они постоянно высылают определенную часть народа в подвластные города.
Этим они врачуют свой государственный строй и придают ему стойкость.
Но здесь всё-дело случая, между тем как" предупреждение волнений
среди граждан вменяется в | обязанность законодателя. При нынешнем же
положении стоит случиться какой-нибудь беде, и масса подвластных перестанет
повиноваться, а в законах не найдется средства для водворения спокойствия.
Так обстоит дело с государственным устройством Лакедемона, Крита и Карфагена,
которые заслуженно пользуются хорошей славой.
IX 1. Среди тех, которые высказались так или иначе о государственном
устройстве, некоторые даже и в малой степени не принимали участия в
государственных делах, но провели всю свою жизнь частными людьми; то,
что было ими высказано более или менее замечательного в этом отношении,
почти все уже упомянуто выше. Некоторые, напротив, были законодателями;
одни из них издавали законы для своих государств, другие - для чужих,
причем они и лично принимали участие в государственной деятельности.
Из этих законодателей одни были только создателями законов, другие,
как, например, Ликург и Солон, также создателями государственного строя;
они создали и законы, и государственное устройство.
2. О лакедемонском государственном устройстве было сказано выше. Солона
же некоторые считают превосходным законодателем: он упразднил крайнюю
олигархию, положил конец рабству простого народа и установил прародительскую
демократию, удачно_ смешав элементы разных государственных устройств;
ареопаг представляет олигархический элемент, замещение должностей посредством
избрания - элемент аристократический, а народный суд - демократический.
Однако Солон, по-видимому, удержал то, что уже существовало прежде,
а именно ареопаг и выборность должностных лиц, но демократию именно
он установил тем, что ввел народный суд, где могут быть судьями все.
3. Некоторые упрекают Солона за это, указывая, что он свел на нет другие
элементы государственного строя, передав всякую власть суду, члены которого
назначаются по жребию. Когда народный суд усилился, то пред простым
народом стали заискивать, как перед тираном, и государственный строй
обратился в нынешнюю демократию. Значение ареопага уменьшил Эфиальт
вместе с Периклом; Перикл ввел плату за участие в суде, и таким способом
каждый из демагогов вел демократию все дальше-вплоть до нынешнего положения.
4. Произошло это, как представляется, не в соответствии с замыслом Солона,
а скорее по стечению обстоятельств. Ведь во время Персидских войн простой
народ, став причиной гегемонии на море, возгордился и, несмотря на противодействие
порядочных людей, взял себе дурных руководителей; между тем Солон, по-видимому,
дал простому народу лишь самую необходимую власть - избирать должностных
лиц и принимать от них отчёты (если бы он этими правами не обладал,
то находился бы на положении раба и был бы враждебно настроен); но все
должности по замыслу Солона должны были замещаться людьми знатного происхождения
и состоятельными - из пентакосиомедимнов, зевгитов и из третьего слоя
- так называемого всадничества; четвертый слой составляли феты, не имевшие
доступа ни к какой должности.
5. Законодателями были также Залевк из Локров Эпизефирских и Харонд
из Катаны для своих сограждан, а также для остальных халкидских городов
в Италии и Сицилии. Некоторые пытаются включить в число законодателей
и Ономакрита, который будто бы был первым отличившимся в деле законодательства;
указывают, что он, локр по происхождению, получил выучку на Крите, где
он жил, изучая искусство мантики; что его товарищем был Фалет; что слушателями
Фалета были Ликург и Залевк, а слушателем Залевка - Харонд. Но те, кто
устанавливает такую преемственность, слишком мало считаются с хронологией.
6. У фиванцев законодателем был Филолай Коринфянин. Филолай происходил
из рода Бакхиадов; вступив в любовную связь с Диоклом, победителем да
олимпийских состязаниях, он удалился в Фивы, когда тот, возненавидев
преступную любовь к себе своей матери Алкионы, покинул Коринф. Там же
оба и окончили свои дни. И теперь еще показывают их могилы, расположенные
таким образом, что с одной из них можно хорошо видеть другую, но коринфская
земля со стороны одной могилы видна, со стороны другой - нет.
7. По преданию, относительно погребения они распорядились сами: Диокл
- из отвращения к тому, что с ним приключилось,- хотел, чтобы с его
могильной насыпи не была видна Коринфская область, а Филолай, напротив,-
чтобы она была видна. Оба они поселились у фиванцев по указанной выше
причине. Филолай, между прочим, установил у них также законы, касающиеся
деторождения (эти законы они называют законами об усыновлении); они
были установлены им специально с целью сохранения одинакового числа
земельных наделов.
8. В законодательстве Харонда нет ничего своеобразного, за исключением
закона о судебном преследовании за лжесвидетельства (он первый установил
привлечение за них к ответственности). По точности формулировки своих
законов Харонд выделяется даже среди нынешних законодателей. У Фалея
своеобразен закон об уравнении собственности. У Платона - общность жен;
детей и имущества, женские сисситии, а также закон о попойках, а именно
то, что председательствовать на них должны люди трезвые, далее - закон
о военных упражнениях, в силу которого упражняющиеся должны уметь одинаково
владеть обеими руками, так как не следует, чтобы одна рука была полезной,
а другая - бесполезной.
9. Есть законы Драконта, но он дал их для уже существовавшего государственного
устройства. Своеобразного, заслуживающего упоминания в этих законах
нет ничего, исключая только их суровость из-за размеров наказания. И
Питтак был творцом законов, но не государственного устройства. Своеобразен
следующий закон Питтака: пьяные за совершенные ими проступки должны
подвергаться большему наказанию, нежели трезвые; так как пьяные в большинстве
случаев отличаются большей наглостью, чем трезвые, то он позаботился
об общественной пользе и не пожелал оказывать снисхождение, какое должны
были бы, пожалуй, вызывать к себе пьяные.
У фракийских халкидян был законодатель Андродамант, уроженец Регия;
ему принадлежат законы касательно убийств и о дочерях-наследницах; впрочем,
уедва ли кто-либо мог бы указать на какую-нибудь своеобразную черту
в законодательстве Андродаманта.
Вот наши рассуждения о государственных устройствах, как существующих
в действительности, так и оставшихся только в проектах.
|
